– Прекратить панику! Всем вернуться к своим делам! Опасность устранена! Голос явно был женским, но повстречаться с его владелицей я бы не хотел. Моя галантность почему-то не производила впечатления на гигантесс. Думать о причинах этого было некогда: толпа завертела меня и куда-то потащила. Не отпускала тревога, как будто я забыл сделать что-то важное. О чем-то спросить или куда-то сходить. Ладно, время есть, вспомню. Меня как раз пронесли мимо дома, который отметила фигура в капюшоне, и я внимательно посмотрел на стену. Она была совершенно пуста. Когда я добрался до нужного места, то точно знал только одно: мне зачем-то требуются баллы. На площади было полно народу, я даже узнал какую-то девчонку и несколько парней, но как их зовут, не мог вспомнить. В этом было свое преимущество: не надо делать вид, как ты рад всех видеть, и мычать о погоде и хорошем дне. Можно спокойно осмотреться. На черном обсидиановом постаменте лежала груда крупных кристаллов всевозможных цветов. Больше всего было розовых, целая россыпь. Но зеленых и голубых тоже хватало. Когда я присмотрелся, то понял, что ошибся: зеленые были самых разных оттенков. Изредка попадались лиловые и медовые. И с самого края скромно лежал одинокий кусок угля. Я обошел кругом, читая имена: Алек Гринвуд, сапфир. Ноба Одунаги, горный хрусталь. Розовый кварц оказался Китти Плюш. В общем, участников было столько, что этот куб нарезали на таблички, словно торт. Каждому по куску, на добавку не осталось. На моей табличке тоже появился камень: маленький уголек. Если я, конечно, Мэтью Грэнвилл. Тем временем с постаментом что-то происходило. По его зеркальной поверхности пробежала рябь. Он задрожал и выплюнул из самой середины мутный пузырь с надписью: «Бонус», который шлепнулся на ковер и лопнул. Из него выползла отвратительного вида толстая гусеница размером с футбольный мяч. Она приподнялась на брюшных ногах и застыла в такой позе. Большинство девчонок взвизгнули и отбежали подальше. Парни напряглись и остались на месте. Наконец один не выдержал и шевельнулся, и гусеница медленно повернулась в его сторону. И тут началось какое-то сумасшествие, потому что все разом бросились на насекомое, отталкивая друг друга и устроив настоящую свалку. Гусеница отличалась большим интеллектом: она шустро выползла из этой кучи-малы. Я и глазом не успел моргнуть, как она забралась на дерево и с интересом смотрела, как из-за нее разворачивается небольшое сражение. К гусенице метнулись два круглоголовых парня. Я бы назвал их близнецами, которые родились с разницей лет в тридцать. За ними наблюдал качок в инвалидной коляске. К нему склонилась лохматая чернявая девчонка и что-то говорила руками. Наверное, на языке болтливого летуна. На секунду возле них оказался светловолосый парень, который споткнулся о коляску и извинился. Он смотрел только на гусеницу и близнецов. Светловолосый достал из кармана большой зеленый лист и помахал им. Гусеница заинтересовалась и поползла по ветке в его сторону. Младший из круглоголовых не хотел упускать добычу и двинул к ней. Но больше всего шансов было у колясочника: он несся наперерез светловолосому и должен был опередить его. Почему-то я был уверен, что он допрыгнет и снимет гусеницу с дерева. Тут я на секунду отвлекся, потому что не мог вспомнить, отчего я думаю, что это называется гусеница и дерево. Но раздался резкий крик, и я снова включился – это качок на полном ходу врезался в дерево. У его коляски отвалилось колесо. Судя по тому, как он морщился, с рукой что-то было не так. К нему с причитаниями побежала лохматая. В это время близнец-старший дотянулся до гусеницы и передал ее младшему. Тому не хватало достоинства победителя: он зачем-то демонстративно зачавкал, глядя на светловолосого, который так и размахивал своим листом. Добиться успеха не главное. Главное – не подавиться им. Круглоголовый вдруг сложился пополам и зашелся в кашле. Старший близнец бросился к нему, но ничем не мог помочь. Гусеница моментом вспомнила о вкусном зеленом листе и уползла к светловолосому, который быстро снял ее с дерева и рванул прочь. Бывший победитель держался за живот и катался по ковру. Его истошный ор заглушал даже вой Стражей. Ковер резко накренился в сторону, и все, что было незакрепленным, особенно люди, поехало вправо. Я кое-как ухватился за вышитый камень и силился вспомнить, что мне тут вообще надо. От этих глубоких раздумий меня отвлекла магиня, которая со всех ног неслась к нам. Она была такого маленького роста, что должна была порхать, как цветочная фея, а не грохотать, как стадо вислобрюхов. На ней были тяжеленные высокие ботинки и нарядный светлый плащ, который смешно топорщился, когда она подпрыгивала. Но, в отличие от всех остальных, она уверенно стояла на ногах. Добежав до нас, магиня упала на четвереньки и принялась, наморщив лоб, перебирать огромные толстые нити ковра. Облюбовав одну, она попыталась ее потянуть, но та даже не шевельнулась. Но махонькую даму было не смутить: она поплевала на руки и дернула снова. В этот раз все получилось как надо, потому что ковер моментально вернулся в нормальное состояние. Пригодное для стояния. Она довольно отряхнула руки. Потом сложила ладони рупором и пророкотала: – Уважаемые жители! Опасность миновала! Подозреваю, что ее было слышно во всех мирах Окружья. У меня слегка зазвенело в голове. Краем глаза я заметил, как к постаменту приближается какая-то дама в темно-синем плаще. Крошечная магиня повернулась к нам и грозно выставила палец: – Вам что, инструкций не читали? Четко сказано: использование магии только в специально отведенных местах! Вы вызвали резкое колебание магического поля! Аманда, почему ваш студент так странно себя ведет? Седьмым чувством я уловил, что речь идет обо мне, – остальные моментально разбежались, даже качок как-то укатился. Я действительно пытался сообразить, с какой ноги лучше встать – с первой или со второй. И старательно вспоминал, как они вообще называются, эти штуки, которыми ходят. – Если бы это был мой студент, Глория, он бы никогда не нализался сока забывника. И вы это прекрасно знаете. В этом голосе было столько льда, что я сразу вспомнил дракона и кого-то ужасно страшного с жутким именем Могунья. Но тут же забыл. – Как хотите, Аманда, но в этом году вы – куратор, так что разбирайтесь с ним сами. А еще лучше – передайте его Феррариусу. – И маленькая магиня сердито подтолкнула меня к очень недовольной очкастой даме, которая сверлила ее ярко-зелеными глазами. – Ректор сейчас в Закружье, на конференции по проблемам обновления читалок для самых юных магов. – Скажите честно – ему просто некогда с ними возиться, – фыркнула фея-тяжеловес и поправила изящную застежку плаща в виде катушки ниток. – Но это уже ваши трудности. Предупреждаю официально, как глава Цеха Ткачей: если конкурсанты еще раз нарушат равновесие, Школа Магии будет оштрафована. Та, которую называли Амандой, раздулась от негодования и процедила: – Глория Кабоначчи, от имени Школы Магии выражаю официальное недовольство Цехом Ткачей: это было второе ковротрясение за день! Когда управление было у Вышивальщиц, такого не случалось и раза в год. Мы подаем запрос о вашей компетентности в Магистрат. Магини свирепо уставились друг на друга. Хотя Аманда была на три головы выше, я бы хорошо подумал, на кого поставить. Но сейчас у меня были дела поважнее их разборок: надо было вспомнить, кто я такой. Я ломал голову над этим вопросом, пока куда-то плелся за темно-синим плащом. Единственное, в чем я был абсолютно уверен, – что 1 = 0,999. – Итак, мистер Грэнвилл, где вы умудрились найти сок забывника? Если честно признаетесь, что вас угостил Визл, так и быть, я продлю срок вашего испытания на день. Она б еще спросила, кто такой этот мистер Грэнвилл! А вообще эта леди была весьма красивой, только почему-то смотрела на меня как коза на корзину с капустой. Нет, даже от капусты коза ждет большей сообразительности, чем она от меня. Вот и зря, я такая капуста, что с любой козой разберется! – Хорошо, мистер Везучий Неудачник, пока вы не забыли, как дышать: вот три стакана. В одном из них противоядие, в остальных – вода. Давайте проверим вашу удачу. Вы выбираете стакан. После этого я убираю один из тех, что с водой. Затем вы можете поменять свой выбор, можете оставить прежний. Угадаете – вам повезло, на вторую попытку у вас не будет времени. Готовы? Аманда Дэверелл прямо-таки сочилась иронией и сарказмом. На хрустальных боках стаканов красиво переливались всполохи моих светобукв. Но кем бы я ни был, у меня были стальные нервы! Я подошел к стаканам, взял ближайший и спокойно выпил. Ведь я же не идиот: когда угощают, невежливо отказываться, тем более кто-то третий так и не пришел. А что она еще говорила, я успел забыть. Питье было тягучим и таким противным, что запершило в горле. Когда я откашлялся и смог говорить, выяснилось, что сказать мне нечего. Могунья в явном шоке смотрела на меня. Потом взяла два оставшихся стакана и вылила в горшок с редчайшим, драгоценнейшим цветком – одуванчиком. Мы почтительно созерцали, как растение впитывает воду. В немом молчании Аманда Дэверелл повернулась ко мне и указала пальцем на дверь. Бывают моменты, когда не стоит беспокоить людей вопросами. Судя по выражению лица могуньи, этот был из таких. Напоследок я успел заметить, что кабинет у нее был монументальным: необъятный стол, гигантские кресла для иносущностей и огромные темные шкафы. Наверняка скелетам в них уютно. Я смутно помнил, что поднимался по ступенькам куда-то вверх и проходил какие-то галереи. Почему-то стоило мне зацепиться правой рукой о стену, раздавался приятный хрустальный звон. Перед глазами вспыхивали обрывки слов и образов, голова раскалывалась от сомнений: я существую? Я мыслю? Где я? Последний вопрос волновал меня больше всего, и я пытался в нем разобраться. Это не так-то просто, если учесть, что предыдущие остались без ответа. Иногда в башне попадались проемы. Вон за небольшим окошком кто-то готовился ужинать: в смутном свете свечей было видно, как мелькают вилки и катятся овощи. Но сколько я ни стучал, никто так и не выглянул. Пришлось брести дальше. Каждый шаг поднимал меня все выше, а каждое новое воспоминание придавливало все ниже: «Мистер Грэнвилл, вы исключены из школы, ваши выходки невыносимы», «Мэтт, ну сколько можно! Мы с папой так устали от твоих фокусов», «Мэтью Грэнвилл, вы не прошли отбор в Школу Магии…» В моей никчемной жизни не было ничего хорошего. Никогда. Даже до того, как я стал сиротой… Внезапно лестница закончилась, и я вывалился на открытую площадку. Далеко внизу была земля. Самая настоящая, с озером, лесом и крохотными домишками. Карпетаун парил над ней, отбрасывая гигантскую тень. Еще выше показалась маленькая точка – это прибывал вечерний окружной поезд. Я стоял на самой высокой башне Школы Магии, на Темной башне Карадурна. На соседнюю площадку приземлился Страж. Он завертел головой и принюхался. Глаза его засверкали ярким зеленым огнем, усы топорщились. Ветер подул с такой силой, что едва не сбил меня с ног. На четвереньках я пополз обратно, в защищенный коридор. Ползти было неудобно, мешала правая рука. Но на этом я не успел сосредоточиться: отвращение к себе захватило меня целиком. Идиот и трус. Бездарь. Омерзительная личность. Слизняк. Редкое ничтожество. Мне показалось, что я слышу чей-то смех. Гаденькое такое хихиканье. Оно шло откуда-то из середины башни и разносилось по всей округе. Мэтт Грэнвилл – посмешище. Шут и клоун. Знаете, всему есть предел, за которым пустота и абсолютная свобода. Я как раз вспомнил, что справился с Вокзальными воротами, а человек, который сумел с собой подружиться, не боится вообще ничего. Хватит ползать. Я помахал рукой Стражу, потом совершенно спокойно подошел к самому краю и шагнул вниз. Чем выше скорость, с которой вы летите вниз с высокой башни, тем быстрее вашу голову покидает мысль о том, почему надо было с нее прыгать. Это было потрясающее открытие, и уже через пару секунд мои мозги поделятся им с мостовой. Я идиот, потому что считал себя идиотом! Уже можно было различить шум крыльев Той, которая придет за каждым, и мой дикий крик не мог ее отпугнуть. Я со всего маху упал и успел подумать, что в раю очень мягко. Когда я открыл глаза, оказалось, что рай пушистый и черный с бурым отливом. Я вцепился в него левой рукой. Ко мне повернулась большая усатая морда и с шумом втянула в себя воздух. Мне не очень понравился лихорадочный блеск в глазах Стража. Я рискнул повернуть голову и увидел, как подо мной проносятся улочки Карпетауна. Ледяной ветер свистел в ушах и не давал дышать, но я постарался принять бодрый вид: кругом парили пузыри с пассажирами. Мне было приятно, как они смотрели на меня: выпученными от изумления глазами. Страж кругами спускался вниз, и я надеялся, что он пролетит мимо Магистрата. Вдруг там случайно окажется кое-кто. Страж осторожно приземлился прямо у черного куба с баллами и стряхнул меня на землю. Вокруг нас образовалось кольцо зевак. Огромный зверь выгнул спину и зашипел. Толпа разлетелась быстрее осенних листьев. Я подумал, что мое общество ему тоже надоело, но Страж подцепил меня когтем за воротник и вытащил из горы кристаллов, в которые я зарылся. Мэтью, ты тоже стал бонусом! К ужину Стража. Он поднял меня повыше и раскрыл пасть, полную великолепных, острейших зубов. Я закрыл глаза и смирился. И чуть не помер от смеха: ужасно щекотно, когда тебя вылизывают! Шершавый язык скреб мои штаны и руки, как жесткая щетка. Когда он пару раз проехал по лицу, я думал, отвалится голова. Хорошо хоть больше всего ему понравились штаны, но от них уже болтались одни лохмотья. Страж последний раз лизнул меня и стряхнул с когтя. Он зевнул во всю пасть и завалился на бок. Только после того, как он захрапел на весь город, я поверил, что он и правда спит. Пожалуй, на сегодня хватит. Полет с Темной башни был впечатляющим, но повторять как-то не хотелось. Тут меня осенило: я же был в самой Школе Магии! На башне Карадурна! Я летал на Страже! Пусть случайно, но ведь у меня получилось! Все знают, что Школа не пускает внутрь даже самых распрекрасных учеников, если они ей не нравятся! Мэтью Грэнвилл, для тебя еще не все потеряно! Мир обрушился на меня всеми своими красками и звуками. Ко мне вернулась память. Она прихватила с собой очень, очень неприятное подозрение. Я вспомнил одну книжку, «Справочник ботанических редкостей». У мамы был такой, когда-то я знал его почти наизусть. До того, как угостился забывником. Сам виноват: в детстве вырезал из справочника все картинки, так что мои знания ботаники носили несколько отвлеченный характер. Мне казалось, что я видел его в «Сироте». Беда в том, что после всех ужасов я вообще не представлял, куда нужно идти. Я решил довериться своей удаче и зашагал наугад. И только сейчас понял, что держу в руках стакан. Тот самый, из которого я пил в кабинете Аманды Дэверелл. Он был вырезан из большого куска хрусталя, по его донышку шла какая-то резная надпись. Каким-то чудом он умудрился не разбиться. Ах вот откуда тот приятный хрустальный звон… Хватка у меня была мертвой: еле отобрал стакан у правой руки. Я сунул его в карман. У меня было слишком мало вещей, чтобы еще и стаканами разбрасываться. Стакан навел на одну интересную мысль: Визл действительно был прав, когда говорил, что ковер ссылает трактиры в самые глухие углы. Вот сейчас я не встретил ни одного, зато видел три булочные, одну зельеварку, магазин домашних питомцев. Там мне особенно понравилась одна горгулья, но она наотрез отказалась продаваться: почему-то ее не устроило, что мой неодомашненный дом еще и не в центре. Тут бы крышу над головой найти, а ей подавай престиж! Слова «неодомашненный» и «крыша над головой» окончательно привели меня в чувство. Мысли перестали перескакивать с одного на другое, я наконец сумел сосредоточиться. С каждым шагом во мне зрело решение: Мэтью, ты заглянул смерти в глаза и остался жив. Ты отмечен знаком судьбы. Ты найдешь сейчас «Сироту», заберешь приглашение и карту и пойдешь в тупик Проигравших. Разберешься с этим чертовым домом, а потом выиграешь конкурс. Если тебя столько раз спасали от неминуемой гибели, то точно не для того, чтобы вышвырнуть в первом же туре! Но прежде, чем пойти в трактир, мне нужно было кое-что проверить. Я подошел к ближайшему фонтану, достал стакан и зачерпнул воды. Нашел подходящее место и хорошенько взболтал воду. До этой клумбы Финнр пока не добрался: из нее торчала только одинокая чахлая часогония. Ее поникшие лиловые ветки сплелись колесом. Обычно возле них дежурят обыкновенцы, чтобы ухватить себе минуту-другую, когда они цветут временем. Но до дня Весеннего ветра еще далеко, поэтому эта была совершенно голая, ни одного бутона. Я осторожно полил ее из стакана. На мгновение часогония встрепенулась и попыталась вытянуть увядшие побеги. И тут же на глазах почернела и рассыпалась в труху. Я вспомнил, что было в мамином «Справочнике ботанических редкостей». Противоядие от забывника абсолютно смертельно для всех известных растений. В том числе и для одуванчика. Теперь я мог добавить: а сок забывника обожают Стражи. Сжав зубы, я пошел в «Сироту». Бодрый и злой. Глава 5 Фальшированная гусеница Я шел печатая шаг. Получалось громко и раскатисто. Такой и должна быть поступь судьбы. Прохожие смотрели на меня с восхищением и спешили поздороваться. О моем полете уже всем известно! Быстро же здесь разносятся новости! Конечно, не в лесу живем. Хотя Финнр мог бы поспорить: кругом было полно деревьев в кадках. Гордость распирала меня, но я помнил, как важно быть скромным: это привлекает гораздо больше поклонников. Из толпы ко мне бросился взъерошенный молодой человек: – Пожалуйста, магограф! Жена не простит, если я упущу такую возможность! Я с трудом сдержал улыбку и сложил пальцы щепотью. Вообще-то магограф требует уйму сил, не каждый может с легкостью воплотить суть своей личной магии. Оттачивать навык нужно заблаговременно. Так что теперь я мог ответить учителю трансцендирования и экзистенции: умение выговаривать его предмет мне не понадобилось, зато магограф – очень даже. Нужно постараться, чтобы знак можно было забрать домой. Мама как-то принесла один, так он лопнул, едва я поздоровался. От хохота. Сосредоточившись, я начал сотворять сложнейшую конструкцию. Это было сочетание двадцати четырех звуков, форм, запахов, приведенных к единому состоянию. Глянешь – сразу понятно, что я одаренная многогранная личность. Честно говоря, получалось ужасно медленно. Я закончил только половину, а уже выдохся. На создание памятника себе уходит больше сил, чем на совершение подвигов! Если бы не магия Карпетауна, я бы не справился. Если бы не магия Карпетауна, я б хоть знал, что сотворил. В воздухе зависла какая-то штуковина, похожая на большой ящик, который вращался и выворачивался наизнанку. Еще он неожиданно то раскладывался на кубики, то схлопывался обратно. Ящик сильно смахивал на те скрюченные домишки, которые понастроил папин приятель Квинтус Тил. Мой поклонник косо зыркнул на то, что у меня вышло, и подался куда-то в сторону. Остальные тоже поторопились отойти: штуковина выглядела страшновато. Несознательные личности решили, что это нападение неведомых иносущностей. Глупости, все было гораздо хуже: само пространство собиралось нас проглотить! – Вы просили магограф. Возьмите, он продержится не меньше месяца, – раздался голос у меня за спиной. Я обернулся и увидел Глорию Карбоначчи все в тех же монументальных ботинках. Она с интересом переводила взгляд с меня на штуковину, которая продолжала бешено выворачиваться наизнанку. Магиня протягивала ветки белоснежной фрезии, выгнутые буквой К. Цветок окружало сияние, переходившее от голубого в центре к красноватому по краю. Подставкой была простая скромная надпись: «Маг года». Ну совершенно банально. Молодой человек с благоговением взял знак и осторожно подул на него. От лепестков пошел нежный весенний аромат. Зеваки завистливо ахнули. Счастливец, гордо держа магограф перед собой, направился к Ступенькам. Конечно, легко подкупить поклонников заклинаниями удачи и благополучия, вплетенными в надпись. Но Мэтью Грэнвилл не ищет дешевой популярности. Он платит за нее втридорога! Внезапно я почувствовал резкое жжение на кончиках пальцев – это кто-то пытался уничтожить мой знак. Я забыл разорвать связь с магографом, а без браслетов заклинания задевали меня довольно чувствительно. Неприятные ощущения усиливались: это еще несколько человек пытались разрушить штуковину. Никакого почтения к творчеству других! Подумаешь, всю дорогу загородил. Наверное, магограф почуял мое недовольство, потому что мгновенно развернулся, пробив попутно дырку в стене дома, украшенного старинной резьбой по розовому камню. Все ахнули. Я расслышал что-то вроде «Ужас» и «Ктулху», но при чем тут главврач нашей лечебницы, не успел сообразить. Из дырки тут же показалась лысая голова. – Теракт! – взвизгнула она. – Это теракт! Из толпы кто-то шикнул и припечатал голову тремя буквами. Она сразу угомонилась, а я так и не понял, при чем тут «ссе». – Мэтью, со знаком разберетесь потом. У вас был тяжелый день. После отравления нужно избегать любой магии хотя бы сутки. Идите в «Сироту», Визл вам поможет, – тихим мягким голосом обратилась ко мне Глория Карбоначчи. Магиня участливо похлопала меня по руке и тут же взревела: – Вы без браслетов?! Вам что, жить надоело?! А если бы кто-то случайно вмешался, пока вы сотворяли вот это? – кивнула она на штуковину. – Передайте Визлу, что если он не заставит вас надеть браслеты, я за себя не ручаюсь! Не выношу, когда на меня орут. Да что она себе позволяет! Подумаешь, «Маг года»! Да хоть десять раз подряд! Визл то, Визл это! Я что теперь, как привязанный к нему должен быть? Щеки у меня полыхали ярче светобукв. Я сощурился и хотел ответить, но Глория Карбоначчи принялась осторожно передвигать магограф в угол. Он как раз развернулся во всю мощь: за его деревьями не было видать даже леса Финнра. Магиня и бровью не повела, глядя на мое возмущение. И я из принципа решил не ходить в «Сироту». Без карты точно обойдусь, да и без приглашения тоже. Сам – значит сам! Я зашагал прочь, вколачивая в ковер каждый шаг, словно гвоздь в бревно. Уверенность в себе – это не вода в стакане, не расплещешь. Но при мысли о стакане ужасно захотелось есть и пить. Если сама глава Ткачей советует мне обратиться к Визлу, может, стоит так и поступить? Все-таки не прислушаться к ней нельзя, с таким-то голосом… Тем более что мне и правда было не очень хорошо. На этот магограф ушло гораздо больше сил и магии, чем я думал. В общем, мысль о том, что в «Сироте» можно заправиться ледяным огнем, согревала мне душу. Это было здорово, потому что я жутко замерз. Прям казалось, что льдинки на зубах похрупывают. Решено: в «Сироту». Мэтью Грэнвилл не изменяет принципам – он меняет принципы!