– Что там у тебя?! Володя! Есеня стоит под обрезанной веревкой, смотрит на потолок, потом на стол. В квартире, кроме нее, пара экспертов – один ходит по периметру комнаты, другой осматривает стул, на котором стоял Володя, в поисках отпечатков. Полицейский выводит из комнаты мать Володи, которая старается на Есеню не смотреть – но потом, не выдержав, вдруг быстро делает к ней шаг и плюет в лицо. Плевок не долетает. Полицейский быстро перехватывает пожилую женщину. – Ну все, пошли… Там поговорят с вами… Есеня отвечает на телефонный звонок, ей звонит Худой. – Ко мне. – Я приехала сюда только… – Быстро. Посмертная записка Володи на столе Худого, он сам перед Есеней. – …Это подтверждает, что «Ты меня не поймаешь» – из наших… Палец Худого утыкается в посмертную записку. – Это подтверждает, что ты человека до самоубийства довела! Приехала, допрашивала… – Он признался… – В чем?! Тут написано – ничего не видел! Угрозы от сотрудника!.. И вообще – на основании чего эти выводы?! На основании твоих домыслов?! – Не только моих. – А, ну понятно. Чтоб таблетки давала ему по часам! И пусть работает медленнее, я за ним разгребать не успеваю! Все поняла?! Есеня встает. Но упрямо молчит. – Ты ведь никому не сообщала, что поедешь его допрашивать? – Только Жене звонила… Она осекается, поняв, как звучит. – То есть… Я не это имела в виду, я не в том смысле… – Я понял, свободна. Женя спит, повернувшись к Есене спиной. Есеня смотрит на него. На спине Жени – татуировка. Она вспоминает, как Володя сказал: – …он на гвоздь напоролся… Есеня пытается рассмотреть кожу под татуировкой на спине Жени. Касается. Женя просыпается. – А?.. Чего не спишь? – Утро уже. Женя садится на кровати. Пытается прийти в себя после сна. – О чем задумалась? Жена? – Он мог следить за нами. Женя с воплем «а-а-а-а-а!» падает лицом в подушку. Есеня настойчиво продолжает: – Он видел, как я туда приехала. – Конечно. Я именно так и делал. Смотрит на Есеню зловеще: – Не страшно с маньяком ребенка оставлять? – Не до шуток, Жень. Женя встает и идет чистить зубы. – Да мне, знаешь, тоже невесело. Наблюдать, как ты с ума сходишь. Она смотрит ему вслед. Татуировка на спине. В это время Стеклов выходит из машины, направляется к ожидавшему его Худому. – По телефону нельзя было? Стеклов хмуро смотрит на него. – Нельзя. Говорят, ты дела старые поднял. Под Меглина копаешь? – Я хочу знать, что было с этим человеком до того, как он пришел на службу. Я хочу знать, кто он. – Нет, не хочешь. И никто не хочет, понял? Будешь раскачивать лодку, к соседям его ездить, в детектива играть – в соседней палате окажешься. Найдем от чего. – Все? – Я же для тебя стараюсь. – Спасибо. Не надо. Худой смотрит на Стеклова – не столько со злостью, сколько с грустью и досадой. – Дурак ты, Андрей. Он уходит. Стеклов садится в машину и уезжает. Он приезжает в ангар к Меглину. Тот лежит на диване прямо в одежде, кутается в плащ, глаза закрыты. – Родион. Поговори со мной. Ты хоть что-нибудь помнишь? Меглин мычит, отмахивается рукой. Стеклов откидывается в кресле, морщась от досады. – Он меня сейчас понимает? – Он не спит. – Софья Зиновьевна заботливо укрывает пледом Меглина. – Но он… Когда примет, он… Стеклов крутит пальцем у головы. – …В подвале у нас… Жил. Да. Помню. Стеклов подается вперед. – Кто, Родион? – Другой. Отец не выпускал. Не любил… – И что с ним потом стало? С другим? Меглин, прикрывая глаза, расплывается в улыбке. – Сбежал. А его ищут. И за мной следят. С детства. Вначале думал, перестали, потом вижу – вентилятор, стучит. Раз-два, раз-два. Это передатчик. Значит, снова. Он с трудом прикладывает палец к губам. – У нас игра. Он знает, как прятаться… – Кто – он?! – Друган мой… – Из подвала? Ничего не говоря, глядя в потолок, Меглин прикладывает палец к губам, шипит – тихо. Стеклов поворачивается, вдруг обнаружив, что Софья Зиновьевна абсолютно бесшумно стоит за его правым плечом. – Знаете, он ведь уже не человек. Разбился. На осколки.