– Раз-раз, работает спецназ, – произнес сталкер. Его голос тут же раздался из динамиков. Игнат вздрогнул. Никогда еще ему не приходилось слышать свой голос со стороны. Как и большинство людей, впервые услышавших себя со стороны, Псарев был неприятно удивлен. Голос, звучавший из колонок, был глухим, надтреснутым и каким-то чужим, словно это говорил не он. «Это че, я говорю?! Ну и стремный же у меня голос», – Игнат закусил губу и даже отодвинул микрофон. Но пути назад не было. Он снова придвинул микрофон и начал свою речь: – Дамы и чудом выжившие господа. Всем привет, короче. Говорит ваш новый председатель, Псарев Игнат. Михайлович. Он так редко представлялся по отчеству, что даже на миг растерялся и умолк. «Теперь меня чаще будут полным именем называть, хе-хе, – пронеслось в голове. – Я ж теперь не хрен с бугра. Я ж теперь – председатель, блин». – Сталкер из Петербурга. Прошу любить и жаловать. И не бунтовать. Он на миг прикрыл микрофон ладонью и буркнул: – Господи, неужели это я говорю?! Ужас какой. В этот момент проснулась Жанна, всплеснула руками, засуетилась. – Ой, Игнат! Да что ж ты не разбудил? Мы со Сбруевым тебе тут текст приготовили. И она подвинула к Псареву листок бумаги, мелко исписанный убористым почерком сверху донизу. Игнат даже не взглянул в шпаргалку. Он с самого начала решил говорить то, что на уме, импровизировать на ходу. – Вы уж простите, но обойдемся без выборов. Не та сейчас ситуация. Ничего не обещаю, но как-нибудь потом постараемся. Негода улыбнулась и показала Псу большой палец. До этого момента она сидела как на иголках, но после последней фразы сталкера слегка расслабилась, откинулась на спинку стула. Одной из главных ошибок Вилкова стало то, что он, едва придя к власти, принялся сыпать обещаниями. Этот прокол следовало учесть. И Игнат учел. – У нас много проблем. Они были и раньше, а сейчас… Сейчас вообще песец, народ. Большой и толстый, с кровавыми клыками. Без вылазок за периметр никак. «А как же дикари?» – спросите вы. Отвечаю. Та атака стала их последним организованным нападением. Мы обескровили их. Первая разведка… Их убили не дикари. Это сделали люди Вилкова. Мы нашли аэросани, изрешеченные пулями. И еще мы раскололи тех, кто участвовал в допросе пленного дикаря. Все, что говорил Вилков про Свирскую губу, – полная лажа. Нет там никакой базы головорезов. А те дикари, что штурмовали периметр, почти все полегли. Для нас они больше не опасны. Псарев покосился в текст, приготовленный Сбруевым, и скривился. Глашатай настрочил напыщенную речь, переполненную громогласными воззваниями. «Я и слов-то таких не знаю», – подумал про себя сталкер. – Поэтому всем охотникам – часовая готовность, – продолжал он с металлическими нотками в голосе. – Пора пополнять запасы пищи, нам тут каннибализм не нужен. Жанна нахмурилась, покачала головой, но промолчала. Реплика про каннибализм показалась ей излишней. Псарев лишь рукой махнул. Я, мол, знаю, что делаю. – И вот еще что, – добавил он после короткой паузы. – У нас тут не Арабские Эмираты. Но придется вводить многоженство. Деваться некуда, друзья. Мужики нынче – редкие звери. Но хочу подчеркнуть: это не обязанность, а право. Не хотите жить втроем – никто принуждать не станет. Обещаю. Игнат замолчал и покосился на медсестру. Та поддержала его одобрительным кивком. На этот раз Псарев все сказал правильно. Делать полигамию обязательной для всех было нельзя, это могло вызвать бурю негодования. А вот в добровольном режиме – самое оно. – Кстати, сам я остаюсь моногамным, – уточнил сталкер. Жителям бункера не обязательно было знать все подробности личной жизни нового председателя, но тот факт, что сам Игнат не станет заводить вторую жену, красноречиво говорил сам за себя. – Ну, а теперь – все на работу! – воскликнул он. – Бункер должен жить. А для этого мы должны пахать. Лентяи смогут проявить себя на смотровых вышках. Там сейчас как раз самая стужа. Всем пока. С вами был Игнат Псарев. Сталкер выключил микрофон. Несколько минут они с Жанной сидели молча, каждый думал о своем. Игнат устало улыбался. Простенькая речь отняла у него много сил, и он размышлял о том, как же крепко он влип. Негода грустила. Теперь, когда в общине ситуация с мужчинами стала совсем безрадостной, шансов найти свое счастье у нее практически не было. В этот момент сталкер шлепнул себя по лбу и вскочил, как ошпаренный. Жанна даже немного испугалась. – Что, что случилось? – Блин, совсем забыл. Дубак этот! Давай его сюда. Зря, что ли, тащили в бункер. – Какой еще дубак? – женщина удивленно моргнула. О прозвище, которым наградили дикаря, медсестра не знала. – Ну, Тумак. Дикарь. Пусть послушают настоящего дикаря. Пусть поймут, что они – жалкий народец и не так уж опасны. Иначе охотников в лес пинками гнать придется… Полчаса спустя жители убежища с удивлением слушали косноязычное бормотание лесного гостя, местами скатывавшегося на междометия. Сложно было понять, что именно говорит Тумак, но общий смысл считывался легко: дикари не так страшны, как кажутся. Игнат лично сопровождал его в кабинет, к микрофону, и нарочно выбрал маршрут так, чтобы он проходил по самым населенным секторам, где в коридорах все время толклось много народа. Дикарь шел один, со свободными руками, без наручников. Его не держали на мушке. Рядом шла Диана с арбалетом в руках, но ее задачей было защищать самого Тумака. Реакция обывателей, увидевших в коридоре косматого человека в одежде из шкур, могла быть самой неожиданной. Стоило им показаться в каком-то секторе, как вокруг Тумака тут же образовывалось пустое пространство. Люди жались к стенам и со смесью ужаса и любопытства глазели на лесного обитателя. Тумак говорил, что жизнь в лесу – это беспросветный ужас и отчаянная борьба. Он говорил про диких зверей, про зловещие аномалии. Купол он назвал «эта штука», и вряд ли кто-то, кроме Игната и Алисы, понял, о чем речь. Но это было не главное. Псарев слушал сбивчивый рассказ Тумака и одобрительно кивал. Лучший способ заставить человека принять неудобства – показать, что бывает намного хуже. С этой задачей дикарь справился отлично. – Ладно, Дубак, хватит, – видя, что тот совсем выдохся, Игнат выключил микрофон. – Иди, отдыхай. Ты большое дело сделал, парень. И дикарь в сопровождении Дианы отправился в ближайшее пустующее жилище. «Пока они от него шарахаются, – размышлял Псарев, провожая Тумака взглядом. – Но это временно. Привыкнут. Может, он даже даму сердца себе найдет. В наших-то условиях. Косматый, дикий, но ведь мужик же. Не пропадет». Эпилог Игната разбудил настойчивый стук в дверь. Председатель общины «Кирпичный завод» не знал, сколько сейчас времени. В комнате не было часов, он очень не любил слушать, как они тикают. Глава бункера знал одно: слишком рано, чтобы ломиться в жилище начальника, который отдыхает после праведных трудов. – Будить только в экстренных случаях! – так звучал приказ нового председателя. Стук повторился. Псу пришлось, ворча и чертыхаясь, сползать с кровати. «Будем надеяться, что случай реально, ох! Экстренный! Иначе – держитесь», – бормотал он, натягивая штаны. – Что случилось, милый? – прошептала Алиса. – Ничего, детка, спи. – Игнат с улыбкой укрыл жену одеялом, а про себя подумал: «Хоть один плюс – быть боссом. Никто больше не стучит в стену и не требует убавить звук, хе-хе». Все проблемы Пса и Алисы остались в прошлом. Теперь в их распоряжении была просторная жилплощадь и удобная кровать. И никаких соседей. Женщина продолжала работать в медицинском кабинете, но в режиме свободного графика, без трудовых подвигов. Зато у нее хватало сил на подвиги любовные. В дверь, между тем, снова постучали. – Иду я, иду, – крикнул Игнат, сунул ноги в стоптанные сапоги и открыл дверь. На пороге стоял Валентин Сбруев. За его спиной возвышался Лютый. Ситуация месячной давности повторялась в точности. Не хватало только избирательных бюллетеней и Георгия Васильевича Ротмистрова. – Дежавю сраное, – проворчал председатель. Сбруев удивленно моргнул. Едва ли он знал значение слова «дежавю». Глашатай сохранил свой пост, хотя Игнат этого не очень-то хотел. Пока Пес был простым сталкером, Сбруев успел крепко достать его. Валентин презирал Псарева, последний платил ему той же монетой. Оба не скрывали взаимной неприязни. Сейчас ситуация изменилась, но Игнат, хорошенько подумав, оставил Сбруева на старом месте. Лучше, чем Валентин, с этой работой все равно бы никто не справился. – Выкладывай, Сбруя, – велел Пес с металлическими нотками в голосе. – Этот… Как его… Дикарь. В больнице он, короче, – затараторил глашатай. Спеси и гонора у Сбруева за последнее время сильно поубавилось, он стал учтив, вежлив, Игната откровенно побаивался. Но трудился исправно, все распоряжения нового руководства выполнял в точности и в срок. Псарев очень хотел за что-нибудь наказать глашатая, но пока не получалось. – Побили его. Опять, – закончил доклад Валентин. – Совсем плох Тумак. Помирает. И бормочет что-то странное. Мы подумали, вам стоит самому услышать. Это был не первый случай нападения на несчастного дикаря, волею судьбы оказавшегося жителем общины. В нем, что неудивительно, видели не просто «чужого», но и воплощение всех опасностей и угроз нового мира. Так сказать, собирательный образ врага. Поэтому и колотили. Тумака побрили, переодели в нормальную одежду, даже ногти постригли. Игнат два раза выступал по радио с разъяснениями, почему в общине живет чужак и почему бояться его не стоит. Но это мало помогло. – Господи, сколько можно?! – взвыл Пес. – Ладно. Иду. И они втроем отправились в медицинский блок. – Ну, как там твои бабы? – спросил Игнат Лютого, пока они шли по едва освещенным коридорам. Община экономила электричество. Особенно ночью. Особенно в жилых блоках. Но расчет покойного Звягинцева оказался верным. После того, как все, от мала до велика, прекратили бунтовать и взялись за дело, ситуация начала налаживаться, кризис снабжения был преодолен. Лютый тяжко вздохнул. – Бузят немного, – проворчал он неохотно. Солдат был одним из немногих в ближайшем окружении Игната, кто решился завести двух жен – Ксению Маркову и Диану Невскую. Псарев не знал всех подробностей этой истории. В двух словах все выглядело так: Лютый позвал к себе обеих девушек и предложил жить вместе. – Да ниче я такого не говорил, – так описывал он эту сцену. – Сказал, что я, типа, мужик нормальный, здоровый, не пью, не курю. Пообещал руки не распускать, матом не ругаться. Что не будет никакой «первой» жены и «второй», полное равенство. Все такое. Сначала обе дамы это предложение с негодованием отвергли. – Да! Всю жизнь мечтала быть первой женой. Тем более второй, – Диана пропустила мимо ушей заверения Лютого, что он не планирует строить иерархию жен, как в гареме. – Нет уж. На фиг надо. Ксения промолчала, но в ее глазах читалась тоска. То, что руку и сердце ей предлагает не пылкий, страстный мужчина, а угрюмый вояка, крепко побитый жизнью, не радовало юную красавицу.