За столиком в одиночестве сидел мужчина среднего телосложения, приятной внешности и со светло-русыми волосами, на лице был шрам, который рассекал левую бровь. Вадим бы и сам мог определить Емельяна, тот сидел в почти такой же броне, в какую был одет умирающий Макар. – Здорово, – Вадим подошёл к рейнджеру. – Ты – Емельян? – Ага, – отозвался тот, – Только для своих. А для чужих Дмитрий Владимирович Емельянов. Что тебе нужно? Подсказать, где бухло достать можно? – Нет-нет, подожди. Меня зовут Вадим, и я... – Головка от... – улыбнулся Емельян, – Ладно, давай, говори. – Я от Макара, – проигнорировав насмешку Емельяна, твёрдо сказал Вадим. – Так, – Емельян вмиг помрачнел, – Неужели... он... Да не может быть! – Да, он мёртв. И перед своей смертью просил меня передать тебе вот это, – Вадим протянул Емельяну папку с бумагами. Тот принял её, и начал осматривать, после чего сказал обрадованно: – Да это ж бумаги Рейха! Ты понимаешь, что ты мне передал?! – Нет, я в них не заглядывал... – А, ну тогда понятно. Ты это, главное... спасибо, мужик, помог ты сильно... Садись, выпьем хоть что ли, за Макара... – Рад бы, да некогда. Дела ещё есть, а потом к себе на станцию пойду. – А, ну тогда ладно. А ты, на какой станции пасёшься? – На Цветном... – Ого, активный образ жизни любишь? – усмехнулся Емельянов, – Или же тамошних девиц? Как тебя туда занесло-то? – Прости, долго рассказывать, а мне спешить нужно. – Понимаю, – тяжело вздохнул Емельян и протянул руку Вадиму, – Ладно, мужик, прощай, и спасибо тебе за все, что ты сделал. – Ну, бывай, – Вадим пожал ему руку и пошёл в сторону кабинета зама начстанции. На поиски кабинета ушло больше времени, чем предполагал Вадим. Если же он нашёл бар за какие-то семь-десять минут, то кабинет он искал сорок минут, а то и больше. В основном причинами долгих поисков были неточная адресовка местных жителей. Одни гнали в одну сторону, другие в противоположную, а третьи посылали в начало. Были, конечно же, и точные наводки, но здесь уже сыграло неумение ориентироваться. На чужой станции Вадим был сам не свой. Лучше б прихватил Ваську, или Емельяна, те бы хоть показали нормально, а Васька может и под ручку привёл. Но, тем не менее, методом проб и ошибок, Вадим смог найти желанный кабинет. Вадим аккуратно постучался, подождал полминуты и затем вошёл в кабинет. Атмосфера в нем была хуже некуда. Как только Вадим вошёл в кабинет, в нос ударил резкий запах самогона и вони, начали слезиться глаза, создавалось ощущение, что в этом помещении нельзя протянуть без противогаза и двух минут. Однако в центре комнаты за столом сидела жирная усатая морда, недовольно посмотревшая на нежданного гостя: – Чё надо? – прохрипел хозяин комнатки, – Опять деньги пришли просить? Сказал же не дам, мля... – Здравствуйте, Вы – Счетовод, да? – Ты че, дерзкий что ли?! Бессмертный?! Ну да, Счетовод я, но не для тебя! Для тебя, молокосос, – Игорь Михалыч! – Здравствуйте, уважаемый Игорь Михалыч, – закатывая глаза, пробубнил Вадим. – До меня донесли, что Ваше счетоводие нуждается в ароматном, зелёном... веществе, которое приносит блаженное удовольствие. – А, ты этот... Вадим Миронов что ли? Который дурью бодяжит?! – засмеялся во все свои два подбородка Счетовод, – А я тебя совсем по-другому представлял... – Не поверите, какое совпадение... – Ну так че, дурь принес? Да, принёс, не пришел бы так просто. Предупредил бы хоть, мля, я б подготовился к этому... приему гостей, во! – Не стоило, – прошёл к столу Вадим, говоря в нос, – Так, ближе к делу... Вы понимаете, что это за «дурь», и какие последствия она может повести? – А то! Дурь как дурь, ниче особенного. Или ты за свою совесть беспокоишься? Не ссы, на все соглашаюсь, все осознаю. Выкладывай, давай, че принёс. Вадим пожал плечами, поставил рюкзак на пол, открыл его, порылся в содержимом, достал пять пакетиков с "дурью" и положил их на стол. Счетовод сразу же схватился своими жирными пальцами за ближайший к нему пакетик, понюхал его и, удовлетворённо вздохнув, откинулся на спинку кресла. Та, жалобно скрипнув, прогнулась назад. – Э, дядя, – прикрикнул на Счетовода Вадим, – Патроны давай, за даром не отдам... – Да-да, сейчас, – медленно протянул Счетовод, – Счастье бесплатным не бывает, верно? Ну, сколько хочешь за это добро? – По тарифу пятнадцать патронов за пакетик, итого семьдесят пять патронов. – Ну, в пределах разумного хоть, – хрюкнув, усмехнулся толстяк, нагнулся под стол, поковырялся в нем и извлёк рожок от РПК. – На! – Счетовод швырнул магазин в сторону Вадима, – Там сотня ещё оставалась. Тридцать на чай. Все, вали, я сегодня добрый, осчастливил ты меня! – Всегда пожалуйста! – пробурчал Вадим, засовывая рожок в рюкзак, – Счастливо Вам... – Проваливай уже, наркоторговец, – прогонял всё Вадима толстяк, – Хорош языком чесать, мля. Выметайся и иди куда-нибудь. Вадим накинул рюкзак на спину, пошел к выходу, бросил через спину "Всего доброго!" и вышел, хлопнув дверью как можно сильнее. Из-за двери послышалась ругань, но Вадим не обращал уже на это внимания. "Свинья!", думал про себя Вадим, "Чтобы я ещё раз к нему? Да никогда! Пошёл ты, жиртрест сраный. Сдался ты мне, со своей дурью. Я к нему через огонь, а он...". И тут Вадим увидел четырёх фашистов, которые стояли в коридоре, перегородив дорогу. Они были одеты в кожаные куртки, поверх них были легкие броники, на головах фуражки, на левом плече красная повязка со свастикой и у каждого на поясе по ножу в чехле. Фашисты медленно повернули голову в сторону Вадима, постояли ещё минуту и потом пошли в сторону туннеля на Чеховскую. "Фух, кажется, пронесло" перевёл дух Вадим. Увидеть фашистов на Маяковской Вадим никак не ожидал. Если они искали бумаги, то Емельяну следовало бы не засиживаться долго в баре, а чесать на базу Ордена, и как можно скорее! Но, тем не менее, фашисты все же ушли, и путь был свободен. Вадим посмотрел на часы: пол четвёртого. Нужно идти к платформе, найти там Волка и возвращаться домой, на Бульвар, и хватит с Вадима приключений. Можно считать, что эти два дня ушли не впустую. Побывал на поверхности, помог Ордену, уже хорошо. И сейчас – возвращение на Цветной бульвар. Будет, что сталкерам в баре рассказать! *** Перед тем как пойти искать Волка, Вадим вернулся в бар, чтобы поесть. Емельяна за столом не было. Видимо, уже ушел. Вадим заказал себе порцию гречки и чай. Пока он ел, его не покидали мысли о Волке. После библиотеки он стал каким-то… раздражительным, что ли. Ещё и нож в руках крутил… Может, он имеет какое-то отношение к Рейху? Если даже и имеет, то Вадим бы знал это, наверное. Знаки, которые он подавал фашистам на поверхности… откуда он их знает? Вадим мысленно попытался вспомнить тот момент. Что ответил наемник? «Связи знаю». Связи с фашистами? Какие у него могут быть связи с фашистами? Работал на них? Был сталкером Рейха? Уж больно много он знает о Рейхе. О свастике рассказал, про обозначения домов, да и, опять же, круги фонаря в воздухе. Нет, у сталкеров, конечно, есть что-то наподобие этого, но… «Так они своих от чужих различают»… Откуда он знает? Странно это все. Надо бы потом расспросить об этом. Вадим, расправившись с обедом, взглянул на часы: без пяти четыре. «Черт, опаздываю» –подумал Вадим, подхватил рюкзак, и помчался к платформе, где его должен был ожидать наемник. Когда Вадим подошёл к платформе, Волк уже был там и расхаживал взад-вперед, над чем-то раздумывая. Вадим начал осторожно двигаться по направлению к наемнику, но тот едва завидев бывшего напарника, устремился навстречу и начал отчитывать бывшего спутника: – Ну и где, мать твою, тебя носит?! Дрезина уже заждалась, одного тебя ждем! – Дрезина? – удивился Вадим. Покататься на дрезине было дорогое удовольствие, а тут нате, и бесплатно, – А мы, разве не пешком? – Да какой пешком?! – возмутился Волк, – Давай пошли к блокпосту, там за ним дрезина наша стоит. Че ты вылупился?! Пошли тебе сказали! – Серый, ты куда так торопишься-то, а? – Никуда я не тороплюсь! – А че ты дёрганный такой? – Вадим подозрительно взглянул на наемника. – Ты долго языком чесать будешь?! Сказано – быстрее, че стоять, ворон считать? Нас заждались уже. Хочешь, чтобы патроны впустую ушли?! – Ладно-ладно, идём, – сдался, наконец, Вадим, потому что бодаться с Волком было бессмысленно. Упрямый он человек. Волк быстрым шагом, чуть ли не бегом помчался к путям, сошел на них и побежал вперёд. Потом, не добежав до блокпоста нескольких метров, сбавил обороты и пошёл уже спокойно. Вадим последовал его примеру. Дозорные пропустили сталкеров, не сказав им ни слова, только кивнули Волку, и тот кивнул в ответ. "Попрощался? Или извинялся, за задержку?", – размышлял Вадим. Через шесть минут сталкеры подходили уже к дрезине. В туннеле было слабое освещение, но на дрезине горел фонарь, поэтому её было трудно не заметить. – Ну, вот и карета, сударь, – обратился Волк к Вадиму, – И, как видимо, конюх наш ушёл куда-то. Ну ничего, сейчас вернётся, ты пока садись. – Кто такой конюх? – Вадим слышал это слово впервые, поэтому хотел узнать толкование этой профессии. – В дороге расскажу. Иди, давай, вон до дрезины шагов десять. Прыгай в неё, а я здесь водителя нашего подожду. Вадим, пожав плечами, развернулся, сделал три шага, и вдруг в затылок ударило что-то тяжелое. Вадим упал, не в состоянии встать, и услышал шаги. Шаги не одного человека, они раздавались со всех сторон. Потом где-то сверху раздался голос Волка: – Только сильно не увлекайтесь, а то потом не скажет ничего, толку от него будет... Вадим попытался встать, но тут же получил пинок под живот. От неожиданности Вадим подскочил, упал и перевернулся на спину. Через несколько секунд на него посыпались серии ударов. Били несколько человек. В кромешной темноте Вадим сумел разглядеть тех четырёх фашистов, которые стояли в коридоре. Его били, не давая опомниться, встать, закрыться. Кто-то бил руками, кто-то пинал своими начищенными берцами, не целясь, просто били. Через несколько минут снова раздался голос Волка: – Всё! Стоп! Хорош! Осмотрите его рюкзак, карманы, но найдите бумаги, они должны быть у него! В следующее мгновение двое фашистов стянули с Вадима рюкзак и выпотрошили все на пол. Остальные осматривали карманы, и все так же периодически били, чтобы не дать встать на ноги. Любая попытка Вадима выйти из положения лёжа сопровождалась мощным ударом или пинком, не давая шансов встать. Вскоре послышались два других незнакомых голоса: – В рюкзаке нет ни хрена, только ОЗК, патроны и продукты. – В карманах так же. Бумаг нет. – Ну, значит, передал уже, да? – тяжело вздохнув, Волк достал из кобуры револьвер, встал над лежащим Вадимом и навел ствол на голову сталкера, – Так, я сейчас задам тебе простой вопрос, а ты на него ответишь и пойдешь, куда глаза глядят, хорошо? Итак, где бумаги Рейха? – Волк, ты че... – пробурчал Вадим, глядя в глаза предателю, – Какие бумаги? Ты че несешь? Волк цокнул языком, отвел взгляд, потом резко повернулся и ударил Вадиму в нос свободной рукой. Нос хрустнул, из него потекла теплая кровь. – Повторяю ещё раз, где бумаги?! Ты че, думаешь, мы с тобой шутки шутим?! Отвечай! Где. Бумаги. Рейха? – Какие бумаги, – сплюнул кровью Вадим, – Понятия не имею, о чем... Вадим не успел договорить, как его со всей силы пнули в живот. Вадим скрутился на полу калачиком, застонал от боли, а над головой продолжал говорить Волк: – Сука. Не хочешь по-хорошему? Будь по-твоему! – В расход его, господин Штурмбаннфюрер? – Ни в коем случае! – заорал на бойца Волк. – Он – единственный, кому известно, где сейчас бумаги. Он нужен нам ЖИВОЙ! Забрать его на Пушкинскую! А там решим, что с ним делать, – Волк нагнулся к уху Вадима и прошептал, – Готовься, я тебе там ад устрою. Ты будешь ныть и мечтать вернуться на свой Бульвар сраный! – И снова обратился к солдатам: – Во славу Рейха! – Торжественно сказал Волк и поднял правую руку вверх. И тут же, почти в один голос на весь туннель прокатилось эхо солдат: – Слава! Слава! Слава! – Кричали солдаты, подняв правую руку. Два фашиста подняли Вадима под мышки, и потащили его в сторону дрезины. Ноги волочились по земле, голова, живот и руки болели нестерпимой болью, но Вадим не мог кричать. У него просто не хватало на это сил. Фашисты бросили его в дрезину и сели рядом. Потом напротив кинули рюкзак, поднялся третий солдат с АКСУ Вадима, оценивая состояние автомата, а за ним поднялся Волк. Четвёртый завёл дрезину, и та нехотя тронулась с места. Волк встал напротив Вадима, и, сказав ему "Поспи, ты же у нас любишь спать ", ударил в голову рукояткой револьвера. Вадим канул в беспамятство.