Девушка отстранилась, сжала губы и отрешенно уставилась в пустоту. – Наш дом? Наш дом, Петь? Где? В этом бетонном мешке? Наш дом захвачен заговорщиками. Во главе с этим. Вилковым. А мы опять – изгои. Господи, когда же это кончится?! Она всхлипнула и вытерла глаза рукавом куртки. – Мы порвем эту гниду, – произнес парень, сжимая кулаки. – Обещаю. Мы вернемся. И тогда Вилков ответит за все. * * * Альберт Вилков с самого начала не собирался афишировать свои намерения. Далеко не все рядовые участники заговора знали, что замышляет их шеф. Если бы информация о готовящейся «чистке» просочилась в народ, план почти наверняка провалился бы с треском. Вилков не хотел лишних осложнений. Тяга к спецэффектам тоже была ему совершенно чужда. Все было сделано быстро, жестко и грамотно. Новый председатель не форсировал события. Дал народу немного успокоиться, привыкнуть к нему. Провел пару реформ, например запретил свободную реализацию алкоголя. Обмолвился, что не против многоженства и в ближайшее время рассмотрит эту идею, даже пообещал организовать всеобщие выборы, чтобы сделать свою власть законной. Но это были просто слова, которые должны были отвлечь внимание жителей от более важных вещей. Альберт Евгеньевич сделал вид, что с приходом новой власти ничего не изменилось, усыпил бдительность своих противников. А потом стремительно, за одну ночь, из бункера на поверхность было изгнано почти сорок человек. Агенты Вилкова действовали по заранее намеченному плану. Они врывались в жилища, арестовывали людей, которых новый председатель счел «лишними» для общины, сгоняли в специально отведенные помещения, а оттуда отправляли на улицу, на мороз… Лежачих больных решили не трогать. Совсем беспомощных инвалидов можно было ликвидировать потом, под шумок, и представить все так, будто бы они сами умерли. Да и ели лежачие больные мало, общину они не сильно обременяли. Составляя список кандидатов на изгнание, Альберт учитывал разные факторы. Он понимал, что даже от калеки может быть польза. Так, в списке долгое время фигурировали Иван Громов и Дима Самохвалов. Но в последний момент Вилков вычеркнул обоих. Иван был хорошим солдатом и еще вполне мог приносить пользу, а Дима оказался неплохим поваром. После осколочной раны в ногу Самохвалов стал сильно хромать, путь на поверхность был юноше заказан, ни в охотники, ни в сталкеры его бы не взяли. Зато на кухне парень трудился наравне с остальными поварами. «Пусть кашеварит», – подумал Альберт Вилков и решил оставить Диму в общине. У остальных сорока человек уважительных причин остаться в тепле и безопасности не нашлось. Все они либо вообще не могли работать, либо трудились крайне паршиво. Все имели те или иные дефекты или болезни, а ели наравне с полноценно работающими людьми. Судьба этих бедолаг была предрешена. Поздно ночью, когда вся община спала глубоким сном, агенты Вилкова быстро и без лишнего шума изловили всех, кого приговорили к изгнанию. В последний момент, когда сорок несчастных готовились выпроводить на улицу, солдатам попыталась помешать медсестра Негода. Она проснулась посреди ночи, движимая смутной тревогой. – Ты че, сдурела? Куда тебя несет? – ворчал Иван вслед Жанне, но женщина уже скрылась за дверью, на ходу запахнув плащ. Она шла, почти бежала в стационар, где находились раненые и контуженные. Там медсестра застала лишь часть пациентов, совсем тяжелых. Остальные исчезли. В ужасе Жанна выбежала из медблока, заметалась по пустынным коридорам огромного бункера, пытаясь понять, где искать помощи. Но тут издалека до нее долетел полный отчаяния и ужаса крик. И снова то шестое чувство, что подняло ее с кровати, подсказало: «Тебе туда». Крик почти сразу оборвался, но Негода успела определить, откуда он раздался. Она бежала со всех ног туда, где располагался основной выход на поверхность. Дверь в тамбур, где сталкеры и охотники готовились к вылазкам, была распахнута. Когда Жанна ворвалась внутрь, ее глазам предстало ужасное зрелище. Вооруженные до зубов бойцы выталкивали на улицу людей, большинство из которых не имело даже теплой одежды. При этом солдаты осыпали несчастных отборным матом, колотили прикладами. – Не пойдем! – вопили перепуганные люди. – Там холодно, темно! Мы погибнем там! – Пр-р-риказ! – рычали в ответ охранники. – Выметайтесь, шевелитесь. Быстро, быстро, быстро! Медсестра метнулась прямо под удары прикладов, схватила одного из своих пациентов, стоявшего в хвосте скорбной процессии, заслонила его собой. – Не сметь! – завизжала женщина, яростно сверкая глазами. – Руки прочь, никуда они не пойдут. – Пр-р-риказ! – повторяли агенты Вилкова, словно роботы. – Быстро-быстро! Бить Жанну, однако, никто не решился. Ее просто оттерли в сторону, чтобы не мешалась. Обливаясь слезами, едва сдерживая рыдания, рвущиеся из груди, Негода смотрела, как бедняг, обреченных на верную смерть, выгоняют на мороз. Решение пришло стремительно. – Я с ними! – выпалила Жанна и сама, без принуждения, выскочила наружу в легком халате. «Иван – хороший человек, он не даст маму и детей в обиду. Он позаботится о них, – стучало в голове медсестры. – А мое место – здесь, с моими пациентами. Умру вместе с ними – что ж, так тому и быть». – Куда, сдурела?! – кричали на Жанну солдаты, ее попытались затащить обратно в тамбур. Но женщина вырвалась из рук агентов Вилкова и смело шагнула навстречу мраку и стуже. В этот момент один из бойцов, не принимавший участия в издевательствах над несчастными «лишними» людьми, снял с себя шинель и протянул Негоде. Он несколько раз обращался за помощью врачей и каждый раз попадал к Жанне. – Держи. Не замерзни там, – шепнул солдат медсестре. – Спасибо, – выдавила из себя та, натягивая шинель поверх халата. Снаружи ее и других изгнанников уже ждали солдаты из внешнего караула. Угрожая ружьями и арбалетами, их погнали по узкому проходу, расчищенному среди сугробов. По территории промзоны шарили прожекторы. Раздавались отрывистые команды офицеров, на вышках метались тени. Солдаты Вилкова следили, чтобы операция прошла четко по плану. Ворота уже были распахнуты. Прямо за ними начинался густой, страшный лес. На него и днем-то люди старались лишний раз не смотреть – такой жутью веяло от сплошной стены могучих елей и сосен, подпиравших небо. А уж ночью лесная чащоба вызывала панический страх. Сразу за воротами должны были начинаться железнодорожные пути, но, сколько Жанна ни напрягала зрение, она не могла их рассмотреть. Дрезины давно не ходили, никто не следил за состоянием путей, поэтому их занесло. Призрачная надежда на то, что им не придется соваться в лес, растаяла. – Не пойду!!! – завизжала какая-то женщина и упала на колени, ломая руки и обливаясь слезами. – Куда?! В лес? Фашисты, нелюди! – зарычал мужчина лет сорока и замахнулся кулаком на ближайшего конвоира. Солдат выстрелил. Арбалетный болт попал мужику прямо в сердце. Бездыханное тело тут же оттащили. Больше никто не решился бунтовать. Проваливаясь в глубокий, рыхлый снег, падая на ходу, изгнанники побежали прочь с территории промзоны. – На выход, шустрее! – рычали военные, выгоняя людей за ворота. Последней «Кирпичный завод» покидала Негода. Она шла с гордо поднятой головой. Жанна не плакала, не унижалась, она сама сделала этот страшный, но важный выбор. И сейчас, оставляя свой родной дом, женщина с лютой ненавистью смотрела в глаза палачам, обрекавшим на мучительную смерть ни в чем не повинных людей. – Будьте вы прокляты, суки, – шептала она сквозь зубы, – будьте прокляты вы и все, кто в этом виноват. Вот увидите, вам за это воздастся. Сами скоро кровью умоетесь, ублюдки… Ворота закрылись. Лязгнул тяжелый засов. Изгнанники стояли, сбившись в кучу, на опушке леса, не решаясь сделать ни шага. Многие уже начинали мерзнуть. Ноги, обутые во что попало, зябко переступали. Несчастные кутались в куртки и кофты. Ни шуб, ни теплых шапок ни у кого не было. Вокруг царила непроглядная тьма. Лишь прожекторы на вышках немного разгоняли мрак, но они то и дело поворачивались в другую сторону, тогда люди оказывались в полной темноте. «Если будут так стоять, скоро замерзнут. Двигаться надо. Обязательно», – поняла Жанна и первой зашагала по сугробам в сторону просеки. – За мной, сюда! – кричала она, увлекая за собой товарищей по несчастью. Женщина не знала, что ждет их в конце просеки. Она понимала одно: в чаще леса шансов никаких. Там они просто заблудятся и станут легкой добычей хищных зверей. Значит, нужно было идти туда, где, по слухам, находились другие поселки. Это давало им всем призрачную надежду. Надежду выжить. Глава 17 Время объединить усилия С появлением Игната, Алисы и Тумака положение, в котором оказались Борис Молотов и его товарищи, лишь усугубилось. Боеспособность отряда выросла не сильно. Хоть вчетвером, хоть всемером атаковать периметр смысла не было. У Псарева почти не осталось патронов, у Чайки – два арбалетных болта. Дикарь вообще был безоружен. Так что усиление оказалось сомнительным. И Борису, и Диане, и другим членам отряда было очень интересно узнать, какие приключения выпали на долю Игната и его жены, но те ничего не успели рассказать. Псарев лишь буркнул: «Прошли через ад, мужики. Вспомнишь, так вздрогнешь». Пес и Алиса были так измучены долгой дорогой, что сразу уснули в углу шалаша. Тумаку досталось место у самого входа, но дикарь особо не возражал. Он был приспособлен к морозам лучше, чем все остальные. Так они кое-как пережили третью ночь в лесу. И твердо решили, что она станет последней. Пока они не сгинули посреди лесной чащи, следовало вернуться в Петербург. Там имелись хоть какие-то шансы на выживание. А после победы над веганцами можно было бы подумать о наборе добровольцев для рискованной экспедиции во Всеволожск. Это могло занять много времени. Может быть, даже несколько месяцев. Но другого выхода из ситуации Борис не видел. – Надо уходить, – обратился он к товарищу. Будда несколько раз кивнул головой, соглашаясь то ли с репликой Молота, то ли со своими мыслями, и произнес как будто невпопад: – Заведи войско свое в место смерти – и оно умрет. Молот не стал переспрашивать. Он понял, что имел в виду Бадархан. Этот отрывок из трактата «Искусство войны» как нельзя лучше подходил к ситуации, в которой оказались сталкеры. Борис Андреевич сел на корточки и принялся водить пальцем по снегу. Подошла Диана, присела рядом. – Вот мы, а вот – Всеволожск. Туда дойдем без проблем. Дальше будет труднее. Куда идти, хрен знает. Оккервиль-то пуст. – Почему пуст? – спросил Будда. – Его могли занять веганцы. – Ну, это да. Но нам там делать нечего, сто пудов. Из шалаша, потягиваясь, вылез Игнат Псарев. – Здарова, народ. Че такие кислые? – Замерзли, – проворчал Бадархан. – Думаем вот, че дальше делать, – добавил Молот. – И че делать? – Пес присел рядом и с интересом покосился на линии, которые нарисовал на снегу Борис. – Сваливать отсюда надо, – лаконично сформулировал тот. – Че?! – Игнат вытаращил глаза. – Как – сваливать?! Ты с дуба рухнул, Молот? Да тут до периметра рукой подать. – Угу. Как штурмовать будем этот периметр, ты не думал? – проворчал в ответ Борис.