Виктор разлил водку в три стакана, ковырнул ложкой тушенку. — Давай по последней, — предложил он, а вторую пока не будем. — Хорошо, — сказал задумчиво Муха. — Ты ждешь, чего мы тебе скажем. А мы и сами не знаем, что делать. Три мокрухи мы себе на уши навесили, сдаваться нам ментам не резон. Они нас просто затопчат без суда и следствия. Значит, надо делать ноги. Только как? — Понял, — сказал Виктор. — Теперь, если они пойдут на наши требования, как вы отнесетесь к тому, что я присоединюсь к вам. Нет у меня сил дальше сидеть. Я вам тоже откровенно скажу. Голову с вами потерять очень легко. Во-первых, в любой момент может ворваться группа захвата. Разбираться они не будут — полоснут огнем и поминай, как звали раба Виктора. — Лады, давай выпьем, — сказал Муха. — Мне от тебя чуть полегчало, а то ведь башкой уже на плахе. Выпили еще по одной. Муха явно повеселел, зато Равиль сидел такой же настороженный и хмурый. — Машину надо, — сказал Муха. — Чтоб поставили перед воротами «ГАЗ‑24», мы войдем и польем по трассе. Я этот район как свои пять пальцев знаю, угребем на проселочную, а там слиняем по другому шоссе. — Еще раз спрашиваю: меня с собой берете? Я должен знать, что ментам говорить, как им преподнести, что обратно возвращаюсь. — Мы без тебя и не можем, — вдруг сказал Равиль. — Не пойдут менты сразу на все наши условия — начнут торговаться. Надо бы для острастки кого-нибудь из баб тряхануть, чтобы завыли на всю зону. «Где они?» — хотел спросить Виктор и осекся, еще не время было интересоваться заложницами. — Итак, кто едет? — спросил Виктор. — Вопрос самый серьезный. Второй вопрос: во сколько стартуем? Куда, я вас не спрашиваю — дорога покажет. Кроме того, нам нужен полный бак бензина и пару канистр на всякий случай. — А если они подсунут неисправную тачку? — спросил Равиль. — Слушай, — сказал вдруг Муха. — Давай-ка нальем по второй. У меня есть мысль. Равиль покачал головой. — Разговор идет о жизни и смерти, лучше его вести на трезвую голову. Итак, что будем делать с неисправной телегой. — Ничего не будем делать, — прорвало Муху. На кой ляд нам тачка! Муха встал, нашел в пакете вторую бутылку и сдернул металлическую фольгу. — На вертолете мы улетим, — говорил он возбужденно, разливая водку. — Поняли кенты, на вертолете. Другого выбора у нас нет. Куда мы можем на машине свалить? Да нас сверху выпасут как миленьких и свинтят. Летим мы втроем и пилот. С собой берем этого хряка, — он показал на шкаф, в котором держал психолога, — и одну девку. Остальных отпустим, как только возьмем вертолет. — Где вертолет-то? — спросил, чуть очумев, Равиль. — Это его работа, — кивнул Муха на Виктора. — Он сейчас мотанет к ментам и скажет им, что все бабы при последнем издыхании, а лепило висит в шкафу на одном гвозде. Дальше ребята с нами не пойдут. Мы их связанными оставим, будто насильно хотели забрать. Сроки у них маленькие, первые ходки, на кой ляд им под побег подставляться, да еще с мокрухой. Итак, нам нужен вертолет с летчиком в течение суток. Иначе мы начнем уничтожать заложников по одному, закончил Муха. — Стоит ли это говорить? — осторожно спросил Виктор. — Они еще пустят группу захвата. Лучше скажем так: через двадцать четыре часа всех переколем и сами зарежемся. Вертолет я буду просить на раннее утро. И еще я бы отпустил заложников. Чтобы показать, что они живы-здоровы, да и обстановку они лучше обрисуют. Муха усмехнулся: — Для этого не обязательно их отпускать, твоего слова должно хватить. — Муха выглянул в коридор и позвал: — Эй, Золотой, иди сюда. Вошел худой широкоплечий парень с золотыми зубами и опустился на стул. — Ты подготовь девицам чего-нибудь похавать, — попросил Муха. — И скажи, чтобы не переживали, я их обменяю. — Давай я с ним схожу, — вмешался Виктор. — Посмотрю улов. Тем более там моя учетчица. — Учетчица, говоришь, — усмехнулся Муха, — рыженькая такая. Золотой с утра по ней сохнет — потрясная девка. По тихой безлюдной лестнице они поднялись на пятый, последний этаж и позвонили в обитую черным дерматином дверь с бронзовой ручкой и аккуратным глазком. Пронзительный звонок ушел в глубину квартиры и там потерялся. Через несколько минут Боев повторил звонок, потом аккуратно постучал. В квартире, казалось, никого нет. Они спустились вниз, вышли из парадной и рядом с крыльцом обнаружили уютно устроившуюся молодую женщину с коляской, стоящей под кустом и с книжкой в руке. — Вы с какого этажа, — спросил ее Боев, надеясь, что в малонаселенной пятиэтажке все друг друга знают. — А вы к кому? — в свою очередь спросила женщина шепотом, видимо не желая разбудить дремавшего в коляске человечка. — Зотовой нет дома? — Из месткома мы, — добавил Куравлев, который любил наводить тень на ясный день, — навещаем больных… — Так дома она, — сказала женщина. — Полчаса как из магазина пришла. Я ей еще дверь открывала. Она живет с мужем. Вдвоем. Тот на работе. А Валя дома. — Так не открывает, — ответил Боев. — Мы уж уходить собрались. — Может, спит? Вы постучите погромче. Боев и Куравлев вернулись обратно к той же двери на пятом этаже, хотя что-то говорило Боеву, что никто не отзовется. Слишком пронзительно звучал в тишине дверной звонок, чтобы можно было его не услышать спящему самым крепким сном. Пару раз позвонив, они собрались было уходить, когда Боев обратил внимание, что глазок за время их отсутствия из темного стал желтым. Он отчетливо помнил, как пытался разглядеть через этот глазок какое-нибудь движение или тени, но это было невозможно в неосвещенной прихожей, а сейчас стекло светилось желтым слабым светом, и значит, в прихожей был зажжен электрический свет. Шепотом объяснив Куравлеву метаморфозу со светом, Боев послал его на улицу посмотреть, нет ли света в окнах, а сам продолжал звонить. После серии пронзительных, но ничего не прояснивших звонков, Боев, снова спустился вниз, к парадной, где кроме ранее бывшей женщины уже скапливались и другие соседи: какой-то старичок в синем пиджаке с орденской планкой и две старушки с котом, который все время норовил улизнуть, но не решался. Все они вполне были в курсе происходящего и смотрели на Боева с интересом, мол, добился он чего-нибудь или нет. Когда выяснилось, что толку от повторного визита Боева наверх никакого, старушки, в четыре руки удерживая кота, завопили, что Валю они совсем недавно видели поднимающейся по лестнице и никто следом за ней не шел… — …Погодите, погодите, — отмахнулся от них Боев. — Может, мы не в ту квартиру стучимся? Общими усилиями выяснили, что квартира была та, какая надо, и тогда уже все вместе, обрастая по дороге другими соседями, поднялись в третий раз на последний этаж к знакомой двери. — Да открыто же, — воскликнула самая нетерпеливая и дальнозоркая старушка, выглядывая из-под руки Боева, — вона щель какая под дверью. Боев остановился и широко развел руки в стороны, как бы загребая всю компанию себе в объятья. — Тихо, — приказал он. — Никому дальше не проходить. — И тотчас красная книжица птицей мелькнула перед толпой соседей и скрылась в кармане Боева. Толпа осела, но недалеко, и Боев, кивнув Куравлеву, чтобы не пускал и ждал, тихонько подошел к двери. Ярко-желтая полоса под дверью, образованная зажженым светом в прихожей, говорила о том, что дверь не заперта. Боев осторожно толкнул ее, она подалась. Он вошел в маленькую, не более трех метров прихожую, в которой помещалась одна вешалка, да трельяж, уставленный флакончиками и статуэтками кошечек, слоников и прочей живности. Дверь из прихожей на кухню была приоткрыта. Он вошел на кухню, всю заставленную столами и шкафчиками. Плита была зажжена. Чайник надрывался, плюя от возмущения паром и кипятком. Боев, прежде чем выключить его, заглянул внутрь, кипящей воды еще было с треть, значит, ставили не так давно. — Эй, — позвал Боев негромко, — есть кто живой? Щемящая тишина висела в квартире. Боев открыл дверь в ванную. Там было пусто. Только медленно стекали капли из неплотно прикрытого крана в раковину. Бегло осмотрев кухню однокомнатной квартиры, Боев толкнул дверь и очутился в уютно обставленной комнате с большим ковром на полу и красивом резной стенкой, возле которой располагались два мягких кресла и журнальный столик. Под громадным белым диваном, стоящим у противоположной стены, не могла бы спрятаться и кошка, не говоря уж о человеке. Не было никаких следов борьбы или внезапной суматохи. Боев даже подумал, что вторжение его вовсе неприлично, так явно просматривалась в комнате совсем недавняя жизнь. Но потом он вспомнил, что, когда они с Куравлевым звонили в первым раз, он даже подергал дверь, а Куравлев в досаде двинул по ней кулачищем. Дверь явно отворили после их спуска вниз, что не сулило хозяйке ничего хорошего. Еще сомневаясь, открыл он стенной шкаф, потом секцию стенки, где были носильные вещи — никого. Боев уже хотел выйти из квартиры, когда одна простая мысль пришла ему в голову. Он отдернул заслонившую окно портьеру, перед ним обнаружилась балконная дверь. Зотова лежала на спине, одна рука ее просовывалась сквозь прутья балкона, другая — едва не касалась ботинка Боева. Глаза были широко открыты и все круглощекое, с яркими губами, полной шеей и подбородком лицо выражало тихое удивление. Боев наклонился над ней, не дотрагиваясь, прислонил ухо к губам. Дыхания не было. Не было никаких следов насилия, ни крови, ни кровоподтеков или царапин. Только сняв косынку, прикрывавшую полную белую шею, он увидел синюю полосу, словно по шее провели кисточкой с краской. Шея погибшей была разбита безжалостным и точным ударом. — Ты, лепила, жрать хочешь? — обратился Равиль к психологу который неподвижно сидел, обратясь к ним спиной. — Хочу. — Может, он еще и выпить хочет? — спросил Золотой и прикрыл дверцу шкафа. Они с Виктором вышли в коридор, в кармане пиджака у Золотого бренчали ключи. Коридор кончался отделением для больных зэков. Это отделение, кроме всего прочего, было оборудовано решетками на окнах. И поэтому очень удобно было держать заложников именно здесь за прочными запорами. Когда Золотой стал поворачивать ключ в замке, Виктор остановил его: — Они у тебя все связаны? — Да ты с ума сошел. Зачем? — искренне удивился Золотой. — Вдруг на тебя набросятся. — Кто набросится? Бабы, что ли? Там еще зэков человек пять. Что ж, зоновские доходяги на меня бросаться будут? Они знают, что в любой зоне их найдут. Да и зачем им подлянку делать. Они как это… Ну, как зрители в театре. Все видят и ничего не теряют. Золотой открыл дверь отделения, вслед за ним вошел Виктор и обратил внимание на то, что все палаты, кроме одной, были открыты. — Братва! — крикнул Золотой. — Карантин продолжается. Кто хочет есть от пуза, пошли со мной? С места поднялись два зэка в больничных халатах. — На склад пойдешь? — спросил Золотой Виктора. — Там у них все, кроме горючего. Если бы водка была, меня пинками не выгонишь со склада. — Бабы здесь? — спросил Виктор. Золотой кивнул. — Хочешь со своей учетчицей поговорить, — ухмыльнулся он — валяй через дверь. Я без Мухи к ним не вхожу, он меня прибьет. Сейчас мы хавку принесем. Виктор подошел к двери. Увидел, почувствовал как у окна сидит она. Вся в тревоге. В ужасе. Он трижды громко постучал, за дверями была тишина. Виктор сел на пол.