— Три, два, оди-ин! Я нарочно промахнулся мимо ее губ и шепнул на ухо: — А проведешь ты этот год с пятном кетчупа на лице! — и засмеялся, глядя, как она рукавом моей, между прочим, куртки, оттирает нос, поглядывая на меня со смесью недовольства и задором, из-за которого, собственно, я и пропал. Нравился мне этот ее взгляд, обещающий расплату. Все еще смеясь, я притянул ее к себе и наконец поцеловал. Сначала легко и мимолетно, а потом у меня снесло крышу. Сашка пахла мандаринами, задором и обещанием, что будущий год и правда будет прекрасен. А еще она мне отвечала — сначала с тем самым задорным недовольством, упираясь в грудь мелкими кулачками, а потом сама притянула поближе. Над нашими головами взрывались салюты, вокруг ревела толпа… но ничего из этого не имело значения. Только она. И ее слова, когда я наконец смог ее отпустить: — Ненавижу тебя. Антон Орешин! Вот ненавижу, и все тут! — Да? А я завтра собрался знакомиться с твоими родителями. — И познакомишься! — И как ты меня представишь? — Как того, кто меня с ума сводит! — Это уже лучше, чем ненависть, — одобрил я, одновременно ловя ее за руки и притягивая обратно в объятья. Сашка быстро обмякла и уставилась на меня огромными глазами, выбивая дыхание… опять. В ее глазах отражались новогодние огни, а сама она выглядела просто невозможно красивой. Я теперь и не понимал, с какой радости написал ее подруге, но обошел вниманием ее. Возможно, снегопад — вовсе не второй мой шанс, а даже третий. Который я ни за что не упущу — не дурак все же. С ее родителями мы и правда познакомились… всей толпой. Они сами спустились вниз, едва запустили подъемники (что произошло рано утром), перебудили всех и едва не довели до сердечного приступа мою Сашку. Да-да, я опять пробрался к ней на диван среди ночи под предлогом открытого в комнате окна. Она, кажется, не возражала. «И хватило же наглости⁈ Иди к себе!» — это же не возражение, если произносится с широкой улыбкой? Но утром, конечно, было страшновато. Особенно, когда ее строгая мать заметила, что на диване дочери валяются мужские носки, а я единственный босой. Не женщина, а сканер, ей-богу… но ничего, когда-нибудь заслужу ее благословение. Возможно, на это потребуется лет десять. Парни там ощутимо подпортили ситуацию дурацкими шутками, приумножив неловкость. В общем, до конца каникул Сашку у меня забрали, но мы с ней все равно находили минуты для встреч. Иногда целовались на горных вершинах до обветренных губ, иногда я находил ее в кафе, и мы… да, опять целовались. И каждый вечер я поднимался к ней, потому что ужасно скучал. А она сбегала ко мне вниз, потому что скучала тоже… КОНЕЦ