Без объяснений собственного состояния и уточнений, что в последнее время стала слишком часто падать в обморок, поскольку нервные потрясения без последствий не проходят, я не без труда сфокусировала взгляд на лице бледного и взволнованного отца. – Я все же сошла с ума, да? Мне, представляешь, почудился его голос в той толпе магов. Он велел пропустить императора. Папа чуть покачал головой. – Не сошла, Миланта. Там и был император. – Папа, – я сдавила голову ладонями, – император умер у меня на глазах. – Я говорю о втором наследнике, дочь. Ведь ты его голоса так испугалась, что оказалась на земле? – Нет, – я прошептала эти слова и закрыла глаза, – он там быть не мог. – Доченька, давай вернемся в гостиницу, ты отдохнешь, а после снова все обсудим. – Нет, папа, мне нужно сейчас! Ты его видел? – Я видел милорда дор Харон в окружении пятидесяти магов и видел, как после его приказа расступились посланные остановить их атрионы. – Ты понимаешь, что он не мог там быть? Помнишь, я говорила о ритуале? – Помню. – Папа, это жутко. Неужели ты забыл о деталях, о том, что две дюжины самых сильных магов должны одновременно совершить ритуальное самоубийство, чтобы собрать достаточно сил и возродить к жизни одного ликана? – Я не забыл, дочь. Отец говорил спокойно, не споря, не убеждая, но давая мне время самой все осмыслить. – Это невозможно, – я снова шептала, а из глаз уже катились слезы. – Зависит от цели. – Что это за цель? Ты хоть понимаешь? Сильные маги, то есть умудренные жизнью, с определенными знаниями и опытом, чьи-то отцы и мужья, они разом…, - я не смогла закончить. – Они спасали своих детей, дочь, спасали тех от вечного заточения. На что не пойдешь ради ребенка, Миланта. Я бы тоже так поступил. Ведь они возродили к жизни не просто сильнейшего представителя магического сообщества, они оживили императора. По праву наследования и праву крови, младший Монтсеррат теперь должен занять трон. – Папа! – я почти кричала, – он не проживет долго! Отражение не проживет без второй половины души! Зачем оживлять того, кто обречен? Это не Кериас, это самозванец! За две недели маги придумали обман и использовали свои магические силы, чтобы он не раскрылся. Никто не оспорит, ведь те, кто знал про ритуал, мертвы. – Миланта, не плачь, – папа вновь склонился вперед, погладил меня по голове, – сердце разрывается смотреть на тебя в таком состоянии. Я лишь сказал, что видел. Я узнал милорда, как и остальные. Если он – самозванец, то сходство передано идеально, не считая отдельных деталей. – Каких деталей? – сердце забилось быстрее, – расскажи, каким ты увидел его? – Я помню его в должности главного дознавателя империи и видел в последний раз несколько лет назад. Голос и манеры – все сходится. А внешность почти такая же: черные волосы, они стали длиннее, высокий лоб, прямой нос, темные глаза. Выражение лица немного иное. У меня милорд дор Харон всегда ассоциировался с этаким насмешником, знаешь, с ехидной улыбкой. А сегодня он выглядел иначе – губы плотно сжаты, лицо суровое, даже жесткое, а над виском белоснежная прядь, очень заметная в черных волосах. – Что? – у меня едва не остановилось сердце. – Я сказал, он выглядел суровым… – Нет! Нет, нет. Прядь? – Белоснежная. – Как снег? Белая, белая? – Миланта, ты сама сейчас белее снега. – Вернон, – я шептала, и слова самой казались бредом, – Вернон умирал там, в часовне. Он улыбнулся мне на прощание, – слезы мешали говорить, но остановить поток фраз, идущих из глубины сердца, было выше моих сил, – его волосы потемнели, только снежная прядь осталась над виском. Он погиб, а затем я убила Кериаса. И в спальне императора я спросила: «Вы хотите сделать меня отражением?», – а старый маг засмеялся, он ответил, что отсеченная сущность должна быть заменена в момент гибели, иначе становится слишком поздно. Как прижечь рану каленым железом, сразу же, на живую, иначе не зарастет. Он сказал, что императору не жить, ведь в момент смерти отражения, под рукой не оказалось другой жертвы. А Кериас и Вернон…, он, они живы! Две половины и один мужчина, как прежде. Я рыдала во весь голос, а бедный отец гладил меня по голове, позволяя выплакаться, и даже не пытался успокоить. Когда и сил почти не осталось, я заметила, что карета давно остановилась. Возница переминался с ноги на ногу с той стороны, но не заглядывал внутрь, наверное, испытывая неловкость и растерянность, в какую мужчин обычно повергает женская истерика. Когда я замолчала, он решился постучать и чуть приоткрыть дверцу. – Приехали. Я хозяину сообщил, чтобы вам помогли, если идти пока не можете. – Мне нужно во дворец! Мне нужно его увидеть и понять, что это не обман. И рассказать все, объяснить про грани, про ту ночь в часовне! Я металась по комнате, которую хозяин не успел сдать после нашего утреннего отъезда. Здесь по-прежнему стоял чемодан для мадам Амели, который еще не выслали по указанному адресу. Без лишних слов нам вернули прежние ключи, поскольку возница уже ввел хозяина в суть дела, рассказав, почему мы не покинули город и в красках расписав произошедшее у ворот. Придя в себя, я тут же преисполнилась лихорадочной активности и теперь бегала из угла в угол мимо вздыхавшего отца. – Дочь, присядь на секунду и объясни, о чем рассуждала в карете? Мне не до конца понятны твои заключения. – Ох, это непросто. Ведь я читала о зеркальном ритуале, видела многое в гранях, а ещё слышала рассуждения Мясника. Но только боюсь, папа, вдруг это не Кериас? А если маги отыскали какого-то двойника или изменили внешность с помощью чар? Понимаешь, с одной стороны, объяснилось, почему Кериас в облике барса так хорошо выглядел, а с другой, решиться заплатить подобную цену человеческими жизнями – это безумие! Отец снова вздохнул, больше не пытаясь призвать меня говорить мало-мальски логично, а не выплескивать сумбурные рассуждения на его седую голову. Я решила изложить все по порядку, но в этот момент споткнулась о чемодан для мадам Амели и чуть не упала. – Миланта, – встрепенулся отец. – Нет, нет, все в хорошо, – я устояла на ногах и принялась тщательно рассматривать тисненую кожу с металлическими заклепками. – Мне нужно во дворец, – медленно проговорила вслух, – но смогу ли попасть туда? А вдруг кто-то узнает, кто-то из охраны или иной наблюдатель, случайно заметивший меня в ночь, когда погиб император? А если меня обвинят в его смерти и заключат под стражу? Подобные мысли преследовали неотступно все две недели после гибели Ириадена, а сейчас обеспокоили снова, как только я решила вернуться во дворец. – Но ведь есть волшебница, есть мадам Амели. Она поможет, разве нет? Конечно, поможет, только нужно придумать, как ей все объяснить, не посвящая в подробности. Тут папа вдруг поднялся и, опираясь на трость, медленно направился к двери. Я следила за его перемещением, все еще погруженная в собственные мысли. Оказывается, настолько сосредоточилась, что пропустила стук в дверь. Помощник хозяина гостиницы, шустрый мальчишка-разносчик, передал папе пузатую бутылку с янтарной жидкостью и, получив в награду мелкую монетку, умчался прочь. Вернувшись в комнату, отец прошел в угол, где стоял наш обеденный столик, придвинул к себе пустой стакан и наполнил его на одну треть, после чего протянул мне. – Держи, дочь, придешь в себя, а потом и поговорим нормально. Я взяла машинально и сделала пару глотков, после чего закашлялась и вытерла выступившие на глазах слезы. Терпкий напиток отборной выдержки обжег горло. В груди разлилось тепло, а напряженные до ломоты мышцы, наконец, расслабились. – Ох, – я выдохнула, – это же спиртное. – Только такое средство и есть у хозяина. Он уверял, при душевных расстройствах хорошо помогает. Ты как? Теперь расскажешь толково, что даст визит во дворец? Пол под ногами показался неустойчивым, пришлось прекратить беготню и сесть на кровать. Отец устроился на своей и приготовился внимательно слушать. – Нарисуй себе мысленно, – приступила я к пояснениям, – две человеческие фигуры, Кериаса и Ириадена, а теперь проведи вертикальную линию точно посередине. У каждого заштрихуй левую сторону темным цветом, а правую оставь светлой. Это их души, состоящие из двух половинок, крепко связанных друг с другом. В часовне я забрала у Кериаса всю жизненную энергию, практически убив его. В ту же секунду связь нарушилась, и подселенная половина души, отравленная безумием императора, погибла. Тогда же сработала магия ликанов, и Кериас лишился человеческого облика, а уцелевшая часть ещё живого сознания оказалась в теле кота. В тот самый миг император ощутил разрыв связей, его слабая часть – здоровая половина души Кериаса – тоже погибла. Тогда он потерял силы, заболел, и если бы не помощь мага, Ириаден мог прожить несколько дней, не дольше. В итоге он все же умер, и я искренне считала, что Кериас в облике барса тоже обречен. Помнишь, я говорила про половинки души – они неполноценны, не могут существовать отдельно друг от друга. Однако я не учла, что в ту же ночь в часовне погиб Вернон. Прежде чем грани окончательно закрылись, впитав энергию и силу убитого стража, часть его сущности проскользнула в тело барса, заполнив собой пустоту и сросшись с покалеченной половинкой души. Я знаю, что подобное сложно представить. В ситуации с обычным человеком и вовсе невозможно. Однако душа младшего из братьев была разделена еще в раннем детстве, по этой причине родная Кериасу, ещё живая половинка, точно магнит притянула к себе чужую сущность. Если сейчас мысленно нарисовать фигуру человека, то картинка будет такой же, состоящей из двух частей, раскрашенных темным и светлым. Вот почему барс не погиб и был полон сил при нашей последней встрече. Ну а потом, если верить, что именно Кериаса мы увидели во главе магов, произошло следующее: пытаясь возродить нового императора к жизни, вернуть ему человеческое сознание и облик, утраченные в момент гибели, маги провели жуткий обряд. Вся освобожденная в результате сила хлынула в Кериаса, его магический резерв заполнился до краев, и началась обратная трансформация. Он снова стал человеком, ещё более сильным магом и, более того, свободным от безумия и совершенно здоровым. Вот. Я перевела дыхание после долгой тирады, и ощутила, как сильно подрагивают пальцы. – Понятно ли я объяснила? – Понятно, дочь, – папа кивнул и раздумывал над моими словами несколько долгих минут, – мне даже ясно, что ради любого другого человека, никто не пошел бы на подобные жертвы. Кериас – законный наследник трона Монтерры, и этим все сказано. Пускай он, как ты упоминала, отражение, но тем не менее пережившее своего создателя. Я также догадываюсь, зачем ты стремишься попасть во дворец, но, Миланта, есть риск, что усилия окажутся напрасными. – Я все понимаю. Знаю, что меня могут не пустить, могут узнать или вовсе бросить в темницу. По этой причине я хочу обратиться к мадам Амели. Поверь, она единственная в состоянии помочь, сделать так, чтобы я пришла неузнанной и увиделась с Кериасом. Я даже продумала момент с той черноволосой кошкой. Попрошу у мадам какой-нибудь особый эликсир, помогающий замаскировать запах. Ликаны очень чувствительны, но и обоняние зверя можно обмануть. – Дочь, все, чего ты хочешь, увидеться с императором, а о том, что он откажется говорить, ты подумала? Нет, постой. Папа махнул рукой, пресекая мою попытку перебить. – Один важный момент я запомнил из твоего рассказа о трагедии в часовне. Пускай, как ты говорила, Кериас сделал из тебя приманку, пускай он собирался прекратить ваши отношения через месяц, непосредственно перед выбором фавориток императора. У нас нет доказательств, что он не дал бы тебя в обиду и защитил от брата в случае успешной поимки Призрака. Даже то, что ты получила деньги и дом, не доказательство, а широкий и красивый жест со стороны богатого мужчины, которому это не стоило больших усилий. Важно иное, дочь. – Что важно? – в ожидании его ответа я ощутила нервозность. – В тот самый миг, когда Кериас очутился в часовне, первое, что он сделал, как ни странно это прозвучит, попытался вытащить девушку, служившую приманкой. То есть его основным стремлением было уберечь от беды тебя, а уж потом расправиться с Призраком. Будь главной целью желание схватить неуловимого убийцу, защитить брата и себя в том числе, он бы действовал иначе. И проблема в том, дочка, что, с точки зрения нашего нового императора, ты его предала. – Но я не смогла ослушаться приказа, моя воля не справилась с повелением граней. – Дочь, не плачь. Ответь, он знает, что грани тебе приказали? – Нет, – я всхлипнула, снова чувствуя, как наполняются слезами глаза и возвращается нервная дрожь, – никто не знает, кроме тебя. Даже Вернон не мог услышать этот приказ, он погиб раньше.