– И что? – А ничего. В том-то и дело. Посмотрел на него «старичок» и ушел. А вернулся Федоров с заброски – подлечился, подкормился, в себя пришел. Да не совсем… – Как это? – С виду ничего не изменилось, но стал вдруг он жадным, прямо человек-хомяк, все под себя гребет. Страшно и жалко смотреть. А потом и внешне начал меняться. Был квадратный шкаф – стал худая щепка, в чем душа только держится. Почти ничего не жрет – экономит. Водки не пьет – экономит. Курить и то бросил – экономит. Мне, говорит, по долгам отдавать надо. Кому отдавать, зачем? Какие долги? У него сроду долгов не было. Федоров молчит, только трясется и глаза блестят хитро и подозрительно, словно я у него украсть что хочу, а он это видит. И главное, знаете, рисовать он начал. – Рисовать? – Кузьмич. – Рисовать, да. Еду покупать – денег жаль, украдет лучше, а краски покупал. И малевал целыми днями портреты на стенах метро. Мы сначала ничего понять не могли. Кого он рисует? А потом доперли. Все жуткий старичок у него получался – тот самый демон с Апрашки. И где Федоров нарисует старичка, туда деньги прут. И добро возами. В тупичке нарисовал портрет, жители тупичка ругались сначала – а им вдруг патронов и тушняка привалило. Словно весть счастливая. И зажили! Пока через пару дней не померли все, в дыму задохнулись. Пьяный тряпки пожег, а с ними и всех соседей. И такая череда дурных совпадений пошла – словно круги по воде. Тогда и доперли. Все портреты эти. Демон главный. И тогда мы начали портреты стирать, а Федорова искать. Нашли – помнишь тот тупичок его? Он там лежит. Скелет, заваленный патронами. Скупой рыцарь апрашкинского ордена. Умер от истощения, когда мог полстанции скупить. Так то. Теперь, говорят, апрашкинцы уже и до Сенной доходят. Совсем распоясались демоны. – Нет, робяты, вы как хотите, – подвел итог Убер, – а на Апрашку мне ходу нет. И вам не советую. Кстати, Кузьмич… Угрюмый диггер повернулся. На правой щеке у него был след ожога. – Чего тебе Убер продолжил: – Кузьмич, а ты случайно не к Марсову полю идешь? – Мм? Не твое дело, лысый черт. – Да знаю, что туда. Ты только к турнику там не подходи. Кузьмич опешил. Вокруг засмеялись. – Чего?! 3. «Мертвый Скинхед» – К турнику, говорю, не подходи, – предупредил Убер. – Приплющит так, мало не покажется. Кузьмич повертел головой. Не то чтобы его тянуло сделать пару подтягиваний в «химзе», противогазе и с огромным баулом за плечами, но… сам факт. – Ээ… почему? – спросил нехотя. – Аномальная зона, – туманно пояснил скинхед. – Про Мертвого Скинхеда слышал? – Про кого? Что ты мелешь?! – Скинхед Виталик. Мертвый. Ходит с ножом в сердце, вот отсюда торчит рукоять, – Убер показал. – Какой-то дешевый кухонный нож… Виталик всегда появляется с белой болонкой – грязной, мертвой, на поводке. Он ее волочит за собой и иногда кличет: «ко мне, ко мне, хищная тварь». Увидев живого человека, Виталик подбегает и выбрасывает руку с криком «Зиг Хайль». Если ты молчишь, Виталик бегает вокруг тебя со зверским лицом, кричит что-то и норовит пнуть под зад. Но это, в общем, неопасно, только сильно раздражает. Побегает, побегает – и убежит куда-нибудь. Смотришь, он уже пропал, только след в пыли от мертвой болонки, которую волоком тащили… И все, прощай Виталик. Если же на «Зиг Хайль» ты ответил тем же, то – ты пропал. Виталик берет тебя «покачаться на турнике». И все, можешь читать отходную, поганый нацист. Кузьмич опешил. – Почему сразу нацист-то? – обиделся он. – А кто еще на «зигу» автоматически ответит «зигой»? – резонно заметил Убер. – Ээ… хмм. Верно. – В общем, зиганешь разок – и все. Кранты. Будешь висеть на турнике, пока не сдохнешь… Мы пару раз находили высохшие трупы на турниках. Умерли, а за перекладину продолжали держаться. Настоящие арийцы, ага! – Тьфу на тебя, – сказал Кузьмич в сердцах. Отвернулся от скинхеда и начал есть. 4. «Неразменный патрон» После завтрака отец повел ее знакомиться с диггерами. Многих он знал, многие знали его. Убер оказался командиром «красных скинов» и старым знакомым отца. – Это кто? – спросил Убер, глядя на Наташку. Голубые глаза его улыбались. – Что за пацан? – Сам ты пацан, – огрызнулась девочка. Ей самой не нравилась короткая стрижка, но что поделаешь. Скинхед засмеялся, поднял ладони. – Ну-ну, не обижайся. Ты все равно красотка. – Наталья. Дочь моя, – представил отец. – Единственная. Вот, смену себе готовлю. Сегодня первая «заброска». Обучу ее, потом дело передам свое. Караваны водить будет. – А жена твоя где, Игорь? А сын? Отец молчал. Убер понял и кивнул. – Прости, брат. Светлая память. – Да, – сказал отец. – Да. Наташка увидела, как плечи его едва заметно дрогнули. После смерти мамы и брата отец стал тревожным. Что-то в нем изменилось. А раньше он был безоглядно смелый и даже наглый – вот как этот Убер. – Ух! – скинхед помедлил. – Так ты не пацан, а пацанка? Уважаю. Не забудьте отлить на «герму». На удачу. – Это уж как положено, – сказал отец. Скинхед улыбнулся. – Слушай, друг Наташка, – сказал он. – А ты слышала историю про неразменный патрон? – Убер! Ты чего там опять сочиняешь? – отец забеспокоился. «Тревожный», опять подумала Наташка и устыдилась. – Ей отдыхать надо, а не байки твои слушать. – Я хочу послушать, – сказала Наташка твердо. – Это ведь выдумка? – Истинная правда, – поклялся Убер. – Все мои истории – истинная правда. Так хотите послушать? Садитесь и слушайте. Итак, неразменный патрон… Наташка с отцом сели. От разогретых карбидных ламп шло приятное тепло. Скинхед устроился поудобнее и заговорил: – Это такой патрон «пятерка». Калибра 5.45 для калаша. Гильза зеленоватая, словно окислилась давным-давно. На пуле небольшая царапинка и остатки зеленой краски – словно трассирующий. В общем, если вам такой попадется – осторожней. Неразменный патрон потому и называется неразменным, что – зарядишь его, выстрелишь, а через некоторое время он у тебя снова окажется в кармане. – Ну, так отлично же! – сказал отец. – Я бы хотел… – Вы не поняли, – сказал Убер. – Расплатиться им нельзя. То есть, можно – но один раз. Больше он к тебе не вернется. А вот если выстрелить – во врага, то он снова тут как тут… То есть, если убил кого-то… или тяжело ранил. – Идеально для убийцы, – раздался голос. «Опять этот Кузьмич», – подумала Наташка. Вот ему неймется. – Да нет. Понимаете, дело должно быть – правое. Иначе он перейдет к другому. И возможно, попадет в тебя, – Убер помолчал. – В общем, сложное дело, эти волшебные предметы. Столько условностей, блин. – Убер! Ты опять заливаешь? – спросил Кузьмич. Скинхед развел руками. – Я рассказал, вы услышали. А верить мне или нет – это уже ваше дело.