И она покинула спальню. Я увидела его накануне праздника. Должна была дождаться приглашения и отправиться к нему перед самым выходом к гостям, но в итоге император пришел сам в мои покои под руку с мадам Амели. Они зашли в гостиную, а у меня сразу ноги подкосились, и я быстро поклонилась, пытаясь скрыть дрожь. – Дорогая! – прощебетала сладкоголосой птичкой волшебница, – как только его императорское величество вызвал во дворец, я тут же прилетела. – Такая честь, мой император, – и она низко поклонилась, демонстрируя владыке всю прелесть в меру откровенного декольте и попутно одарив Кериаса обольстительной улыбкой. – Как всегда очаровательны, мадам, – очень галантно отозвался правитель и коснулся губами ручки вдруг зардевшейся модистки. Я бы тоже зарделась на ее месте от сочетания вкрадчивого тона и кошачьей улыбки. – Миланта в вашем распоряжении, – сказал он, и пришел мой черед краснеть, столкнувшись с ним взглядом. – Пусть поразит всех сегодня. Он снова улыбнулся нам обеим и вышел из спальни, а мы еще постояли так минутку, молча глядя ему вослед, пока не пришли в себя. – Ох, какой мужчина! – обмахиваясь ладошкой, выдохнула волшебница, а потом увидела мое лицо и всплеснула руками, – я не претендую, дорогая, он ведь уже выбрал любимую фаворитку. Я решила не комментировать последнюю фразу, а вместо этого морально приготовилась приносить всевозможные жертвы во имя красоты. Амели как всегда делала все на удивление споро и быстро, но при этом вдумчиво и тщательно, попутно отпуская комментарии: – Чуть подтянем здесь и немного вот тут. Эффект спадает постепенно, значит, скоро начнут проглядывать родные черты, а следовательно нужно чуть-чуть продлить действие нашего корректирующего лосьона. Хотелось спросить мадам, кто же помогает ей в городе магов с такими потрясающими косметическими средствами, кто добавляет в основу волшебную составляющую; но Амели была слишком разумна, чтобы раскрывать секрет. – Смотри, я вылепила тебе идеальный прямой нос, а он потихоньку теряет форму, скоро вновь станет курносым. А скулы не будут казаться такими высокими и совершенными по форме. Но ничего не поделать, дорогая, когда все вернется на круги своя, использовать те же средства и вновь менять внешность опасно. Ты ведь уже добилась нужного результата? Император был восхищен твоей выдумкой, так что место фаворитки в кармане, ни к чему более прибегать к радикальным мерам. Лучше заботиться о натуральной прелести, которой наградила тебя природа. Я рассеянно кивнула, а Амели расценила это как сожаление о том, что эффект не вечен, а «огненная» фаворитка пришлась мне больше по душе, чем любовница-куколка. Модистка тут же принялась убеждать, будто насладиться полюбившимся обликом при должном уходе получится не менее трех месяцев и дальше в том же духе. Из всей монотонной болтовни я отчетливо расслышала последнюю фразу: – Не только во внешности дело. Нужно быть соблазнительной и изобретательной в постели, тогда мужчина и вовсе перестанет обращать внимание на незначительные недостатки. Жарко покраснев, я тем самым спровоцировала закономерный вопрос: – К чему так смущаться, милая? Не думаю, будто тебе требуются уроки в этом вопросе. Да и в любом случае, твоя матушка уже давно рассказала обо всем, что нужно знать о мужчинах. – Меня растил папа, – не видя в таком ответе ничего зазорного, ответила я. – О-о, – протянула Амели, – тогда сложнее. Вряд ли мужчина в состоянии научить родную дочь, как соблазнять других мужчин. Уж скорее он внушит, что все, выходящее за рамки прогулок под ручку, является развратом чистой воды. Мадам замолчала ненадолго и, придя к какому-то выводу, вновь решила меня успокоить: – Не переживай, похоже, нашего императора все устраивает. От себя лишь добавлю: что двоим в постели приносит удовольствие, не может считаться извращением. Будь смелее, дорогая. А теперь пересядь сюда, пора заняться прической. К концу содержательного общения с модисткой мои рыжие кудрявые волосы были уложены столь тщательно, чтобы и мысли не возникло, как много сил и времени ушло на создание сего шедевра. Только мадам умудрялась преподносить собственный кропотливый труд в виде смеси легкой небрежности, даже фривольности, и непередаваемого изящества. Часть волос она уложила короной на макушке, а другие локоны чуть вытянула, спустив тяжелые сверкающие кольца до самой талии. Изумительное кружевное белье ярко красного цвета было полностью скрыто очередным шедевром, которое платьем язык не поворачивался назвать. Жесткий воротник-стойка, словно на одеяниях королев, но открытые плечи и полукруглое декольте, обнажавшее ложбинку между грудями. Тоненькая талия и идеальная осанка – так жестко затянула меня в некий гибкий каркас Амели. Он отдаленно напоминал вышедшие из моды корсеты, но не причинял жутких неудобств. Огненная ткань сверкала в лучах заходящего солнца, будто настоящий огонь, юбка, в отличие от прошлых моделей, была пышнее, шире и чуть короче нижней, состоящей из целой кипы красно-рыжих кружев. При ходьбе они колыхались и создавали впечатление сверкающих огненных искр. – Теперь ты неотразима, – развернула меня Амели и одобрительно кивнула. – Император просил поразить всех, и задача выполнена. Ни один человек в торжественной зале не останется равнодушным при виде тебя. – Спасибо, мадам. Приложив ладони к щекам, я разглядывала свое отражение и сверкающие, точно изумруды, зеленые глаза, белоснежную кожу с легким румянцем, невероятный наряд и подарок императора – тяжелые кроваво-рубиновые серьги. Вздохнула, зажмурилась на мгновение и кивнула. – Мне пора. Как мало нам взглядов и сказанных слов, Минуты вдали растянулись в века, Мы словно из разных явилися снов, На миг повстречаться у самого края. Строчки из старой поэмы о двух влюбленных вдруг пришли в голову. Счастливцев, чья любовь оказалась столь сильна, что могла поколебать устои мира, явив ему истинную силу чувств, разделили боги. В году влюбленным даровали единственный день для встречи. Позабудь они о своих чувствах, и могли бы отринуть страдания и тоску, прожить обычную земную жизнь, а они не желали. Стоя на противоположных берегах, вглядываясь в густой, непроглядный туман, ждали того дня, когда туман рассеется, а над пропастью ляжет хрустальный мост, ведущий их друг к другу. Сложно объяснить почему, замерев на пороге императорской гостиной, столкнувшись взглядом с владыкой, я вспомнила это четверостишие, возможно, даже переиначенное моей памятью за давностью лет. Разве мы являлись влюбленными, разве даже играли в них? Просто он и она, разделенные пропастью и богами. Он, в охватившем высокий лоб императорском венце, с густыми оттенёнными белоснежной мантией черными волосами, и она, в огненном платье, с чужим прекрасным лицом и искусанными от волнения губами. Ему стоило лишь властно махнуть рукой, отдавая безмолвный приказ и ожидая беспрекословного повиновения, а затем отвернуться холодно и равнодушно, в полной уверенности, что не посмею возразить. Императорам не отказывают, их повелений не нарушают, особенно когда воздух вокруг потрескивает от переизбытка силы и чуточку жалобно скрипят скручиваемые в спираль металлические разветвления канделябров. Никто не имеет права сопротивляться и таить обиду на правителя, посмевшего взять то, что ему принадлежит по праву. Но Кериас лишь одарил взглядом, долгим, внимательным, а затем слегка встряхнул ладонями, точно сбросил излишки силы. Собранный, сосредоточенный, уверенный в себе и величественный, он направился к дверям, а рядом шли Эвелин и доверенный маг. По ту сторону ждали приближенные, во главе которых император и должен был проследовать в залу торжеств. Фаворитке полагалось идти в составе свиты и покинуть ее перед дверями залы, пройти боковым коридором, миновать еще несколько дверей, чтобы в итоге выскользнуть из тени на тронный помост, остановиться позади владыки и положить руку на его плечо. Все же избранница императора – не жена, она не может идти с ним под руку мимо тех, кто приехал выразить почтение и поклониться новому повелителю Монтерры, однако она может находиться рядом, чуточку позади трона. И я уже приготовилась пропустить вперед самых доверенных лиц, а потом слиться со свитой, когда неожиданно всего на пару минут мы остались одни. Эвелин и маг оказались по ту сторону дверей, а я и Кериас по эту. И снова долгий взгляд, изучающий, ждущий, а мне следовало поклониться по всем правилам и исходя из наших с ним отношений и заверить в своей преданности. Ведь такое положение я теперь занимала: будто в круге его доверенных лиц, но по причине зависимости императора, знала о вещах, хранившихся в строжайшей тайне, но была не в курсе всех планов Кериаса на этот вечер. Я помогала, но благодарить за это следовало не столько меня, сколько странную связь между нами. А значит поступков, выходящих за четко обрисованные пределы, или чувств, помимо обиды за принуждение, он, наверное, и не ждал. Просто смотрел, просто выяснял, с ним ли я, а я… Потянулась к опущенной руке с массивным императорским перстнем, подняла выше и чуть ощутимо коснулась губами: – Я буду с тобой. Не подведу в этот раз. Выдохнула, словно дала важнейшую клятву, отпустила его ладонь и вдруг очутилась в кольце сильных рук. Не рванулась, как прежде, лишь запрокинула голову, чувствуя, что вокруг нас пропасть: враги, друзья, привычки, условности, прошлое, будущее. Один неосторожный шаг и этот вечер станет началом конца для него и для меня. Закрыла глаза, отрекаясь на секунду от всего и от себя в том числе, и погрузилась в темноту поцелуя. Твой поцелуй подобен плену, В нем память прошлых наших встреч, Он для меня сродни ответу, Что и забвенью не стереть. Если герой древней поэмы именно так ощущал прикосновение губ своей возлюбленной, то для меня поцелуи Кериаса всегда были разными, но чаще подчинявшими его воле. Они словно поглощали меня, отдавали чужой власти. Давным-давно директор столичной библиотеки предупреждал, что Зверь будет давить, пока не сломаюсь, и тем сильнее, чем отчаянней будет мое сопротивление. А сейчас я не противилась прикосновениям и объятиям, и они стали такими… исчезла прежняя жёсткость, властность, кружащий голову напор, и мне вдруг досталась нежность, щемящая, ласковая и такая настоящая. Поцелуй на границе света и тени, скрадывающий остроту полумрак и мягкое обволакивающее сияние. Спало напряжение силы, перестал потрескивать, давить на виски воздух и жалобно скрипеть металл. Поцелуй, точно волшебство для нас обоих. У меня ушла боль из сердца, его отпустило напряжение, сила вновь оказалась под контролем. И когда его ладони опустились, выпуская мою голову, а пальцы прочертили по щеке, я открыла глаза, вернулась в тишину гостиной, вспомнила о том, что нас ждёт, но отчего-то больше не боялась. Император торжественно вступил в залу, а придворные выстроились по обеим сторонам. Атрионы замерли вдоль стен и зорко следили за каждым гостем. Когда правитель Монтерры величественно миновал своих подданных, те склонялись в низком поклоне. Высшая аристократия особенно старалась выразить почтение, ибо благосостояние большинства этих людей зависело от расположения владыки. Особенно уповали на мимолётный взгляд, который мог подарить им надежду, наряженные в роскошные платья дамы. Намного более сдержанно вели себя светлейшие князья. У каждого за спиной осталось собственное княжество, размером почти с целую страну, их ли правителям было присягать на верность новому императору-магу? Однако удержать спину ровной не смог ни один. Я смотрела на этих людей, известных, великих, родовитых, и восхищалась впечатлением, произведенным Кериасом. Не окажись я велением судьбы в такой близости от трона, и не посмела бы даже находиться с ними в одной комнате. Однако с какой легкостью новый владыка империи шагал меж настороженных придворных и наделенных собственной властью, недоверчивых «королей» – каждый при своем владении, у каждого за спиной сильные воины и поддержка местных жителей – однако они не смели шелохнуться, пока Он не дал своего разрешения. Император спокойно взошел по ступеням и занял трон, уложив руки на резные подлокотники, а я выступила из тени и встала позади Кериаса. Положила подрагивающие пальцы на его плечо и замерла, обводя взглядом всех, кто оказался ниже нас. Задачей было не показать растерянности или испуга, и, надеюсь, справилась с этим, ведь на меня смотрели все. Еще как смотрели! Женщина должна подчеркивать статус мужчины, а потому фаворитка императора была неотразима сегодня. И когда владыка шевельнул пальцами, а мое платье пошло огненными всполохами, точно загорелось по-настоящему, все ахнули. Мы будто огонь и лед: в белоснежном одеянии, в пламенеющем наряде, оказались у всех на виду. Вокруг раздавались пораженные и восторженные возгласы, я ловила удивленные, завистливые и восхищенные взгляды и изо всех сил старалась не сжимать пальцы на плече своего снежного зверя. А потом началось представление: распорядитель громко объявлял имена, и названные подходили и вновь склонялись в поклоне. Кому-то Кериас благосклонно кивал, а одной леди в коралловом платье и с пышной причёской даже улыбнулся. Уловив необычное имя Эзмини, я вспомнила, что читала об этой выдающейся женщине, которая стала править после смерти старого мужа и получила клятву верности от всех глав проживающих на территории княжества кланов. С тех пор она управляла железной рукой. Я, правда, не ожидала, что великая княгиня окажется так молода и хороша собой, а ее, судя по выразительным взглядам, очень заинтересует император. В его же улыбке тоже сквозил интерес. Мне вдруг подумалось, что вот такая женщина превосходно подойдёт на роль императрицы. Происхождение всегда играло главную роль в выборе супруги. Правителям Монтерры не было нужды брать в жены иностранных принцесс. С сильной и могущественной империей никто из соседей не смел идти на конфликт, но основой власти и ее незыблемости являлось укрепление внутренних связей и поддержка сильнейших княжеств. Внезапно для меня померкла прелесть взаимного поцелуя, воспоминание о котором так грело сердце и помогало стоять ровно и выдерживать сотни взглядов. В том положении, в каком очутился, Кериас мог жениться только на знатной женщине из лучшего рода, ведь среди явившихся на праздник не было главного противника, светлейшего князя Иннеи. Я вздохнула, а в следующий миг, как и все остальные, оглянулась в сторону террасы. Представление закончилось, и гости заняли места у столов, а многочисленные окна вдруг распахнулись, впуская морозный ветер. Он пронесся по зале, и на круглых столах, словно из воздуха, кусочек за кусочком выстраивались высокие хрустальные бокалы и чаши, а слуги принялись наполнять их вином, фруктами и закусками. И снова восторженные ахи и охи. Такая невинная, но красивая магия впечатлила самых неискушенных, искушенные же смотрели с подозрением, осторожно брали сосуды с напитками, а те, кто посмелее, решались сделать глоток. Они прекрасно понимали, что это необычное развлечение для гостей своего рода демонстрация силы. Ведь если можно создать из воздуха бокал, то что мешает сотворить из него нечто более опасное. Император был невозмутим и не обращал внимания на волнения среди приглашенных. Он оглядывал их равнодушно, но цепкий взгляд выхватывал все детали, объединяя в единую картину. Не успели придворные испробовать угощение, как из ниоткуда полились чудесные звуки музыки. Я взглянула на отведенное для музыкантов место, но сперва увидела пустое пространство, а затем заклубившуюся там снежную дымку. Постепенно рассеиваясь, она открыла глазам вновь пораженных гостей исполнителей чарующей мелодии. Мне тоже захотелось ахнуть, так чудесно это выглядело. Некоторые придворные даже отвлеклись от угощения, стараясь не пропустить нового необычайного явления, и в ожидании оглядывались по сторонам. Однако Кериас планировал свои «чудеса» дозированию. Нужно было впечатлить, но не напугать, немного рассеять внимание, но не спровоцировать тревоги и не перенасытить публику магическими штучками. А потому дальше вечер пошел по обычному, не волшебному сценарию. Чуть позже начались танцы, и тут зрителей ждало новое развлечение. Вновь из ниоткуда возник белый туман, окутал столы, заставляя гостей отшатнуться, а когда он рассеялся, никакой мебели в зале, за исключением стульев для пожилых приглашенных, не оказалось. Зато на стенах появились огромные зеркала, и музыка заиграла громче. Император не покидал своего трона, разглядывая танцующие пары, а я, естественно, оставалась рядом, зато остальные кружились в вальсе. Многие дамы явно сожалели об упущенной возможности оказаться в объятиях правителя. Я же прекрасно понимала, что Кериас не мог сейчас расслабиться и бездумно раствориться в сутолоке чарующего танца. Он постоянно был настороже, хотя магия не вырывалась из-под контроля. Когда миновала полночь, император вдруг подал музыкантам сигнал, и мелодия стихла. Утомленным гостям было предложено выйти на террасу, чтобы наблюдать за еще одним чудесным зрелищем – торжественным салютом. Впервые за все время Кериас поднялся с трона и предложил руку мне. Взглянув в его невозмутимое лицо, я ощутила волнение, интуитивно почувствовав, что салют станет кульминацией вечера. Серебристые снежинки упали с потолка сверкающей завесой, закрыв высокие окна подобно легкому тюлю, и затем исчезли, а вместе с ними исчезли и оконные проемы. Терраса стала единым целым с залой, а возбужденные очередным необычным зрелищем придворные поспешили выйти наружу. Император крепко, но мягко придерживал меня за руку, и по его поведению невозможно было понять, к чему он внутренне готовился. Мы остановились на возвышении, оказавшись на голову выше остальных гостей, и вдруг стало неуютно. Впервые за весь вечер меня и Кериаса окружали люди. Пусть они находились на небольшом расстоянии, словно отделенные незримым кругом, но сейчас невозможно было видеть действий каждого, как в зале. Еще напрягал момент, что Кериас не пропустил меня вперед, а предпочел отодвинуть практически за спину, хотя теперь он не сидел на троне, но возвышался передо мной, закрыв почти весь обзор. Впрочем, его поза не мешала наблюдать, запрокинув голову, как в черном небе рассыпаются сверкающие звезды салюта, как складываются разноцветные огни в символы двадцати девяти княжеств, вызывая довольные возгласы среди их представителей, а затем соединяются в огромный, застывший в небе герб Монтерры с печатью Хранителей врат. Оглушительный грохот потряс застывший в безмолвном восхищении сад, герб взорвался золотыми огнями, осветив небо подобно солнечному светилу, и осыпался искрами прямо на террасу. Кажется, кто-то вскрикнул в испуге, люди невольно прикрывали ладонями головы, а я в безотчетном страхе вцепилась в белоснежную мантию. Золотой сноп искр, не зацепив стоявших рядом, упал именно на нас и вспыхнул вокруг сверкающей сферой, а затем мы вдруг провалились в темноту. Я упала на Кериаса, и под своими ладонями на его груди ощутила липкую влагу. Запах крови защекотал нос, а затем в темноте вспыхнул свет. Мы оказались где-то в небольшом подвале прямо под террасой, а вперед уходил узкий коридор. Рядом с нами встали на колени маг и Эвелин. Я в панике посмотрела вниз и ощутила дурноту, увидев на выглядывавшей из-под жилета рубашке бурые пятна. Они расплывались, становясь все больше и больше, и в страхе я подняла голову. Если бы моим глазам предстала уже виденная однажды картина – восковая маска вместо лица – сердце бы разорвалось, но император оказался жив. Дышал тяжело, кожа выглядела бледной даже в колеблющемся пламени двух свечей, испарина выступила на лбу, под золотым венцом, но Кериас нашел силы приподняться. – Миланта, – выдохнул он, – поцелуй. Я сразу повиновалась приказу, произнесенному чуть хриплым тоном, не думая о том, как это нелепо целоваться в подобной ситуации. Ведь сперва нужно остановить кровь, осмотреть раны.