– Ей можно. Она наша. – Меглину она верит. – Я его видела… – Кого? – Папу… Есеня мягко подталкивает Лялю. – Расскажи. Не бойся. – Ты за меня впишешься, да? Защитишь? Если что. Жить здесь останешься?.. Да пофиг, я не боюсь, чего мне терять-то… – Где ты его видела? – У Пасюков. Рядом с домом. – Когда? – Сегодня. А раньше – на дороге, он мимо проезжал. В день, когда их постреляли всех… – И вчера. Он, когда мимо проезжал, скорость сбрасывал. На меня смотрел. – Ты уверена? Ляля смотрит на нее, смеется. – А то я отца не узнаю! – Он же умер… – Знаешь, я так и подумала. Когда его увидела. Он живым не выглядит. Совсем. Хотя мы тоже. Не живые. – Почему полиции не рассказала? Ляля смеется. – Что я, дура, ментам рассказывать? – А почему с нами разоткровенничалась? – Нравишься ты мне. Глаза чистые… За деньги, конечно! Ты мне еще дашь. Я видела, у тебя много. Есеня отдает ей часть денег, Меглин не глядя забирает кошелек и вываливает все. Есеня видит на ее руках точки от уколов и полосы заживших шрамов, след неудавшегося самоубийства. – А что ты делала? У Пасюков? Рядом с домом? Вопрос выводит Лялю из себя. Она срывается: – Не твое дело!.. Мимо шла!.. Чего тебе еще надо?.. Меглин обнимает ее, гася истерику. – Все, милая… Все. Все. Жестом показывает Есене на бутылку – налей. Подает Ляле. Достает из кармана свои таблетки. Она смотрит вопросительно. – Боли не будет. Она выпивает таблетки. Запивает вином и затихает в его объятиях. Меглин укладывает ее на кровать. Снимает туфли. Укрывает. Он садится на кровать. Есеня стоит рядом, сложив руки на груди. – Ты ее руки видел? – Хорошие руки. Красивые. – Она наркоманка. И сумасшедшая. Можем мы ей верить? Мало ли, что ей там почудилось. – Кому верить, как не им? Тем, кто на дне. Наркоманам. Нищим. Им терять нечего. Врать незачем. – Так мы что теперь, охотники за привидениями? – Ну. Если человек мертв, согласно документам. И не мертв, согласно всему остальному. Значит. С документами беда. Он дергается, хватается рукой за голову. Вторую торопливо и требовательно протягивает Есене. Она ищет таблетки в сумке и дает ему выпить. Он торопливо глотает таблетки, пока она несет воду из ванной, запивает и, скрутившись эмбрионом, падает в одежде на кровать. Тело бьет судорога, стонет от боли. Есеня ложится рядом. Меглин погружается в лихорадочный сон. Приблизившись друг к другу во сне, она кладет руку ему на грудь. Меглину снится, как Есеня склонилась над ним с ножом в руке. Тело Меглина выгибается – как от удара током. – Что? – Есеня обеспокоенно просыпается. Меглину не сразу удается стряхнуть с себя кошмар. – Ничего… Все хорошо… Но в глазах появился новый огонь. Этим утром плешивое поле, в котором угадываются остовы домов, растянулось на долгие километры. Над горизонтом еле видно поднимается желтое солнце. В поле стоят двое – Женя и Стеклов. Стеклов хмуро смотрит по сторонам. На зятя. Под мышкой у Жени – тоненькая папка. – Что-то смысла в этой «экскурсии» не улавливаю. – Помните наш уговор? Защитить наших девочек? – Допустим? – Знаете, где мы сейчас? Стеклов смотрит на Женю. Тот протягивает ему папку. – Личное дело Меглина. Тут не густо. Но все – интересное. Не явно. А между строк. – Это как? – Например, прописан он здесь. В этом самом месте. В деревне, которой уже не было, когда он появился на свет. Стеклов листает папку. Оглядывается по сторонам. Оценивает. – Вы знали, что после смерти родителей его не в милиции оставили, а в психушку увезли? На месяц? Почему? Что за тайны? Он поднимает на Женю напряженный взгляд. Женя забирает у него папку. – Это фейк. Дело составили – на отвали. Чтоб было. Но где-то ведь и настоящее есть. Мне выше не прыгнуть. Не мой уровень. А вот вам, может быть, удастся что-то выяснить. – Почему думаешь, что это важно? – Может, и не важно. А может, и важно. Кто знает? Моя жена с ним работает. Ваша дочь. Мы имеем право знать. Стеклов, помедлив, кивает. Самарин кладет перед Есеней пачку салфеток. – Кровь. Есеня смотрит на салфетки перед собой. Капелька крови катится по виску. Есеня поднимает взгляд на Самарина.