– «Мы, Николай Вторый»?.. – Вы шутник, Виктор. Мы – это те, кто меня сюда прислал. Эдем, слышали про такое? Так что, расскажете про вашу мутацию? Глава четвертая В начале было… 12 октября 2020 года. Станция метро Петроградская – Ну что, очнулся? – Найн, майн херц. – Ты хоть сейчас не ерничай, скалозуб… Он жить-то будет? Места на нем целого нет. – И что ты так за него трясешься? Прям как за родного. Или мы чего-то не знаем, а? – Рот закрой, балаболка. Лучше дело делай, а то истечет кровью совсем. – Не истечет, царапины посохли уже. И где ж ты, зараза, такой бритвенный станок разыскал? Эй, Ботаник, слышишь меня? – Дай ему еще нашатыря, что ли, нюхнуть тогда! Не надо нашатыря! Он и так все слышит! Начальник, Ильич, его голос… А второй Пинцет, Митяй Караваев. И они вдвоем пытаются вернуть его в действительность. Реаниматоры, бля. Ладно Митяй, он хоть стремненький, но все равно медик, а Ильич-то чего тут суется? Послать бы их обоих ко всем чертям, да сил нету. Тоже мне доброхоты… Характерные шаркающие шаги – Митяй чуть прихрамывал на одну ногу, скрип петель… И, спустя мгновение, в нос больно ударили пары спирта. Виктора передернуло, и он открыл глаза. И тут же зажмурился вновь: свет показался нестерпимо ярким и резанул по живому. Виктор сделал попытку повернуться на бок и застонал: от движения подсохшие было царапины открылись и закровоточили вновь, причиняя нестерпимую боль. – Ты же сказал, что с ним все нормально? – Само собой, нормально. Как, очнулся, болезный? – Пошел к лешему, садюга! Дантист хренов. Пинцет недоделанный! – Не дантист, а стоматолог, это во-первых. А во-вторых, Пинцетом меня теперь не обидишь, привык, принял, смирился. Но вот заболит у тебя зубик, откажусь лечить за непочтение, – Митяй засмеялся. – Ладно, кончай симулировать. До свадьбы заживет. И даже много шрамов не обещаю. Так что не быть тебе бруталом, не надейся! – Я и не надеюсь… – О! Лопать будешь? Тебе сейчас полезно. У меня тут кой-чего завалялось. Виктор открыл было рот, собираясь послать Митяя с его хавчиком подальше, но желудок, словно вспомнив, что его давно не кормили, призывно заурчал. Пожалуй, можно и перекусить. – Чего у тебя там? Давай. Митяй опять захихикал. – Видишь, Ильич, все с ним в порядке. Ты бы шел пока, я тут его в чувство приведу, подмою, подкрашу, потом и побеседуешь. Да скажи там, чтоб чаю горячего принесли, если можно, то с заваркой настоящей. Есть же запасы-то, ну? И про меня не забудь смотри. Начальник недовольно заворчал: чаю им, настоящего, гляньте, баре какие, – но возражать особо не стал: с Пинцетом спорить – себе дороже: хабал, но злопамятный, а за таблеткой-то к нему бежать придется. Сухари с горячим чаем, да если к чаю полагается пара кусочков сахара – неземное лакомство. Как же мало надо для счастья, оказывается. – Пинцетыч, скажи, а как я тут у вас оказался? – Это у тебя спрашивать надо. Подобрали ребята в павильоне, думали, что дохляк, ан нет, живучий ты. – И все? – А что тебе еще надо? Про остальное – это уж ты сам рассказывать будешь. Или что, совсем ничего не помнишь? – Ничего. Ничего не помнит, последнее, что осталось в памяти, – окровавленные морды собак, доедающих его друзей. От всплывшей перед глазами картины Виктора скрутило, по желудку словно резанули бритвой, и он тут же изверг из себя содержимое. – Мать твою! Меня-то за что окатил? Сам потом убираться будешь! – Отвали, а, – Виктор в изнеможении откинулся на подушку, – а лучше чаю долей. – Чаю ему… Барин какой. От резкого толчка входная дверь чуть не слетела с петель. – Где Федор? – Сильвестр, начальник охраны, схватил Виктора за грудки, приподнял и с силой прижал к стене. – Федька где??? – Сталлоныч, ты поосторожнее тут, – Пинцет попытался оттащить Сильвестра, но от толчка отлетел к противоположной стене. – Ну?! Где??? Желудок Виктора опять не выдержал… Сильвестр отскочил, но было поздно. – Тфу ты! Зараза! – А я предупреждал, – злорадно захихикал Пинцет. – Может, оставишь Витька в покое, а то мне он все тут заблюет! Впрочем, ярость у Сильвестра уже и сама сошла на нет. Виктор вытер рукавом губы. – Нет Федора. И Ивана нет больше. Съели их. – Кто? Как? На Сильвестра было страшно смотреть: он как-то сразу осунулся, скукожился, затрясся. Кажется, еще немного, и заплачет, словно обиженный ребенок. Но вместо этого он вновь бросился на Виктора. – А ты как же, гнида, цел остался?! «Эх, вот сейчас точно уже не останусь»… Сильвестр получил свое прозвище не только за внешнее сходство со знаменитым актером, но и за недюжинную силу, и встреча с его кулаками ничего хорошего не сулила. Впрочем… «Сейчас проверим, мальчик ты или девочка. О! Мальчик!»… Сильвестр согнулся от резкой боли в промежности. Не дав ему опомниться, Виктор оттолкнул мужчину к стенке. Споткнувшись, тот грохнулся на пол, сметая собой все, что попадалось на пути. Сильвестр зарычал, попытался подняться, но тут же получил еще один толчок. Не сильный, но унизительный. – Ах ты… – Антон Андреич, уймись. Глас вопиющего в пустыне… Виктор это понимал. Эх, разнесут они тут у Митяя все его хозяйство. Подняться Сильвестр не успел: холодная вода, окатившая мужчину сверху, окончательно припечатала его к полу. – Остыл? Так-то лучше, – Пинцет довольно улыбался. – И скажи спасибо, что охрану не позвал, а то набуздыляли бы тебе твои же подчиненные. Он было протянул Сильвестру руку – помочь подняться, но потом отдернул: мало ли что, от этого бешеного всего можно ждать. – Щ-щенки… – Андреич, ты не бушуй, прими как есть. Псы съели Федьку. И Ивана тоже. Обоих. Меня не тронули, а почему – не спрашивай, не знаю. И не виноват я, самому хреново от всего этого. Сильвестр промолчал. Встал, стряхнул с себя остатки воды и, не взглянув в сторону парней, вышел из медпункта. Виктор, обессиленный, рухнул на топчан. * * * – Ну, ты, брат, даешь. Сильвестр тебе этого в жизни не простит. Пришибет потихоньку за ближайшим тюбингом. – Да пошел он… Замучается пришибать. Я что, виноват, если для собачек несъедобным оказался?