Софья Зиновьевна мягко перехватывает его руки, обнимает, прижав к себе. – Я знаю, Родь. Знаю… Пойдем, а?.. Пожалуйста… Несколько раз кивнув ей, он позволяет себя, увести. Она ведет его, как маленького. Есеня сидит дома за компьютером и просматривает записи из дома отца. Раз за разом. По кругу. – Кому он говорит? Кого поймает, себя что ли? – Не знаю. Нас. Всех. Угрожает. Есень, мы так и будем жить теперь? – Ты посмотрел, кому он звонил в тот день? – В тот день?.. – Звонки его – ты проверил? Кому отец звонил? – С утра тебе. – Я помню. – Потом на работу, секретарю. И вечером один звонок. Мне. Есеня резко поворачивается к нему. – Это после того, как ты его домой отвез? – Да. Он позвонил мне. Потому что к нему пришел Меглин. – Почему – тебе?! – Потому что мы с ним разбирались. Что вообще за проект такой – Меглин. С чего все началось. – Зачем?! – Переживали за тебя! Хотели понять, каких от него ждать сюрпризов… – А от тебя мне каких ждать еще сюрпризов? Что ты мне еще не говоришь? – Есень, я понимаю, тебе сейчас тяжело, но ты подумай… что я мог тебе сказать? Что бы я ни сказал о Меглине, ты сразу в штыки – защищала его, не хотела слушать… – Теперь я во всем виновата? Две слезы прочерчивают дорожки на щеках Есени, хотя лицо остается спокойным. – Можешь быть спокоен, я Меглина больше покрывать не буду. Я найду его и … Женя бросается к Есене, берет ее за руки. – Не, не, не, Есень, стоп, стоп, стоп… Хватит. Это он тебя такой делает. Ты не такая. Ты нормальная. Мы найдем его и посадим. Мы все сделаем правильно. Есеня садится на диван. Прижимает ноги к груди. – Весь последний год. Весь долбаный год. Он хотел, чтоб я его простила. Я говорила – я не злюсь, пап. А сама злилась. Просто… я хотела, чтоб он понял… а теперь поздно! Она плачет. Женя обнимает ее. – Он тебя любил. А ты его. Это главное. Заплаканный парень лет одиннадцати, рот заклеен скотчем, руки связаны веревкой, смотрит в камеру, трясясь от ужаса. Его снимают на камеру мобильного телефона, изображение трясется. – Ну, может, скажешь что-нибудь? Типа, прощай, жестокий мир. Не?.. Точно?.. Ну, как хочешь. В кадре появляется рука снимающего и толкает мальчика в грудь. Дернув ногами, он падает, а камера выглядывает за ним с мостика эстакады, и снимает – лежащее внизу тело, разбившееся об асфальт с высоты семидесяти метров. – Не твой день, братюнь. Снимающий переводит камеру на себя. Лицо до глаз закрывает бандана, капюшон худи спущен на глаза в темных очках. Снимающий жестикулирует в стиле блогеров. – Кем он был? Никем. Как его звали? Какая разница? Мы делаем это не для себя. Мы делаем это – для вас. Встал с утра пораньше – убери планету. Шер, репост, лайк – если хотите еще. Худой заканчивает показывать эту жуткую запись. Она остается висеть на мониторе. Худой уменьшает окно видео. И рядом разворачивает второе, тоже на стоп-кадре – запись с убитой женщиной. – Оба во Владимире. Первое пять дней назад. Второе сегодня. Ночью. Множественные удары ножницами в глазницу… Ролики выложили в сеть. – Кто? – Кто-то. Оригинал отследили до даркнета, сейчас спецы пытаются там работать, но скорее всего – нереально. Гасят по всей сети, но, сама понимаешь, это как пожар лесной. В Поволжье в августе. Просмотров уже под миллион. Людям нравится. Худой поворачивается к Есене. Двигает тонкую папку к ней. – Я веду дело отца. – Нет. – Почему? – Сама знаешь. Не положено. Этический конфликт. – А не поздно про этику думать? После Меглина? – Стеклова! Бери новое дело, или заявление на стол! Есеня молчит. – План оперативно-разыскных действий? – Поднять статистику по схожим убийствам по региону. За последние годы. – Уже. Ничего похожего. – Найти связь между жертвами. – Нету связи. Что еще скажешь? Мне тебя уговаривать? Есеня прогоняет запись. Всматривается. Останавливает. Указывает на монитор. – Действовал быстро, продуманно, без остановок, при этом записывал. Значит, у него был план. Продолжит. – Выезжай. Есеня выходит с вещами из дома, катит чемодан к машине. Женя идет за Есеней с Верой на руках и говорит дочке: – В интернете читал – девяносто процентов курильщиков начали курить, потому что родители курят. И с бухлом та же картина. Есеня смотрит на него. На девочку.