Часть 7 из 10 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Это как?
Люська от природы имела светлые с редким платиновым оттенком волосы. И во вполне приличном, кстати, состоянии.
– Ты слышала, что интеллект в блондинках измеряют? Сделаю тебе комплимент, ты – две блондинки!
Люська притворно вздохнула, присела рядом с мужчиной и потрепала ему волосы.
– Мон ами справится без Людмилы, правда ведь? Мон ами гонял балду целых семь дней, а бедная Люся устала как черт. Мон ами пожалеет Люсю.
– Бедная Люся… Это звучит. Мон ами тоже бедный, у него куча нестиранного белья.
Люська притворно вздохнула, прижалась к мужчине.
– Витенька, я столько уже перестирала сегодня. Давай ты сам, у? А Люся просто хочет ласки. Мон ами ведь тоже хочет ласки?
– Отлично, радость моя. Как скажешь, сам так сам. Вот прямо сейчас и все сам. Вот совсем-совсем все!
Люська вместо ответа игриво чмокнула парня в ухо. Вот зараза! Плюнуть на все, что ли? Э, нет! Поддаваться никак нельзя, на шею сядет. А проучить следует. Так что пусть идет не солоно хлебавши. И побыстрее, черт, черт, черт!
Виктор решительно оторвал девушку от себя.
– Мон ами надо работать, приходи потом!
Люська попыталась приласкаться опять, но мужчина решительно отодвинулся, и девчонке ничего не оставалось, как уйти. Уже в дверях она обернулась и показала любовнику язык.
Виктор засмеялся: зараза, вот зараза! Ничего, явится, подуется немного и явится. А пока, на самом деле, надо разобраться с этими лохмотьями. Где тут они?
Да, пожалуй, ремонту это все уже не подлежит. Да и отстирать запекшуюся кровь будет проблематично. Эх, шмотки жалко, хорошие, такие еще поискать. А с другой стороны, забот меньше, выкинуть все к едрене фене.
– Бля!..
Как так получилось, он не понял, вернее, не успел понять, то ли споткнулся, то ли голова закружилась… Так или иначе, но Виктор вдруг обнаружил себя лежащим на полу, уткнувшимся носом в свои рваные штаны. А-а-пчхи!..
– Интересно, что это было?
Прислушался к своим ощущениям: нет, не болит ничего. Вроде. Рука! Вот непруха! И откуда только этот гвоздь проклятущий взялся! Удачненько так ладонь насквозь проткнул. Виктор с силой дернул за шляпку, кровь брызнула в лицо, потом струей потекла вниз. Рану заткнул первым, что попалось под руку, и только потом рассмотрел, что это свитер. Тот самый, в клочья порванный иголками кактуса, в крови и пыльце проклятой колючки.
Какое-то время он сидел на полу, прислушиваясь, как в ране пульсирует боль. Ну вот, теперь точно заражение крови обеспечено. Или столбняк, или что там еще от грязных ржавых гвоздей бывает? И Пинцет тут вряд ли поможет. Хотя для проформы к нему наведаться все-таки стоит. А вдруг? Заодно и шмотки выбросит.
А-а-а-пчхи! Во, точно! А-а-а-пчхи! Да что еще такое! А-а-а-пчхи! Не хватало вирус схватить. А-а-а-пчхи! Хотя… Виктор принюхался: точно, ваниль. Откуда бы? И тут же вспомнил: именно ванилью пахло от того злосчастного кактуса. Пыльца! Он же тогда искупался в ней по самые уши! А сейчас со шмоток надышался. А-а-а-пчхи!..
Пинцета он встретил, когда шел обратно к себе.
– О, Димон, ты где шляешься? Пришел, постоял, пробой поцеловал…
– Чего? Какой пробой?
– Темнота, поговорка такая. Был у тебя, и не застал.
– Так пошли!
– Да ладно, проехали.
Собственно, чем ему Пинцет поможет? Если повезет – само пройдет. А не повезет… Значит, не повезет.
– Пошли, пошли. У меня спиртяшки излишек образовался. Одному пить стремно. Пошли?
– Спиртяшка, говоришь?
А что? Можно и спиртяшки.
– А закусь – то есть?
– Тебе бы только пожрать! Анекдот по этому поводу помнишь? Ну, про бутылку водки и конфетку?
– Помню. Только без закуси все равно беспонтово.
– Да не переживай, не так все плохо, найдется и хавчик.
Пинцет постарался: стол был накрыт по первому разряду.
– Это по какому поводу праздник?
– Как? Не знаешь? Годовщина Дня Лицея, девятнадцатое октября!
– День Взятия Бастилии, или нет повода не выпить?
– Ну, выпить и без повода можно, а день сегодня особенный, сегодня ночью Пушкины встречаются. И если встретятся, то всем нам тут кирдык бабайка.
– Можно подумать, нам раньше не кирдык был. Что за Пушкины-то хоть?
– Темнота! Памятники. Большой, что на «Черной речке», и маленький, с «Пушкинской».
Пинцет закатил глаза и заговорил нарочито низким голосом.
– Ровно в полночь они сходят со своих постаментов и идут навстречу друг другу. Встреча запланирована у бастионов Петропавловской крепости. И как только они встретятся, сама крепость и все, что рядом, рухнут под землю. Набережная Невы обрушится, и вода хлынет на Марсово поле, в Летний сад, на Невский. А Медный Всадник сорвется с Гром-камня, его конь, пробивая копытами асфальт, прогремит по проспекту Майорова, по Сенной, мимо Райсовета, мимо Электросилы и «Стамески» на площади Победы вывернет на московскую трассу…
– Короче, умерли все. Митяй, тебе в артисты надо было, прогадал ты с профессией. Сам все придумал?
– Обижаешь. Историю родного города знать надо, между прочим.
– Какая это история?.. Байки из склепа, уж лучше так. И устарели. Скажи, вот нахрена этим памятникам сейчас-то город рушить? «Все уже до вас украдено», раньше надо было беспокоиться. А теперь что за кайф?
– Ни грамма в тебе, Виктор, возвышенного, приземленный ты человек! Реалист, вот. Что за кайф, не знаю, но вот раньше встретиться они никак не могли, потому как им в пять утра первых пассажиров встречать. Время! Цигель-цигель, ай лю-лю, облико морале.
– А-а, тогда да. И уж теперь-то они точно встретятся! Что, за миссию Пушкиных?..
– Вообще-то за мою днюху…
* * *
К себе Виктор вернулся, когда станция видела десятый сон. Спирт оказался обычным самогоном, относительно хорошим, но самогоном. Поэтому ли, или от того, что Лазарев откровенно перебрал, на утро его основательно штормило. Про сушняк и говорить нечего, и еще воротило от одной только мысли о еде.
В этот момент под дверью кто-то закашлялся, а потом раздался тихий стук.
– Только не это!! Кто там?
– Свои… Ты как?
– Хреново. Остановите землю, я сойду…
– Только не это!!! Кто там?
– Свои… Ты как?
Пинцет выглядел немногим лучше Виктора.
– Я полечиться…
– Что, опять?
– Витек, ты меня удивляешь, словно неженка-институтка, никогда с похмелья не страдал что ли? Давай по маленькой, сразу полегчает.
Действительно, полегчало. Мир уже не казался настолько мерзким, шторм прекратился, и голова встала на свое место.
– Еще по одной? Для ровного счета?
– Не, не буду. Плохой опохмел – начало хорошего запоя, а мне завтра наверх идти.
– Как хочешь, а я выпью. Кстати, как там твоя смертельная рана поживает? – Пинцет хихикнул.
– А бес ее знает.