– Халат, госпожа. Только масочку с волос еще пятнадцать минут снимать нельзя. – Нельзя, так нельзя. Я тряхнула этими самыми волосами, уже подсохшими, но по-прежнему розовыми. Затянула пояс длинного шелкового одеяния потуже и поспешила к дверям, обнаружив за ними пожилую экономку, также нанятую вчера. – Ведите, – быстро распорядилась, вспомнив, что не знаю, где в этом доме комната моего работодателя. Когда я вошла, у постели дознавателя суетились две молоденькие служанки: одна меняла компресс, другая тщательно (даже чересчур) обтирала обнаженное мускулистое тело. Я вдохнула, закашлялась и огромным усилием воли не отвела глаз, поскольку странно смущаться нагого вида собственного любовника, прикрытого простыней лишь в самом сокровенном месте. – Покиньте комнату, пожалуйста. – Но ему нужно делать обтирания постоянно, он весь горит, – запротестовала та девушка, что в данный момент водила мягкой губкой по широкой груди дознавателя. – Вот вы и позовете доктора, – указала я на нее, – он ведь назначает лечение. Поезжайте и побыстрее. Девица скривилась, но послушно сползла с кровати, подхватила фарфоровый тазик и вместе со своей помощницей покинула комнату. Я тут же бросилась к мужчине и быстро натянула покрывало до плеч, а потом приложила ладонь ко лбу и тут же отдернула. Он и правда пылал. Второй тазик с водой для компрессов стоял на тумбочке, и я выжала плотную ткань и вновь положила на лоб сыщика. – Кериас, – позвала. – Что? – он открыл глаза, а я отметила, что их цвет не изменился и взгляд остался чистым. – Страстный шоколад идет тебе больше розового, – заявил дознаватель и зевнул. – Что случилось? – спросила, сообразив, что замечание относилось к новому оттенку моих волос. В первое мгновение даже успела не на шутку испугаться, а теперь перевела дух. – Смени, – ответил дознаватель и ткнул пальцем в компресс. Я быстро окунула тряпку в воду со льдом, отжала и положила на лоб императорского кузена, вновь прикрывшего глаза. – Легче? – Угу. – Это Призрак что-то сделал с тобой, раз ты в таком состоянии? – Это Мышка напала. – А? – Одна глупая Мышка, на защиту которой я отдал массу сил, а теперь ощущаю все прелести энергетического истощения. – То есть? – Целовать ты не стала, потери не восполнила, а теперь еще прогнала моих служанок. Иди Мышка, а девушки пускай вернутся. Я пропустила указание мимо ушей, схватила компресс и вновь окунула в воду, а потом, толком не отжав, бросила на раскаленный лоб сыщика. Он сжал зубы, а по лицу потекли капли воды. – Извини, – совесть всколыхнулась, когда Зверь не ответил в обычной насмешливой манере и глаз не открыл. Схватив полотенце, бережно отерла его лицо, сообразив, что при такой температуре даже прикосновение махровой ткани ощущается, как касание наждачной бумаги. – Я ведь не могла знать, что браслет вытягивает силы, а благодарность в виде поцелуя – это не очередная издевка. Кериас глаз не открыл да еще и голову от меня отвернул. Что за характер! – Я была неправа. Решившись, даже легонько погладила его по щеке. – Ты… вы пошли на риск, разрушив печать императора, и наложили на меня защиту, стоило отблагодарить так, как вы просили. Хотя вы обычно не просите, сами целуете без разрешения. Могли бы и в этот раз… – Не мог, – Зверь повернул голову и чуть приоткрыл глаза. Такой вот взлохмаченный и прищурившийся, он напомнил большого ленивого кота, хотя я и понимала, что это проявление вовсе не лени, а редкого для дознавателя физического недомогания. – Целовать нужно добровольно? Он промолчал, значит, угадала. – Давайте, сейчас поцелую. – Не надо. Какой же гордый! – Надо, если поможет. Тогда и доктора не придется вызывать, разве нет? – Сказал, не надо. Кыш из моей комнаты, Мышка. Спрячься в норку. – Наглец и грубиян! Сейчас поцелую, приготовьтесь. – К чему готовиться? Не умеешь целоваться, не берись. Позови девочек. – То есть вам все равно, кто целовать будет? – Силу пропускает через себя тот, кому она отдана, часть поглощает защита, часть возвращается, – отрезал сыщик, – это логично и понятно любому, кхм, любому другому. От помощи девочек мне легче, Мышка, а от тебя голова болит сильнее и ты забываешь про компресс. – Ой. Быстро сменила компресс. – Тело тоже горит, – с намеком сказал дознаватель, – поэтому слезь уже с покрывала и верни ту милашку с губкой. Сомневаюсь, будто ты сможешь обтереть меня и не умереть от стыда. – Как ваша любовница, я должна ее сегодня же уволить. Разве вы не настаивали на правдоподобном исполнении роли? Но если она вам так понравилась, давайте оставим, пусть обтирает в любое удобное время. Я остаюсь только потому, что меня совесть мучает. Вот верну долг и пойду. И объяснив тем самым свои намерения, обхватила его голову и поцеловала в губы. Сперва точно я целовала, при этом очень старалась, не зная, как именно выглядит процесс восполнения отданной силы – браслет ее трансформирует или что-то там еще задействуется. Наверное, все же второе, поскольку это еще ощутилось сквозь тонкое покрывало, намекая, что не стоило слишком решительно оседлывать раздетого дознавателя. Лихорадка Кериаса все же ударила ему в голову и помутила сознание, так как процесс выздоровления внезапно превратился в какой-то другой процесс и не по моей вине. Да и сложно проявлять инициативу, когда тебя переворачивают на спину, подминают под себя, не размыкая губ, и продолжают целовать с… с остервенением. Руки проникают под халат и сорочку, гладят тело совершенно бесстыдно, поскольку ни о какой защите и речи не идет, а обнаженный торс, открытый сползшим покрывалом, касается твоей груди, прижимает к кровати так, что не шелохнуться, а мужская рука ведет по ноге, поднимаясь от колена все выше… – Кхм, простите. Мне сказали, в этой комнате больной, – раздался от двери голос, перекрывший громкий гул в ушах. Напор на мои губы и тело ослаб, Кериас отстранился и приподнялся на руках, сперва посмотрел на меня, потом на доктора, затем сказал такое, к чему и добавить было нечего: – Меня уже лечат, дождитесь своей очереди. Доктор явно был не из робкого десятка, а может оказался знаком с императорским кузеном. Он не растерялся и не подумал покинуть спальню. Аккуратно притворил дверь, прошел к небольшому бюро у окна и поставил на него саквояж. – Позвольте усомниться в эффективности подобного метода. По описанным симптомам и по внешним признакам, которые я у вас наблюдаю, весьма походит на лихорадку. В эту пору года самое распространенное заболевание, замечу я вам. Пока мужчина невозмутимо рассуждал, я попыталась выбраться из-под дознавателя, и он даже отпустил. Доктор стоял, повернувшись к окну, и рылся в своем саквояже. Я воспользовалась этим, чтобы привести одежду в порядок, а потом быстро приложила ладонь ко лбу Кериаса. Температура не снизилась и на градус. – Не помогло? – полный разочарования вопрос вырвался сам собой. Доктор чуть насмешливо крякнул и повернулся. – Успех подобного лечения можно гарантировать лишь в двух процентах случаев, очаровательная леди. Я требовательно взглянула на Кериаса, который лежал, раскинув руки в стороны. Одеяло сбилось, но удачно, на том самом месте, которое и стоило прикрыть. Обманщик! Кузен императора слегка скосил на меня глаза, отметил мое возмущение и оказал честь коротким пояснением: – Сегодня уже поздно. То есть? Можно было не целовать? Раз началась лихорадка, силу уже не передать? Она рассеялась? Или что там с ней? Зверь пожал плечами, отвечая на невысказанные вопросы, и пояснил во второй раз: – Я ведь говорил, не надо. Любишь ты, Мышка, настаивать в самое неподходящее время. Так это я виновата? – Ладно, доктор. Осматривайте, лечите, иначе голова сейчас взорвется. – Вы приняли хорошее тонизирующее, – заметил на это врач, с улыбкой взглянув на меня, – весьма и весьма действенное, оно заметно вас взбодрило. В вашем состоянии пациенты обычно не могут шевельнуть даже пальцем и беспрестанно стонут. Ну-с, приступим к осмотру.