Шал сел на место, потянулся к пиале с чаем и отхлебнул терпкий напиток. – Как я сюда попал, Фаты-ага? – Помнишь, как в старом кино говорили? Стреляли. Вот и мы услышали, что стреляют. Редко тут у нас такое. Пошли на выстрелы, нашли тебя, коня и большого бородача. Мертвого. Ты не лучше был. Если бы не услышали твою пальбу, помер бы. Но выходили мы тебя, слава Всевышнему. Дунганская медицина – самая лучшая медицина в мире, а знания баксыы? сильней пенициллина, точно тебе говорю. – Вы дунганин? – удивился Шал. – Да. Мой отец был из дунганского рода шанси, а мать – из рода гансу. Это объяснило и пристрастие Фаты делать ударение на национальность, и непонятную одежду женщин. Нынешние дунгане приходились потомками хуэйцзу. Те переселились в эти места из Северного Китая в девятнадцатом веке, спасаясь от преследования манчжуро-китайских властей после подавления освободительного восстания. Естественно, они отличались от казахов и культурой, и языком. Непонятно только, почему живут в этом урочище и дунгане, и казахи, потому что шаман Еркебай явно был казахом. Шал почесал голову в районе повязки. – Что, чешется? – улыбнулся Фаты. – Значит, заживает. Наверное, уже можно повязки снять, да, Еркебай-ага? Шаман прямо с пиалой в руке застыл и смотрел куда-то вглубь степи. Просидев молча несколько минут, медленно перевел взгляд на гостя и тихо сказал: – Знаю, торопишься ты. Но цель твоя ведет к Иблису[17]. Руки твои в крови сейчас, и долго еще будут в крови, пока не сменишь свое занятие. Когда решишь свернуть с того пути, что выбрал, приходи, сниму твои грехи. Я знаю, как. А чтобы скорее ты поправился, необходимо провести курбан, потому что бесы властвуют над тобой. Шаман отставил пиалу и поднялся. – Повязки снять можно. Швы тоже. Фаты, готовь гостя к курбану. Чем скорее мы его проведем, тем раньше он поправится. Спешит он. Развернувшись, Еркебай направился в свою юрту. Фаты посмотрел в след шаману, потом на Шала и усмехнулся. – Еркебай, судя по всему, боится твоего присутствия. Видимо, и правда, бесы рядом с тобой. А ты, казах, темная лошадка. И немудрено, судя по количеству оружия, которое было при тебе. – Хочешь жить, учись стрелять, – хмуро заметил Шал, потянувшись к тарелке с мясом. – Из всего, что стреляет. Я – умею. Поэтому и таскаю арсенал, на всякий случай. А они охренеть какие всякие бывают. – Это ты про бородача? – Угу. – Вообще не пойму, что он тут забыл. Не летали они тут никогда, – задумчиво сказал старик. – Я слышал, что там, – он махнул рукой куда-то на восток, – их много. Может, поэтому, кто уходит в сторону Чу, редко возвращаются. Говорят, и коня могут утащить. Кстати, а кто коня тебе так подковал? Руки бы ему оторвать. – Я ему и так их оторву. Доберусь только. – Замучился я ухнали вытаскивать. Вовремя. Еще немного, и нельзя было бы очень долго кататься на твоей коняге. Будешь в Кулане, это недалеко тут, поищи коваля. Есть там хороший. Шал кивнул. – Ну что, поел? Начнем процедуры? – Какие? – Швы снимать будем. – Начнем, – согласился Шал. – Шахадат! – закричал Фаты. – Шахадат! Из юрты выскочила молодая женщина, которую Шал ранее уже видел у навеса. – Иди, иди сюда, дочка! Захвати инструменты медицинские и все что надо. Дочка моя, – гордо заявил старик, когда та снова скрылась в юрте, и помрачнел. – Молодая еще, а настрадалась уже в жизни. Через много лет после Года Великой Скорби мор пришел. Детей своих пережила. Мужа. Но хоть сама жива осталась, все старику радость. С тех пор много воды и слез утекло. Ты сам как, женат? Шал отрицательно мотнул головой. – Присмотрись, может, понравится, – заговорчески подмигнул старый дунганин, – да оставайся у нас. – Не могу. Дело есть незаконченное. – Так заканчивай и возвращайся. – Поглядим, – хмыкнул Шал. Пришла Шахадат, принесла поцарапанный бокс с инструментами, чистую ткань и какой-то небольшой бутылек с потертой этикеткой. – Видишь, у нас, как в полевом госпитале. Вот, даже спирт есть. – Так вы врач? – Да. Ветеринар. Старик в предвкушении потер ладони, потом оторвал от ткани небольшой кусок, смочил в спирте и обтер руки. – Давай. Начнем с головы. Фаты священнодействовал пару минут, осторожно снял повязку и посмотрел на Шала. Потом зацокал языком. – Ой, бай! Бабы на тебя смотреть теперь не будут, казах. – Так все страшно? – Ну как тебе сказать… хотя, смотреть будут. И скорее всего, жалеть. Так что, может, еще больше успех у женщин будет, – дунганин засмеялся. – Умеете вы поддержать в трудную минуту, Фаты-ага, – хмуро буркнул Шал. – Есть зеркало? – Не сцы, казах, – Фаты откровенно забавлялся. – Дочка, принеси ему зеркало. И побрить бы тебя не мешало. Но это входит в обряд. Еркебай сам побреет. Так положено. Шахадат принесла зеркало, с полуулыбкой вручив его Шалу. Он поблагодарил и проводил ее взглядом, пока она возвращалась в юрту. Сразу не разглядел, а женщина оказалась очень привлекательной. Потом скептически осмотрел себя и сокрушенно цыкнул. Только не по той причине, что озвучил старый шутник Фаты. Отныне о незаметности можно забыть. Если раньше заурядная внешность внимания не привлекала, то теперь имелась хорошо заметная отличительная черта. Кривой розовый шрам шел от темени к левому уху, виску и спускался к глазу, заканчиваясь на веке, отчего сам глаз казался постоянно полуприкрытым. И как заметил дунганин, волосы действительно следовало побрить. Слишком рваными седыми участками они топорщились в тех местах, где их выстригали, чтобы сшить края раны. – Расстроился? – с участливой улыбкой поинтересовался старик. – Ага. Не столько из-за женщин, сколько из-за того, что теперь любая собака узнать может. – А! Так ты теперь привлекательней стал, чем раньше? – догадался Фаты. – Точно. – Не повезло, значит, – вздохнул старик и взял из бокса пинцет и ножницы. – Ну, подставляй башку. Шал несколько минут слушал, как клацает пинцет, вытаскивающий из кожи нитки, и морщился, но не от боли, а скорее от щекотки. Потом спросил. – А как вы тут оказались, Фаты-ага? У Еркебая. – Так вот после того мора и оказались мы тут. Сначала умер Дюмаш, муж Шахадат, потом ее дети, а там и я был на грани. Притащили меня сюда на тачке дочка и сестра моя, ты ее видел, а Еркебай выходил меня. Так и остались мы тут, помогать ему, в миру нас ничто не держало. Потом еще люди приходили, кто оставался надолго, кто нет. Энергия Еркебая лечит. Он и тебя вытащил с того света, я только заштопал. А он несколько ночей проводил обряды, читал молитвы. Сейчас курбан проведем, как новый будешь. Заново родишься. Давай руку. Фаты помог Шалу снять нательную рубаху и стал разматывать повязку на руке и плече. Осмотрел и потрогал розовые рубцы, оставшиеся от когтей ягнятника. – Все хорошо. Не гноится даже. Больно? Кайрат кивнул. – Ты почаще руку разминай, чтобы мышцы скорее в норму пришли. С левой руки стреляешь? – Приходилось. – А сейчас пока не сможешь. – Выкручусь как-нибудь, – отмахнулся Шал. Он несколько раз сжал кулак, чувствуя в руке, кроме боли, некоторое онемение. – Только тебе все равно придется поработать этой рукой уже сейчас, – вздохнул Фаты. – Для обряда ты должен сам поймать барана. – Надо – поймаю. – Тогда иди, лови, – заключил Фаты. – Уже? – удивился Шал. – А чего тянуть? Вот, уже и Еркебай вышел. Действительно, рядом с юртой стоял шаман, уже в другом одеянии, и напряженно вглядывался в небо.