Бастьен осознал, что полагал ее согласие и помощь как нечто само собой разумеющееся. И хотя он думал, что знает свою дочь, ее ответ заинтересовал его. — Государство обязано заботиться о каждом несовершеннолетнем ребенке, находящемся на французской территории, — продекларировала она. — Так что это не мы поставили себя вне закона. Действительно, Жад, как и обещала, углубила тему. Манон вышла из гостиной и, присев перед шляпной коробкой, принялась рыться среди негативов и фотографий, пока не нащупала свой старый фотоаппарат. Она вставила в него новую пленку, и это вызвало поток воспоминаний. Манон подумала об отце и впервые остро ощутила не его мучительное отсутствие, а надежное присутствие. В кухне, стоя на коленях перед Килани, Бастьен горстями сыпал во все карманы его спортивного костюма молотый кофе. Так же он поступил и с рюкзаком, не позабыв и про передний карман. — Так делают торговцы кокаином, — пояснил он Жад, которая с удивлением следила за действиями отца. — Они прячут его в пачки кофе, чтобы сбить обоняние собак, — подтвердил Адам. Щелчок фотоаппарата заставил мужчин обернуться к Манон, направившей объектив прямо на них. — Два флика, использующих методы наркоторговцев! Это стоит увековечить! — насмешливо объяснила она. Затем подошла к Килани и, указав на аппарат, спросила его разрешения. Он пожал плечами и поднял голову. Она оставила в окошке видоискателя только его лицо. Текстуру кожи, глубину взгляда и это непостижимое выражение надежды, как если бы завтра мог наконец наступить другой день. Бастьен взглянул на часы и с опережением на добрых пятнадцать минут объявил, что пора. Просто он знал, что прощание станет нелегким и для жены, и для дочери. И верно: было много слез и поцелуев, утопающий в любви Килани переходил из объятий в объятья. Его сердце билось так быстро, что даже немножко закружилась голова, но мальчик быстро справился. Дверь квартиры закрылась. Тишина, такая давящая после бурного прощания, была невыносима. — Мне потребуется что-то тонизирующее. Жад нахмурилась, она представила, как мать бросается к аптечке, чтобы выбрать среди многочисленных таблеток наиболее подходящую ситуации, и завалится на диван. — Бокала вина будет достаточно, — успокоила ее Манон. — Ты со мной? — Определенно! 43 Торговый центр «Сите-Европа», Кале 21:30 В кафетерии на заправке, под убийственно ярким, как в операционной, светом, среди иллюстрированных журналов с кричащими обложками, плюшевых игрушек в помощь родителям, забывшим обмусоленных любимцев своих детишек, и холодильных прилавков с треугольными бутербродами Килани снова прилип к торговому автомату. На сей раз к кофейному. Как прикованный. — Ну, ты выбрал? Я не собираюсь торчать здесь целый вечер. Поскольку Килани никак не отреагировал, человек оттолкнул его, чтобы занять место. Мальчик огрызнулся, как звереныш. — Э, потише! Родители-то твои где? — Мы родители. Клиент обернулся и увидел двоих мужчин. Белого с мрачным взглядом и мощного араба со шрамом на лице. Сбитый с толку столь необычным составом семьи, он выхватил стаканчик, когда струйка кофе еще текла, обжег себе пальцы и молча удалился с высоко поднятой головой как ни в чем не бывало. В «уголке отдыха» кафетерия, на столе, окруженном барными стульями, завибрировал мобильник Бастьена, и на экране высветилось сообщение: «Грузовик перенаправлен. На месте через 3–5 мин.». Водитель проследовал за автомобилем ББП до парковки, примыкающей к автозаправочной станции, которая в бензиновых испарениях казалась освещенной, как дискотека. Тяжеловоз припарковался и стал ожидать распоряжений полиции. Кортекс поднялся на ступеньку кабины и оказался на уровне опущенного стекла. Выглядел он сущим въедливым крючкотвором — из тех фликов, с которыми неохота связываться. — Проверка на содержание алкоголя и наркотических средств. Выходите с документами, дающими право на управление данным транспортным средством, — без пауз проговорил он. Через окно кафетерия Миллер внимательно наблюдал за тем, как Кортекс заставляет дохнуть в трубку шофера, явно покладистого парня, который не знал, что подчиняться следует только самым кратким проверкам. Настал нужный момент, и Бастьен позвал Килани. Надев на мальчика рюкзак, он в последний раз оглядел его. Из них двоих флик очевидно был встревожен сильнее: Килани придавала смелости уверенность в том, что в это путешествие он отправляется не один. Теперь настал черед Спринтера отвлекать внимание дальнобойщика. — Хронотахиграфический диск[72], пожалуйста. Едва выпустив из рук алкотестер, водитель был вынужден снова лезть в кабину за контрольным диском. Он протянул его полицейскому, и тут на сцену вышел Пассаро, чтобы окончательно заморочить парню голову. — Какого типа груз везете? — Вычислительную технику. И фотокопировальные устройства. — Вы останавливались в зоне отдыха меньше чем в восьмидесяти километрах отсюда, — констатировал Спринтер. — Вам известно, что это лучший способ заполучить нелегальных пассажиров, пусть и без вашего ведома? — Откройте прицеп, мсье. Будьте добры. Флик слева, флик справа, вопросы и команды со всех сторон. И все же водитель осмелился выразить некоторое удивление: — Мне в любом случае через несколько километров проходить таможню. Мой груз ведь будут проверять, верно? — Как хотите, — согласился Пассаро. — Если мы посмотрим сейчас, это бесплатно. А если обнаружат англичане, то по две тысячи евро за каждого мигранта. Неотразимый аргумент. Дальнобойщик вытащил из кармана ключи. Два поворота в замке, и он широко распахнул задние двери. Перед фликами выстроились два ряда поддонов с обмотанными пленкой, словно мумифицированными, коробками разных размеров. В тот момент, когда Адам и Килани вышли из кафетерия и направились к машине Бастьена, Кортекс запрыгнул в прицеп с крошечным фонариком в зубах. — На вашем контрольном диске зафиксированы два превышения скорости, — заметил оставшийся возле кабины Спринтер. Водителю пришлось пройти вдоль всего своего большегруза, чтобы собственными глазами констатировать обоснованность обвинений полицейского. Адам держал Килани за руку и воспользовался этим, чтобы свернуть и подойти к Пассаро. Глава ББП подхватил мальчика под мышки и поставил его в грузовик. Обеспокоенный тем, что Адам не поднимается следом за ним, Килани вопросительно посмотрел на него. — Иди в самую глубину, — приказал сириец. — Я за тобой. Ребенок схватил его за руку и изо всех сил потянул, чтобы заставить подняться в прицеп. Адам был вынужден резко высвободиться, и голос его прозвучал не столь убедительно, как ему хотелось бы. — Поверь мне, — прошептал он. По-прежнему находившийся внутри Кортекс подтолкнул Килани в нужном направлении, и тот покорился. Мальчик стал пробираться между пирамидами коробок, двигаясь на ощупь или при слабом огоньке фонарика полицейского, и спрятался между двумя поддонами. Присев на корточки, он высунулся в проход, чтобы убедиться, что Адам действительно идет за ним. Но увидел только, как, словно крышка гроба, закрылись двери, погрузив его в полнейшую темноту. Однако он все еще верил. Водитель тяжеловоза двинулся с места с отрицательным тестом на алкоголь и проверенным грузом. Адам и Бастьен остались на парковке заправочной станции одни: автомобиль ББП возглавил колонну и сопровождал водителя, пока не вывел его на национальное шоссе. Когда грузовик поехал, прицеп вздрогнул, покачнулся, и Килани заметался. Он выбрался из своего укрытия, несколько раз споткнувшись и едва не упав, прошел вдоль рядов коробок и, оказавшись перед запертыми дверьми, тщетно попытался открыть их. Адам обманул и покинул его. Сраженный наповал, мальчик сполз вдоль стенки фургона и уселся на пол. Адам сделал выбор между ним и своей семьей. И Килани не мог злиться на него. Хотя частично в этом была его вина. Если бы он мог поведать ему все, что знал, то его защитник, наверное, предпочел бы покинуть «Джунгли». Наверное, даже вместе с ним. Мальчик укорял себя за то, что не раскрыл свою тайну. Но как бы он мог рассказать? Перенаправленный полицейскими тяжеловоз приступил к последнему отрезку своего пути к таможне. На полосе скоростного движения он втиснулся между двумя другими грузовиками и поднажал. Автомобиль ББП уже исчез из зеркала заднего вида. В конце ведущей в порт Кале национальной трассы он оказался перед первым пунктом контроля, организованным в точности как пункт сбора дорожной пошлины. Шесть очередей, шесть будок и пятьдесят грузовиков на два квадратных километра асфальта, где переплетение путей вызывало головокружение. Въездные ворота, выездные ворота, частные въезды, международные зоны, таможни: французские и английские, субподрядные организации и пограничная полиция. Даже привычному человеку начинало смутно казаться, что он в лабиринте, и темнота только усиливала это впечатление. Дальнобойщик медленно подъехал к третьей очереди и запасся терпением. Оцепеневший от страха Килани слышал какие-то голоса, но не понимал, о чем говорят. Каждые три минуты грузовик продвигался на несколько метров. Один голос вдруг раздался так близко, что мальчик вздрогнул. — Детектор углекислого газа ни к чему, это брезент. Гони его прямо к «ищейкам». Спустя несколько секунд мальчик услышал хриплое дыхание рвущихся со своих поводков собак. Их когти скребли асфальт, они вставали передними лапами на колеса грузовиков, чтобы оказаться на уровне грузов и втянуть носом их запахи. Лай. Еще раз. Килани прижал к себе рюкзак, как спасательный буй. — Здесь что-то есть, сюда! Ребенок приготовился к тому, что задние двери распахнутся и мощные инквизиторские прожекторы примутся обшаривать внутренность прицепа. Но он по-прежнему оставался в кромешной тьме. Встревоженный, он рискнул слегка приподнять брезент и меньше чем в метре от себя увидел, как в белом неоновом свете из соседнего грузовика выходит целая семья. — Выходим! Out! Out! Out![73] — крикнул им властный голос. Отец, мать и две дочери с поднятыми руками, а на земле — вся их жизнь в двух огромных мешках. — Давай-давай! Убирайтесь отсюда! Go away![74] — кричали таможенники. Килани осторожно опустил брезент и снова смог дышать, только когда ощутил легкое потряхивание, указывающее на то, что грузовик тронулся к следующему пропускному пункту тридцатью метрами дальше. Снова раздались какие-то голоса.