Шоу лжецов Повесть Перевод Елены Барзовой и Гаянэ Мурадян Глава 1. Жемчужина с шипами Когда глаза привыкли к дневному свету и стали что-то различать сквозь клубы пыли, я обнаружил, что не один. Причиной этой странности была женщина, что я определил с немалым трудом — во-первых, потому что сквозь клубы пыли плохо ее видел и, во-вторых, потому что одета она была в стиле унисекс, а лицо прикрывала бумажным платочком. Платочек она придерживала рукой: кисть тонкая, ногти красные, на безымянном пальце что-то поблескивает — наверное, камушек в перстеньке. Сегодня, оглядываясь назад, я думаю, что, если бы она явилась на длинных загорелых ногах, в туфлях на шпильках и миниюбке, интуиция мгновенно и, как всегда, безошибочно подсказала бы мне, что столь удачное начало предвещает неприятности. Проблемы являются на длинных ногах. Это мне, к сожалению, известно не из собственного опыта, а по книгам и фильмам — могу навскидку привести минимум четыре названия. Тем временем мы выжидали, пока уляжется пыль, поднявшаяся из-за того, что она слишком резко отдернула шторы. Одна, наполовину сорванная, тоскливо повисла, частично закрывая окно и маячащий вдали силуэт Дворца науки и культуры — пресловутой сталинской высотки. Предложить незваной гостье мне было нечего, и посему я ждал ее реакции. Я мог бы попробовать себя в роли гостеприимного хозяина, но тот факт, что я ее не приглашал, несколько усложнял наши взаимоотношения. Откуда она взялась? Чего ищет? Зачем отдернула шторы и почему глядит на меня, прищурившись, в щель между бумажным платочком и челкой, — эти вопросы роились у меня в голове среди прочих типа: «зачем мы существуем?», «куда оно все катится?» и «что случилось с моим последним пивом?». — Невероятно, — изрекла наконец девица, открывая лицо, чьи приятные черты искажала брезгливая мина. — Твой дядюшка не соврал. Я-то думала, он преувеличивает, а оказывается, смотрит на тебя сквозь розовые очки. Думала, он осыпает тебя бранью, но теперь вижу, что это были ласковые слова. — Я на него не в обиде. А как ты здесь оказалась? — Твой дядя дал мне ключи. — Ловко, — поразился я и неопределенно повел рукой в сторону пустых бутылок: — Выпить хочешь? Проигнорировав мое предложение, девица сообщила: — Есть задание. Встречаемся через двадцать минут в парке на первой свободной лавочке. Если не придешь, ты исключен из команды. Ждать не буду ни секунды. И еще: ты должен выглядеть по-другому. — Повернулась и ушла. Она явно не шутила, и я понял: лучше сделать все, как она говорит, хотя я представления не имею, кто она такая и о чем вообще речь: я ведь давно уже исключен отовсюду, откуда можно исключать, кроме, разве что, избирательных списков (если только в этой сфере еще не усовершенствовали законодательство). Я мгновенно вскочил со стула, в два прыжка влетел в ванную и схватил карманное зеркальце, лежавшее на умывальнике на случай, если мне захочется побриться и аккурат будет чем. Чем побриться аккурат не было, поэтому я просто подрезал ножничками бороду и погрыз кусочки засохшей пасты, чтобы освежить дыхание, а в ванну тем временем лилась благоухающая хлоркой вода. Время подгоняло. Я быстренько окунулся в ванну, как в крестильную купель, и, стягивая на ходу мокрые подштанники, рванул к шкафу. Девица явно имела в виду маскировку. Меня это не удивило: ремесло частного детектива (которое я практикую не слишком прилежно) подобно ремеслу актера с той лишь разницей, что синяки чаще всего настоящие. Возможно, следовало бы упомянуть про открытые переломы, кровь из носа и сотрясения мозга, но, честно говоря, ничего такого со мной не случалось с тех самых пор, как я перестал играть с ребятами во дворе. Сменив футболку с добрым разбойником Румцайсом на футболку с его сыночком Циписеком[12], я обернул чресла килтом, который мне подарила когда-то на День мундира тетушка Дзержищав. На самом деле, это была ее старая юбка в шотландскую клетку… но сейчас не время вспоминать старые обиды. Сунув ноги в потрепанные сандалии, я выбежал из дому, не забыв запереть квартиру (моих соседей или их гостей вряд ли остановят угрызения совести и нравственные нормы — вынесут все, что пролезет в дверь). Кстати, должен сказать сразу, что, помимо скромной утвари, безнадежно отставшей не только от самых современных трендов, но и от каких-либо трендов вообще, у меня имеются два предмета, всецело подчинившие себе мой разум и все органы чувств: это компьютер и модем, чья бесперебойная работа при полном игнорировании телефонных счетов — тайна, неизвестная никому. Когда я выскочил на улицу, движение, свет и звуки, не говоря уже о смраде выхлопных газов, полностью парализовали мои органы чувств, привыкшие к минимуму внешних раздражителей. Впрочем, я скоро заметил мокрые голые стволы, вспомнил, что живу напротив парка, и бросился через дорогу, нарушив все правила движения и создав пробку от Жолибожа до Урсынова, после чего со всех ног рванул на поиски лавочки с девицей, навестившей меня семнадцать с половиной минут назад. Когда я обнаружил мою гостью, укрытую темно-синим зонтом, на скамейке, притаившейся в зарослях облетевшего кустарника, она уже собиралась уходить. Мой вид не вызвал у нее энтузиазма, скорее наоборот. Сначала на лице ее отразилось потрясение, а затем нечто, что я назвал бы омерзением, если б относился к себе чуть менее благосклонно. — Твой дядя забыл добавить, что ты идиот, — прошипела она. — Какого дьявола ты напялил юбку? — Я думал, речь идет о маскировке, — ответил я, и это была чистая правда: я вообще никогда не лгу без необходимости. — У тебя не иначе как с головкой плохо. По-твоему, за нами кто-то следит? Если не способен отличить реальность от бредовых фантазий, лучше так сразу и скажи. И откуда она так хорошо меня знает? Я понял, что, если хочу исправить свой имидж, надо срочно начинать лгать. — Спокойно, женщина, без нервов! Нет у меня никаких бредовых фантазий. Мы просто друг друга не поняли. Если хочешь, я могу снять этот килт, но предупреждаю: согласно шотландским традициям, у меня под ним ничего нет. Девица намека не уловила. — Послушай, болван! — прошипела она с плохо скрываемой злостью. — Я сюда не по своей воле пришла, кончай испытывать мое терпение. — Послушай, девчонка! — ответил я, стараясь попасть ей в тон (как известно, в переговорах мимикрия — половина успеха). — Это ты испытываешь мое терпение. Я не знаю, зачем ты ко мне заявилась, и вообще не понимаю, что тебе нужно. Объясни все спокойно и обстоятельно, и, может, я сумею тебе помочь. Сообщи для начала, как тебя зовут, а потом перейдем к сути. Наверное, я что-то не то сказал, поскольку девица ничуть не успокоилась и не сменила гнев на милость. — Мы с тобой уже как минимум полгода знакомы, — процедила она. — Как это? — ошеломленно вопросил я. — Разве между нами?.. Смотри-ка ты, не помню… — Я Розалия Айк, секретарша твоего дяди. Мы с тобой виделись раза два или три. И каждый раз ты спрашивал, как меня зовут, и пытался меня снять. — Правда, что ли? На лица у меня память плохая, но ножки дядиной секретарши я узнаю сразу, как только увижу. — Доказывать не собираюсь — придется поверить на слово. А теперь кончай валять дурака и слушай меня внимательно. Есть задание. — Уф! — облегченно вздохнул я. — Наконец дошли до сути. И что за задание? Розалия, чуть помешкав, уклончиво ответила: — Вроде бы надо выкрасть какую-то рукопись. Мы должны этим заняться вместе. — Как вместе? Ты же всего-навсего секретарша. — Вот именно, «всего-навсего секретарша», — с горечью сказала она. — Самое время доказать, что я способна на большее. Хочу быть детективом, как ты… да нет, что я говорю — лучше тебя! Уж это-то точно большого труда не составит. — И она одарила меня уничижительным взглядом. — Но твой чертов дядюшка — отсталый и упертый старый хрен. Его не убедишь, что женщина способна не только отвечать на звонки и подавать чай. Три дня его обрабатывала, чтобы разрешил мне подключиться к делу, и то при условии, что всю работу выполняешь ты, а я только представляю фирму в переговорах с заказчиком. Надеюсь, ты с блеском провалишь это паршивое задание. А я все исправлю, и тогда твой дядя увидит, кто тут на что способен. — Дорогая Розалита, — миролюбиво проговорил я, — поверь, твои справедливые требования мне понятны. Дядя Дзержищав не способен распознать у себя под носом драгоценную жемчужину, зато с маниакальным упорством продвигает посредственностей вроде меня, если это члены семьи. Ты, Розалена, неотшлифованная жемчужина, а я могу тебя отшлифовать и продемонстрировать дядюшке твою ценность, хотя и не ручаюсь, что из этого что-то выйдет. Мои помыслы чисты. Я хочу помочь тебе. Давай заключим дружеское соглашение, шовинистически именуемое gentleman’s agreement[13]. Полагаю, нам надо работать в команде, хотя для такой примитивной задачки вполне хватило бы одного человека. Я с такими делами сто раз справлялся. Дядя знает, в чем я хорош, а может, ему просто нравится, когда я вместо него получаю по морде. — Тут я задумался. — А знаешь, по зрелом размышлении, я готов передать всю работу тебе. Взамен беру половину денег и обещаю ни во что не вмешиваться. Это, пожалуй, честная плата за боевое крещение? Розалия безуспешно попыталась проглотить ругательство. — Ты со мной не согласна? — поинтересовался я. — На девяносто процентов не согласна, — ответила она. — К примеру, твоя новаторская теория шлифовки жемчужин мне не нравится. Одно верно: формально мы должны работать в команде. Детали обсудим позже. А пока возвращайся в свою берлогу и сними этот идиотский наряд. Если будет, что тебе сообщить, забегу вечером и выстучу в дверь «оле-оле-оле-оле». Не трудись прибираться, я все равно порога не переступлю, пока не проведешь дезинфекцию. У меня всё. Пока. — Розалия поднялась со скамейки и собралась уходить, но в самый последний момент я схватил ее за руку. — Погоди, погоди, не так быстро. Что-то мне тут не нравится. По сути, ты не сказала ничего, кроме того, что профессионально не реализуешься. В чем состоит задание? От кого мы его получили? Что за рукопись? Кому понадобилось ее похищать? И главное — сколько мы за это получим? Моя любознательность Розалию не порадовала. Она высвободила руку и ответила холодно официальным тоном: — Я мало что могу прояснить. Кто заказчик, мне неизвестно: он к нам с визиткой не приходил. Он вообще не приходил, я с ним по телефону говорила. Сказал, что его интересует машинопись романа какой-то писательницы. За ее похищение мы получим… — тут Розалия склонилась к моему уху и прошептала цену — до смешного низкую, однако полностью меня устраивавшую, хоть я и сделал вид, будто это не так. — Больше я ничего не знаю. — А почему вечером будешь знать что-то еще? — спросил я, не теряя бдительности. — Я разве такое говорила? — удивилась Розалия. — А, ну да, забыла сказать: сегодня я встречаюсь с заказчиком. Собственно, тебя это не касается. Для пользы дела ты не должен участвовать в переговорах. — Ошибаешься, Розалечка, и еще как ошибаешься, — уверенно заявил я. — Во-первых, я бы хотел собственными ушами услышать, что этот тип имеет нам сказать, а во-вторых, намерен задать ему несколько метких и умных вопросов — в этом я как раз очень силен. Когда мы встречаемся с заказчиком? Если честно, мне это было по барабану, просто захотелось выпендриться. Я редко имею дело с такими девицами. Я вообще почти ни с кем никаких дел не имею. Розалия помедлила, но в конце концов нехотя сообщила: — В семнадцать ноль-ноль, раз уже тебе непременно это нужно. Можем встретиться на пару минут раньше на углу Тарговой и Зомбковской[14]. Но если решу, что ты выглядишь непрофессионально, никуда со мной не пойдешь, ясно? А теперь — до свидания. — До вечера, — миролюбиво сказал я, вспомнив ее ножки, запечатлевшиеся на негативах моей памяти. Что касается нашей странноватой беседы, из нее я понял одно: Розалия придает слишком большое значение категориям «порядок» и «хаос», а это свойственно человеку, который взбирается в гору опасными тропами социального роста, предпочитая не оглядываться. Глава 2. Племянник старого коммуняки На углу Тарговой и Зомбковской я появился ровно без пяти пять. На мне был облегающий полиэстровый костюм (подарок тетки Дзержищав на ее несостоявшиеся похороны) и зеленый галстук, купленный в магазине «Самый Шик. Одежда из Западной Европы на вес» всего за пятьдесят грошей. Наряд дополняли уже упомянутые мной сандалии. Может показаться странным, что, потратив столько сил и изобретательности ради своего внешнего вида, я стал похож то ли на среднего госслужащего, то ли на подопечного соцзащиты, но мне хотелось выглядеть скромно, не огорчая Розалию своим мачизмом. Мое мнение о ней уже несколько изменилось: хоть я и не разделял ее энтузиазма и жажды деятельности, но мог ее понять. Дядины бесплодные попытки удержать на плаву в бурных водах мелкого бизнеса агентство «А. А. Ковальский и детективы» привели бы в отчаяние и не столь энергичную особу. Пытливый читатель (а в таких никогда нет недостатка) тотчас же поинтересуется, кто такой А. А. Ковальский и почему он нас опекает. Некогда я свято верил, что этот человек существует в действительности, что он мозг нашей фирмы и его провиденциальное вмешательство не требует физического присутствия. Но постепенно самоуправство дяди и множество его полукриминальных-полупровальных начинаний, которые навлекли на нас неприятности, материализовавшиеся в неоднократном нанесении побоев и трех попытках поджога, сформировали у меня убеждение, что А. А. Ковальский не реальный человек, а всего лишь ширма, которая позволяет дяде скрывать свое истинное имя от людей, уже успевших с ним познакомиться, и заодно дает нам преимущество по части алфавитного порядка в перечне детективных агентств, поскольку ни на какое иное рассчитывать не приходилось. Но вернемся на Зомбковскую. Эстетические требования Розалии оказались завышенными. Подойдя ко мне, она заявила резко и безжалостно: — Побрился. Больше ничего позитивного о тебе сказать нельзя. Сама Розалия облачилась в профессиональную секретарскую форму, демонстрирующую длинные ноги на высоких каблуках. Только сейчас я и впрямь убедился, что она — та, за кого себя выдавала. Мы вошли в провонявшую мочой подворотню, откуда Розалия провела меня в еще более вонючий подъезд. Мы вскарабкались на четвертый этаж — Розалия впереди, я за ней, не спуская глаз с ее неправдоподобно стройных голеней. Путешествие было приятным, но коротким. Завершилось оно у двери с табличкой «Хенрик Щупачидло». Розалия нажала кнопку звонка, и минуту спустя мы уже были в квартире. Прихожая оказалась темной, низкой и довольно затхлой, отчего я сразу почувствовал себя как дома. Я тактично снял сандалии и босиком последовал за Розалией и человеком, который нас впустил. Это был мужчина лет шестидесяти, худощавый, среднего роста, без особых примет, если не считать высокомерной гримасы, застывшей на гладко выбритом лице. В общем и целом выглядел он прилично и не смердел, не в пример дому, в котором обитал. Мы вошли в большую комнату, уставленную старой мебелью, а также бюстами и творениями отцов и дедов марксизма, и здесь состоялось знакомство. — Робаль Сякий, — представился я. — А вы, наверное, Хенрик Щупачидло? — Я хотел блеснуть проницательностью, но… не вышло. — Хенрик Щупачидло скончался. Я Лонгин Пальмистер, — ответил мужчина. — Нам следует заняться останками пана Щупачидло? — спросил я. — Это существенно повысит стоимость услуги, хотя и не составит для нас особого труда. Мы выполняем самые оригинальные требования клиентов в соответствии с девизом фирмы: «Тысяча услуг, никаких вопросов». — Хенрик Щупачидло с восьмидесятых годов прошлого века пребывает в уютной квартирке на Брудновском кладбище, и я никого не принуждаю заниматься его останками. Этот неизлечимо идейный старый коммуняка был кретином, каких мало. Мне он приходился родней — двоюродным дедом со стороны отца, так что я унаследовал эти несчастные сто метров почти законно. Знали бы вы, сколько меня осаждает желающих их приобрести! Чем больше человек зарабатывает, тем сильнее жаждет поселиться рядом с алкашами и ворьем. Однако мы встретились не для того, чтобы рассуждать о стиле жизни. — Разумеется, — сказала Розалия, улыбаясь Пальмистеру и вонзая мне в ногу каблук. Я и не предполагал, что моя коллега столь неуклюжа. Видимо, нервозность частично лишила ее врожденного обаяния. Я подавил вопль и без чувств рухнул на диван, а очнувшись, обнаружил, что меня не посчитали при подаче напитков. Однако ничего не сказал и стал внимательно слушать то, что говорил Пальмистер.