Вот одиночный «кряк» резко оборвался, сменившись вдруг воплем агонизирующего мужчины. Судя по направлению и дальности, там обиталище рыси, а она гостей не любит. Вернее, любит, но только на закуску. Рядом еще несколько раз нервно «крякнуло», видимо, обеспокоились соратники, но ответа так и не дождались. Рысь не церемонится, вцепляется в глотку и утаскивает жертву в логово. Сова подождала несколько минут и удовлетворенно услышала еще один гортанный хрип: рысь запасалась впрок. Минус два. Тут же обеспокоенно «закрякали» сразу с нескольких сторон, очевидно, не понимая, что происходит. А на самом деле лес начал смертельную игру с ворвавшимися в его спокойную жизнь бандитами, не имеющими понятия, как с ним общаться. Софья присела, когда метрах в двадцати раздался истошный вопль, а за ним – беспорядочная автоматная очередь. В дереве рядом выбила отверстие пуля, а остальные пронеслись веером над головой. Неподалеку что-то булькнуло и захрипело: видимо, стрелявший зацепил своего. И зацепил смертельно – нечто тяжелое повалилось в кустарник, ломая ветки. Минус четыре. Судя по месту, откуда донесся крик, стрелок попал прямо в пасть подземного хищника. В такую круглую воронку в земле, утыканную острыми зубами-шипами. Опавшая листва скрывает до времени хищника, а наступивший сразу же лишается ноги. Потом тварь медленно затягивает его в воронку, поедая кусками. И правда: жуткий крик не прекращался еще долго, пока человек не лишился сознания от болевого шока. По сути, Сове и делать-то ничего не надо, просто спрятаться и дождаться, пока лес убьет непрошенных гостей. Правда, один изъян в ее схроне был: укрытие находилось на пути одного из бандитов. Но и для него у Совы нашелся сюрприз. Как раз напротив прижавшейся к дереву девушки плавно раскачивался бутон огромной венериной мухоловки, охотившейся, пожалуй, уже не только на мух, но и на все живое, размерами не уступающее человеку. Первым показался АКСУ, и Софья не стала дожидаться, когда мужчина поравняется с ней и увидит девушку. Макаренко выпрямилась, с оттягом стукнула врага по лицу ногой в тяжелом ботинке. Отец с детства настаивал, чтобы дочь тренировала растяжку ног, и она слушалась, терпя невыносимую боль, когда отец помогал ей, весом своего тела надавливая на ее плечи. С тех пор, как Сова поставила еще и удар, она могла делать ногами невероятные махи, которых от нее никто не ожидал. Раздался хруст ломающегося носа, и бандит начал падать назад. Но Софья не дала ему упасть, а, удержав за руки, отправила его в другую сторону. Раскрытая пасть мухоловки приняла добычу и сомкнулась, пронзая бандита острыми шипами. Человек дернулся, выныривая из обморока, и заорал. Его вытаращенные глаза смотрели прямо на Сову с неописуемым страхом и некоторым удивлением: девушка? Девушка, мать вашу?! «Да! Девушка! А почему бы нет, мать вашу?!» И Софья хищно ухмыльнулась, выставив вперед руку и показав умирающему противнику кулак с торчащим средним пальцем. Он лишь заорал сильнее – мухоловка сдавливала, словно тиски. Захрустели кости, и бандит вновь потерял сознание из-за болевого шока. Вновь «закрякали», пытаясь вести перекличку, но вновь не досчитались бойца: минус пять. Сколько их еще осталось? Сова попробовала сосчитать, но сбилась где-то на десяти. Что же это за облава такая? Почему ее ищет и окружает целая толпа бандитов? Хотя ответ она знала – отец предупредил. Макаренко скользнула мимо поглощавшего мужчину цветка – надо опередить окружающих ее охотников и выйти из кольца. Чуть дальше должна быть просека: засесть на другой стороне и «снять» первых выскочивших на открытое пространство бандитов. Главное – успеть пересечь это пространство до них. Вот и просека… Черт! Впереди замаячил силуэт мужчины: не успела. Бандит шел вперед, не оглядываясь. Значит, пока не знал о Сове, и это хорошо. Она огляделась и справа, сквозь просветы среди веток, увидела еще одного. Он иногда посматривал в сторону своего напарника, как бы проверяя его наличие. И если Софья атакует одного, второй непременно нападет. Надо действовать быстро. Макаренко вытащила нож из ножен, укрепленных на ремне сзади. Первым будет постоянно оглядывающийся мужчина. Он опаснее. Она побежала к впереди идущему и, лишь только в просвете замаячило лицо второго, метнула нож. Он вошел четко в горло. Бандит захрипел слишком громко и упал. Впереди идущий остановился, удивленно уставившись в сторону убитого товарища, тратя драгоценные минуты. «Тормоз». А Сова уже сократила дистанцию до жертвы. Как только бандит понял, что случилось, он начал оборачиваться, поднимая автомат. Но Софья оказалась проворней. Одной рукой оттолкнула автомат с линии стрельбы, другой врезала по кадыку жертвы. Мужчина захрипел, пытаясь вдохнуть, но сломанный хрящ только еще больнее врезался в плоть. Затем Сова ударила в пах и, когда бандит от боли упал на колени, нанесла удар сверху вниз – ногой в голову. Шейные позвонки мужчины просто лопнули от удара. Бандит замертво рухнул в траву, а Софья быстро перебежала через просеку, нырнула под кроны деревьев и кустарников и… чуть не угодила в паучью сеть. Вовремя увидела почти прозрачную паутину, висящую меж двух деревьев. Где-то должен быть и паук. Ага: слева, на дереве, в сотканной из паутины и защищенной листьями «норке». И находится его домик как раз с этой стороны паутины. План созрел сразу. Софья осторожно обошла паутину, встала за ней, чтобы была видна просека, и отломала палку. Приготовила «Кедр-Б» с глушителем. Еще несколько секунд, и на просеку выйдут враги. Надо быть быстрой, чтобы не оказаться на линии огня. На просеке появилось пять человек. Все в одинаковых зеленых камуфляжных накидках. Идут цепью, с дистанцией в пару метров. Что ж, удобно. Она ткнула палкой в центр паутины, поглядывая на домик паука. Прочная сетка содрогнулась, завибрировала. Показались паучьи лапки, но сам он не спешил выглядывать, будто оценивал ситуацию. Люди на просеке уже прошли половину открытого пространства. Пора действовать. Сова ткнула палкой увереннее, прокрутила ее пару раз, чтобы намотать паутину, и потянула на себя. От такой наглости паук мигом выскочил в центр сетки, чтобы проверить, что за безумец шурует в его владениях. Такой сине-зеленый красавец размером в две ладони, с ярко-красным крестом на спине. А Софья все тянула и тянула, пока нить, соединяющая паутину с палкой, не оборвалась. Получилось подобие пращи, только из экологически чистых материалов: паутина и паук, где паук выступал в качестве снаряда. Неизвестно, был ли паук доволен такой ролью, но когда он приземлился на лицо центрального бандита, раздался вопль боли и ужаса. Мужчина заметался по просеке, пытаясь скинуть с себя ошалевшее и опасное существо, а соседние бойцы сгрудились рядом, опасаясь приближаться. Ну вот, сбились в кучу. Настало время «Кедра-Б». Сова прицелилась и короткими очередями сняла сначала двух слева, потом – двух справа. Занятые вопящим товарищем, они и не поняли, что по ним стреляют. Бандит же, боровшийся с пауком, спустя несколько секунд упал сам. Мутант все же оказался ядовитым. Зато из леса напротив ее засекли. Открыли огонь, и Софье пришлось быстро отступать в чащобу, пригибаясь. Вокруг свистели пули, выгрызая из стволов деревьев щепки и сшибая листья, которые медленно падали, кружась, но Сова, перемещаясь быстро, была уже в другом месте. Она, словно черная пантера, гибкая и юркая, скользила меж деревьев и растений-паразитов, избегая наиболее опасных участков леса. И по широкой дуге возвращалась обратно к просеке, воплощая в жизнь очень простую идею, подсказанную отцом: делай то, чего противник от тебя не ждет. А бандиты явно не ожидали, что жертва решит вернуться прямо в руки загонщиков. Макаренко же словно лишилась ума: бежала теперь навстречу крякающим и наобум стреляющим бандитам. На фоне светлой просеки их силуэты выделялись слишком четко. Человек пять или шесть, идущие все так же цепью и особо не прячущиеся: жертва одна, а их по-прежнему много. Зачем прятаться? То ли Сова уже убила их командира, то ли тот оказался совсем-совсем тупым. Но в тупых командиров Сова не верила. Поэтому, скорее, верно было первое предположение, ведь противник оказался дезориентирован и действовал глупо. Прежде, чем враг понял, что случилось, Сова остановилась среди густой листвы и из бесшумного «Кедра» сняла еще трех. Оставшиеся запаниковали, не понимая, откуда ведется огонь, беспорядочно стреляя во все стороны. Их сковал ужас: неизвестная смерть унесла жизни почти всех товарищей, так и не выявив себя. Они не понимали, что делают в этом лесу, ведь только командир знал причины и цель, а он погиб почти первым, от когтей рыси. Макаренко отступила, обегая охотников с правой стороны, полагая, что их осталось двое. Так жестоко она еще не ошибалась. Справа что-то быстро мелькнуло, и Софья не успела среагировать, когда ее настиг сокрушительный удар в лицо. Неожиданно выскочивший из-за широкого ствола ели кулак столкнулся с мчащейся навстречу девушкой. Инерция подкинула ее в воздух, словно пушинку. Сова упала на спину, почти потеряв от боли сознание, кроны деревьев расплылись вверху, почти слившись воедино, в одно темно-серое пятно, и еще кто-то огромный шевелился, нагибаясь над поверженной девушкой. Она же не могла дышать носом от боли, отчаянно хватая воздух ртом. Видимо, нос был сломан, его наполнило что-то теплое и терпкое, пытавшееся заполнить и гортань. Как бы ей не захлебнуться теплой, обильной собственной кровью. Но ее тут же подняла вверх неведомая сила, и гортань освободилась: Сову пробил кашель, и сгустки крови ошметками вылетели прямо в бородатое лицо здоровяка, сбившего девушку с ног и теперь поднявшего ее и прислонившего к стволу ели. Кровь тут же хлынула носом, оставляя на подбородке ярко-красный след. Макаренко попыталась помотать головой, чтобы сбросить с глаз темно-серую пелену, но не смогла: широкая ладонь крепко удерживала ее шею в одном положении. «Попалась… Отец не одобрит.» Бородатый бандит стер с лица ее кровь и крикнул, казалось, на весь лес, совершенно никого не боясь: – Эй, стрелялы, вашу парашу! – но его товарищи все еще палили в кусты, перезаряжая автоматы. – Эй, кретины! – гаркнул он на сей раз во всю мощь легких, что, наконец, привело бандитов в чувство. Они прекратили стрелять. – Сюда прискакали! Я покажу вам, вашу парашу, кто вас уложил, словно котят беспомощных. Вояки, вашу парашу! А сам тем временем с немым восторгом в глазах разглядывал обездвиженную девушку, держа дистанцию. Обездвиженная – не значит неопасная. Уложившая стольких бойцов, она может еще доставить неприятности. – Ну что, сучка? Теперь поговорим? – прошипел бородатый, с каким-то неприятным удовольствием сдавливая ее горло, но потом вновь ослабляя хватку, чтобы девушка не задохнулась прежде, чем ее допросят. Пелена перед взором спала, Сова, быстро-быстро моргая, разогнала туман в глазах. Перед ней стоял настоящий великан. Ростом под два метра, широченные плечи, надо думать, что и мускулы под одеждой тоже нехилые, а лицо – как камень, обточенный ветром и ударами. С таким не разберешься быстро, а то и вовсе погибнешь, если моментально не решишь, как его убить. Из-за кустов уже выходили остатки маленькой армии, что пришла в этот день по душу Макаренко. Измотанные, испуганные, эти двое во все глаза таращились на хрупкую, казалось бы, девушку в зеленом комбинезоне, а на их лицах застыло удивление и немой вопрос: вот это уничтожило толпу мужиков? Бандиты были с оружием. Но от удивления и шока, и, видимо, веря в силу своего пособника, что схватил Макаренко, держали его опущенным, что было только на руку Сове. И она не стала тратить время попусту. Девушка изо всех сил вцепилась в руку бугая, одной ногой уперлась в живот врага, а коленом второй в невероятном па ударила его в подбородок. Еще раз! Еще! Хрустнули лицевые кости. Еще раз! Пока бородач не замычал от невыносимой боли и не разжал руку, а потом и вовсе схватился за лицо. Кровь брызнула во все стороны, а боль заставила огромного детину упасть на колени, почти теряя сознание от шока. Сова уже стояла на ногах и одним ударом сапога по виску отправила бородача в нокаут. Если выживет, то с ним она разберется потом, а сейчас – с двумя последними, которые уже поднимали автоматы. Но медленно, чертовски медленно! Софья перепрыгнула через падающее тело и оказалась меж двух бандитов. Пока они пытались прицелиться, девушка развернулась вокруг своей оси и нанесла удары: одному в кадык, другому – по затылку. А потом еще серию ударов: локтем в горло одному, другим локтем – второму в висок. И, закрепляя успех, резко повернула первому голову до хруста позвонков, а второму – уже лежачему – размозжила череп тяжелым ботинком. Сова огляделась. Три трупа – бородач тоже не шевелился – и тишина… Похоже, никого из банды в живых не осталось. Победа! Вот только нос набок, да и незаметной остаться так и не удалось. А именно такую задачу ставил отец, когда говорил: – Ну что, дочь. Завтра последний экзамен. Я привел банду мародеров из Вологды специально для тебя. – Класс, пап! – Если все сделаешь правильно, то не погибнешь. Если провалишься, я тебя прикрою, но… тогда не жди поблажек ни от меня, ни от жизни. Она не любит слабых! И не любит, когда ей врут. Так что постарайся завтра не облажаться! Но я верю в тебя и видел, как ты готовилась, не жалея себя. Так что, думаю, все пройдет успешно. Мне лишь нужно, чтобы ты осталась незамеченной, без ран, и с каждого убитого ты должна принести трофей. Все равно, какой, но трофей в нашем случае означает, что ты не зря убила врага. Что своей смертью он принес тебе материальную пользу. Все ясно? – Так точно! – Я серьезно! – Да, отец, все ясно. – Ну, вот и ладушки, готовься! Завтра они придут в наш лес, я лишь на сутки опередил их, поэтому времени не так уж и много. – Его достаточно, чтобы уничтожить маленькую армию, – пожала плечами дочь. Отец косо посмотрел на нее, а потом криво ухмыльнулся, видя, как далека еще Софья от понимания, что учеба очень-очень сильно отличается от реальных боевых действий, в которых она еще не участвовала. Что ж, это ей будет неплохим уроком… Если выживет, конечно. И вот теперь Сове осталось лишь пройтись по лесу в обратном направлении и собрать трофеи. Хоть одну из задач девушка выполнила. Но, тем не менее, отец отреагировал очень жестко: вправил ей нос без обезболивающего. А чтобы жизнь медом не казалась! Макаренко проснулась от холода. Костер давно прогорел, а теплое покрывало уже не спасало от стужи, пробравшейся сквозь несколько слоев одежды и одеял. Девушка машинально потянулась и погладила кривой нос. Черт! Даже вспоминать о той боли было неприятно, не то что проживать ее во снах раз за разом. Софья вновь возвращалась в прошлое, и опять те события представали перед ней, как наяву. Они – все, что у нее осталось от отца, и пусть многие воспоминания терзали душу, но больше ее с прошлым ничего не связывало. Макаренко выглянула через сымпровизированные вчера ставни: снег успокоился, и теперь с неба падали редкие и легкие, почти невесомые белые хлопья. Они совершенно не помешают осмотру, но и от врага ее не скроют. Софья смочила горло водой из фляги. Потом девушка сменила накидку на белоснежную, собрала скарб в рюкзак и вновь поднялась на крышу. Ветер сменился, тяжелые тучи, напитанные влагой, медленно неслись к востоку. Софье стало грустно. Она почти не помнила матери, а отец не так давно погиб. И хотя он был строгим и суровым, девушке недоставало бати. Недоставало отцовских нравоучений, его недовольного бормотания, когда Сова что-нибудь делала неправильно. Она иногда не понимала сурового мужчину, но на подсознательном уровне боготворила: наверняка он хотел сына. Но то, с каким упорством он занимался с дочерью, доказывало его любовь к Софье. И она обожала его, пожалуй, даже втайне от самого мужчины, ибо он терпеть не мог бурных проявлений чувств. Девушка сжимала зубы от несправедливой брани, тихо смеялась в воротник куртки, когда он не видел, и иногда осторожно поправляла ему одеяло, словно маленькому ребенку. Но чувства вырвались наружу, когда отца не стало. Захлестнули, чуть не привели к сумасшествию, но Софья сумела взять себя в руки и продумать дальнейшие шаги. Месть хороша обдуманная, а на горячую голову можно наломать дров. Недаром отец учил ее сдерживать чувства, прятать эмоции и думать, думать, думать. Макаренко успокоилась и пустилась в путь. И черт подери этих нефтяников, если они смогут хоть как-то вывести ее из себя. Даже речи об этом не шло. Она готова была к медленному и плановому уничтожению всей общины. Сколько бы времени это ни заняло. Пока Макаренко неторопливо готовила себе место и винтовку, внизу что-то затарахтело. Непрерывный, навязчивый звук то приближался, то удалялся. Что это? Сова осторожно выглянула из укрытия, настроила оптику и посмотрела на лагерь нефтяников. Люди внутри огороженной территории засуетились. Из барака вышел мужчина в темном бушлате и шапке-ушанке и подошел к воротам, давая указания часовым на вышках. Те явно к чему-то готовились. И Сова вдруг поняла, что звук шел не из лагеря. Она повела винтовкой вдоль дороги, пытаясь найти источник звука, и вот… оптика выхватила одинокий автомобиль-фургон, покрытый толстыми листами ржавой стали, испещренный следами когтей животных и местами ощетинившийся приваренными острыми штырями. Любопытно. А ведь, кроме нефтяников, еще кто-то существовал в округе. Это была ценная информация, ведь для успешной операции против бандитов нужно было учитывать и их возможных сторонников. А то мало ли кто окажется в тылу. Девушка внимательно наблюдала за автомобилем. Он подъехал, ворота на территорию нефтяников на миг отворились, а потом сразу же захлопнулись. Шипастый монстр на колесах остановился перед мужиком в черном бушлате, и из кабины выскочили двое. Первый подошел к встречающему, и они пожали друг другу руки, о чем-то переговариваясь, а второй открыл фургон, и из него один за другим выпрыгнули пять человек. Они тут же колонной выдвинулись вперед и выстроились в шеренгу перед «бушлатом». Тот прошел вдоль, осмотрел бойцов и, видимо, остался доволен, потому как резко что-то крикнул в сторону бараков. Сова переместила винтовку в сторону серых одноэтажных сараев и вдруг охнула: из дверей одна за другой выходили маленькие фигурки детей. Чумазые и худые, в лохмотьях, они представляли жалкое зрелище. На лицах читался безграничный ужас, а тщедушные тела – это ощущалось и на расстоянии – тряслись далеко не от холода, а от страха. Куда их теперь отправят? Что с ними там будут делать? Софья вздрогнула от ужаса и негодования: как такое возможно? Что тут вообще происходит? Сердце разрывалось на части от переживаний за этих чужих детей, но Макаренко пока не понимала, что с ней творится. Если бы она попросила кого-нибудь найти для этого невыразимого чувства определение, ей бы ответили, что это материнский инстинкт. Но некому было подсказать девушке. В целом мире она была одна. Кроме бандитов, сейчас ей и общаться было не с кем. Чувствуя небывалое возмущение, девушка всматривалась в хмурые лица, пока детей не погрузили в фургон и автомобиль не уехал обратно. И Сова долго провожала его взглядом сквозь окуляр оптического прицела, пока тот не исчез за поворотом дороги. Затем она откатилась от края крыши, вскочила на ноги и несколько долгих минут вышагивала туда-сюда, не помня себя от ярости. Такого сильного чувства она еще не испытывала никогда в жизни. От злости она сорвала респиратор с лица – девушке казалось, что ей не хватает воздуха от возмущения. Ноги сами с неуемным остервенением пинали снег, словно он был в чем-то виноват. Макаренко злилась из-за невозможности помочь детям. Куда их повезли? Она не знала! Что с ними будут делать? Она не знала! И что с ними будет, она тоже не знала… «Вот твари! Нет! Нет!» Девушка почувствовала, что все планы отмщения катятся к чертям. Она не могла бросить детей, а это значило, что придется отложить месть на неопределенный срок. Сова остановилась, сжала кулаки, стараясь думать спокойно. Но ведь нефтяники никуда не уходили и в ближайшее время явно не собирались! Что ей мешает сначала вызволить детей, а потом отомстить? Что-то глубоко внутри подсказывало, что детям ее способности сейчас нужнее. Только куда их повезли? Ведь не пройдет и дня, как снег посыплет вновь и скроет все следы, и что ей тогда делать? Стоп! Мыслить трезво! Ведь выгрузили пятерых? Они-то должны знать, куда забрали детей? Точно! Алые губы расплылись в недоброй улыбке: теперь девушка знала, что делать. Глава 6. Жестокий отбор Время тянулось медленно, словно и не шло вовсе. Звуки борьбы, да что уж там – настоящей войны доносились с поверхности, то стихая ненадолго, то вновь усиливаясь. Дети в эти минуты сжимались, стараясь слиться друг с другом и с древней кирпичной кладкой, утонуть в полутьме. И отчаянно надеялись, что это не последние минуты Юрьева. Что звери еще не до конца сломили малочисленных защитников и еще не рвутся сквозь мрак старого туннеля, чтобы полакомиться юным свеженьким мясом никчемных людишек. В такие минуты даже трехлетний Сема стихал и боялся плакать. Боялся показать свой страх, а то вдруг по плачу найдут его и остальных. Ближе к утру шум на поверхности начал стихать: то ли защитники уничтожили почти всех животных, то ли, наоборот, некому больше было защищать древний Юрьев и детей. Редкие выстрелы иной раз сменялись столь же редкими воплями тварей. Словно обе стороны были уже до того истощены, что им стало не до войны, и лишь иногда находился смельчак, нарушавший шаткое перемирие. Но что бы ни происходило наверху, в клетке усталость взяла свое. Ночь, полная настоящих ужасов, высосала из детей все силы. И один за другим они сначала впадали в беспокойную дрему, а потом крепко засыпали, и ничто, даже звуки с поверхности, не могло их разбудить. Бабушки что-то тихо, настороженно обсуждали, и это бормотание заставило и Колю погрузиться в липкую патоку забытья, но немного странного, необычного. Забытья, похожего на оцепенение, когда тело отключается, но сознание еще здесь, и ум, наоборот, проясняется, и ты словно мысленно путешествуешь, то ли во сне, то ли наяву. При этом, хотя вроде не спишь, но на самом деле даже руку поднять не можешь. Коля не смог бы объяснить собственное состояние даже себе, но с детства любил подобные редкие моменты и старался исследовать пределы своих возможностей. Для начала он по ночам гулял по коридорам катакомб, иногда «выплывал» из подземелья, словно некий фантом, впрочем, не обращая внимания, есть ли у него тело – это стиралось сознанием, как стирается, например, во сне. А потом стал «наглеть» и впадать в этот транс и на людях, днем. Он заходил к ним в клетушки-комнаты, наблюдал за их действиями, работой, порой видел слишком интимные сцены, сгорал от стыда, но быстро «исчезнуть», вернуться из этого состояния у мальчика не получалось. Может, пока не получалось, но все же он был вынужден досматривать события, невольным участником которых становился. Об этом состоянии Коля даже не пытался рассказывать другим, опасаясь, что его сочтут странным, а значит, опасным. И просто сживут со света, как, например, поступили с Ярославом, объявив юношу дьяволом ни с того, ни с сего.[4] Ну вот какого, спрашивается, черта им приспичило? Ведь жил Ярослав в Юрьеве совершенно спокойно восемнадцать лет – и вдруг дьявол? Коля не был согласен с остальными, но что он мог сделать, когда в церкви решалась судьба не похожего на всех парня? В лучшем случае мальчика бы просто выгнали, в худшем – возможно, признали бы пособником дьявола заодно с Яросом. Люди жестоки, а под влиянием толпы надевают на глаза шоры и становятся единым целым, повинуясь любым командам, словно одно огромное чудовище.