ГЛАВА 20 Прогулка по парку не задалась. От размышлений в тишине и покое очень отвлекали голоса придворных. Я старалась уходить от общих аллей, следуя узкими тропинками, на которых никто обычно не гулял. Разряженные аристократы избегали дорожек, где ненароком можно было порвать костюм о торчащие колючки, однако гул долетал даже сюда. А все потому что император изволил прогуляться и, конечно же, не один, а с великой княгиней Эзмини. Он уже оправился после покушения, и я собственными глазами наблюдала за процессом лечения. Сидела рядом в тот момент, когда доктор извлекал металлические шарики, и чуть сознания не лишилась в процессе. Это было намного хуже, чем смотреть, как Эви вытаскивает из-под кожи Кериаса ледяные иглы. Император тогда привлек меня совсем близко, снова с моей помощью контролируя рвущегося наружу зверя, справляясь с болью и пытаясь сдержать оборот. Зато спустя несколько дней он уже встал на ноги, а среди придворных пустили слух, будто правитель провел это время в храме светлейших богов, постясь и молясь о благе империи. Двор тогда такая набожность охватила. Никто прежде и не вспоминал о посте, а тут все разом устремились в часовни преклонить колени и воззвать к богам, как это якобы делал император. К настоящему моменту Кериас и вовсе обрел достаточно сил, чтобы развлекать задержавшуюся во дворце княгиню. Шагая вперед, уворачиваясь от цепких веточек, думала, когда же владыка изволит отпустить меня. Я могла ошибаться, но день ото дня все больше казалось, будто его внутренний разлад остался в прошлом. Сложно описать ощущения сродни интуитивному пониманию, но после праздника Кериас будто окончательно примирился со второй сущностью, по крайней мере, терзавшая его прежде раздвоенность чувств и эмоций более ничем себя не проявляла. Я надеялась, император обрел, наконец, целостность. Зверь тоже был практически взят под контроль, и давно не происходило ни одного неожиданного оборота. Как-то даже застала Кериаса, экспериментировавшего с обращением. Он научился создавать вокруг тела нечто светящееся, похожее на плащ, скрывавшее его наготу не хуже одежды. Лишь отдельные всплески силы пока указывали на то, что процесс не завершен. Эвелин утверждала, это произойдет с появлением полного контроля над магией. Кошка говорила, должно быть очень впечатляюще – последний выброс силы мог стать самым мощным. Вот мы и ждали, что его спровоцирует, а Кериас пусть и не тратил время на молитвы богам, зато все чаще проводил его неподвижно сидя на одном месте, закрыв глаза и погрузившись в себя, тренируя возможность погасить будущий последний всплеск самым безопасным образом. Ну а после (никто мне этого не говорил, но я и так знала) должна была отпасть надобность в аретерре. Можно было даже порадоваться, а у меня, как назло, не выходило. Я спала плохо и совсем потеряла аппетит в последнее время, а в душе бесконечно клокотали разные чувства, сложные и напрочь лишающие покоя. Этот покой я сегодня пыталась отыскать в освещенном солнечным светом парке, но оживленный гомон вдалеке мешал сосредоточиться. Дорожка завела в заброшенный уголок. Я остановилась, оглядывая полуразрушенный мраморный комплекс. Когда-то здесь стояли прекрасные статуи и били фонтаны. Повсюду. Каналы разветвлялись под землей и в них поступала вода из скважин по всему парку. Однако долгое время назад источник пересох. Возможно, вода ушла на такую глубину, откуда просто не могла пробиться на поверхность. Ее пытались отыскать, чтобы восстановить старый комплекс, но не удалось. Со вздохом я прислонилась лбом к заросшей мхом фигуре, прежде изображавшей фейри, но с отколотыми частями. Мраморная дева давно лишилась длинных кос и мифических крыльев, однако ее склоненная в задумчивости головка напомнила мне саму себя со стороны. Вздохнув, поправила упавшие на глаза волосы и оттолкнулась ладонями от холодного камня, обернулась в сторону центральной чаши, где прежде била невиданной высоты струя, и замерла. Облокотившись на пьедестал еще одной статуи, за мной наблюдал Кериас. Без венца и королевской мантии, в удобной черной форме дознавателя, с перекинутой через плечо кожаной курткой. Словно только что вернулся из очередной вылазки в столичные трущобы. Значит, там с княгиней гуляет двойник? Хотя чему удивляться, если доверенный маг частенько брал на себя обязанности навести чары на отобранного для роли подставного императора человека. Тот же рост и цвет волос, похожее телосложение, немного измененный тон голоса, и вот для окружающих это уже Кериас, идет неспешно по парку, держа под руку довольную княгиню и отвлекая внимание остальных, в то время как настоящий император занимается более важными делами. Вот, например, как сейчас. Кхм. А что сейчас? Выслеживает собственную фаворитку? – Ты искал меня? – спросила, ощущая нарастающее волнение в груди. Кериас качнул головой и оттолкнулся от потрескавшегося камня. – Почуял, – с легкой хрипотцой в голосе ответил он, – когда возвращался. Следовательно, все же охотился. За кем? Наверное, выслеживал заговорщиков, организовавших покушение. Я теснее прижалась спиной к фейри, наблюдая, как император отбрасывает в сторону куртку и делает шаг ко мне. Приближается медленно, плавно и совсем бесшумно, точно крадущийся кот, останавливается в нескольких сантиметрах. Широкие ладони уперлись в каменную статую, а император наклонился ко мне: – Так и будешь бегать, Мышка? – От кого? – мой голос тоже внезапно охрип. – От себя, – ответил на это Кериас и без предупреждения обхватил мое лицо ладонями. – Подожди, послушай, – я положила руку ему на грудь, пытаясь остановить. – Я долго слушал, – почти зарычал на меня владыка, – и слушал, и слышал и понимал. Достаточно, Миланта! Я не насильник, никогда им не был и не заставляй меня ощущать себя таковым. Легко бегать, когда твои внутренности не сгорают до пепла от одного взгляда, одного прикосновения. Когда только поцелуи позволяют протянуть еще немного, еще самую малость, и так день за днем. Сходя с ума, желая, до последнего храня надежду на взаимность, чтобы потом услышать искреннее признание. – Это не настоящее, – прошептала я, быстро закрывая ладонью его рот, – это тяга к шаане, просто страсть, не любовь. Чувства без будущего. И я не хочу погружаться в них. Я… – Поздно! – он оборвал меня резко и гневно, выпустил из захвата лицо, но ударил ладонями по равнодушному камню. Земля вокруг вдруг заходила ходуном, у меня от всплеска его силы резко сдавило виски и потемнело в глазах. А император уронил руки вдоль тела, опустил голову и сжал кулаки. Показалось, что вековые статуи вдруг ожили, зашатались, заохали в страхе, а потом со стоном и треском раскололась старая чаша, и из-под земли рванула наружу мощная струя воды. Я ахнула, а в следующий миг повсюду, из каждой древней статуи забили фонтаны. Над головой фейри раскрылся широкий сверкающий в лучах солнца водяной «зонт», и кругом полились хрустальные капли. Они упали бегущим рябью пологом, отрезая нас от остального парка. Вдали слышались затихающие крики придворных, которых вдруг окатило из ниоткуда взявшейся водой. Уснувший сотню лет назад источник очнулся со стоном и протяжными вздохами, а напряженный задыхающийся император наконец разжал ладони и поднял сверкающий взгляд. Последний неконтролируемый выброс силы, самый мощный, направленный им в глубь земли, чтобы тот не коснулся меня. Кериас весь словно светился, его кожа и волосы. Водяной полог погрузил наше неожиданное убежище в полумрак, солнечный свет преломлялся, проходя сквозь него и растекаясь внутри рассеянным сиянием. Мелкая водяная пыль оседала на моем теле, платье и рыжих косах. Я дышала так же тяжело, как и мужчина, замерший слишком близко, но не могла отвернуться, избежать его взгляда и окончательно, бесповоротно выдала себя. Широкие теплые ладони вновь прикоснулись к щекам, он поднял выше мою голову, вдавил мое тело своим в холодный камень, раскрыл губы мучительно-сладким поцелуем. И все рухнуло. Моя выдержка и самоконтроль, страх, который тоже помогал бороться, и все прочие бастионы скромности, невинности, здравого смысла. Как он говорил про то, что внутренности сгорают до пепла? У меня тело обратилось в сплошной пылающий костер. Я вцепилась в его волосы, потянулась вверх, прильнула к нему тесно-тесно, задыхаясь от обжигающих губы поцелуев, царапала обтянутую черной тканью спину и сжимала пальцы на широких плечах. Кериас отстранился на миг, и резкое чувство потери вдруг пронзило до кончиков пальцев, он же быстро стянул через голову майку, бросил на землю и вновь прижался ко мне, целуя ещё более яростно, требовательно. Я млела от неги и чувственных ласк, когда обнаженной кожей касалась его, горячей и гладкой, а его грудь вдавливалась в мою, освобожденную от тугого лифа. Я с наслаждением гладила напряженные мускулы и черные мягкие волосы, впервые в жизни открываясь телесному удовольствию. Испугалась лишь в последний миг, уже доведя его и себя до полного помрачения рассудка. – Кериас, нет, – выдохнула в его губы, когда ощутила, что легкие юбки задрались выше талии, а тела касается водяная пыль, и тонкое кружевное белье попросту исчезло, оказавшись на мокрой земле. – Нет, нет, – продолжала шептать, когда мужские пальцы сжались на обнаженных ягодицах, а Кериас широко раздвинул мои бедра. – Нет, – простонала в последний раз, прежде чем его губы закрыли мой рот, а осторожное, но уверенное и неотвратимое движение вдруг длинным росчерком поставило крест на прежней жизни, спокойной, безмятежной, полной вдохновения и грез в компании бумажных друзей. Жизни, в которой я мечтала о любви и страсти, но еще не успела ощутить их в реальности. Не познала одновременную боль и сладость стремительного падения, удара о водную гладь и мягкого погружения в зеленоватую толщу, пронизанную солнечными лучами. Когда задыхаясь, захлебываясь, вырываешься на миг на поверхность, вдыхаешь полной грудью кислород, переданный дразнящими и дарящими блаженство губами, и снова уходишь на самое дно. Мир зыбкий, неясный, волшебный, в нем теряются очертания, а ровная гладь вдруг темнеет, заходится бурными волнами в такт проникающим в меня сильным, уверенным толчкам. Прежде ласковая вода подхватывает и бросает в центр настоящего шторма, как легкую щепку, и остается только подчиниться, ведь от меня больше ничего не зависит. Лопатки вдавились в потрескавшийся камень древней статуи, я прижалась щекой к черным волосам с бисеринками влаги, с каждым стоном и каждым решительным движением теряя себя, отпуская чувства на свободу. А Кериас отринул свой самоконтроль и упивался моими сдавленными криками. То сперва замедлял темп, с наслаждением, так отчетливо отражавшемся на его лице, проникал внутрь неспешно, чувственно, жадно лаская свободной рукой мое тело. Невероятно, но со стороны казалось, будто он впервые познает женщину и удовольствие от обладания ею. Накрыв мою грудь чуть подрагивающими пальцами, он ласково сжимал ладонь и, добившись ещё одного стона, перемещал пальцы выше, бережно огладив ключицы, скулы, мои губы, чтобы потом зарыться всей пятерней в волосы, запрокинуть мою голову и жарко прижаться губами к шее. А после словно окончательно потерял рассудок и сорвался, в иступленном бешеном темпе вдавливая меня в согретый огнем тела влажный мрамор. Вся боль давно ушла, сменившись невероятной жаждой чего-то большего, нужного и важного. Я дрожала, как в ознобе, и скользила бедрами навстречу требовательному, ненасытному мужчине. Казалось, нужно приникнуть друг к другу теснее, чтобы не лишиться того, к чему подводили его сильные до сладко-ноющей тяжести внизу живота движения. Я не удержалась и закричала пронзительно, громко, яростно вцепившись в его плечи. Осколками разорвавшихся пуль прошивали мое тело разряды ошеломительных ощущений. Подобного я никогда не испытывала. Даже в мгновения самых откровенных ласк, когда дрожащую плоть скручивало от наслаждения, а мир расходился огромными трещинами. Мои чувства, словно якорь, не позволяли познать настоящую глубину удовольствия, пока полностью не отдалась ему. – Кериас, – я всхлипнула, пряча лицо на его плече, ощущая, как еще сотрясается его тело и подрагивают держащие меня на весу руки. Этот взрыв для нас произошел почти мгновенно. Неповторимый, пусть и описанный во многих книгах, но слова без чувств непонятны. Нельзя осознать, не ощутив каждой ниточкой собственных нервов, каждой звенящей от напряжения жилкой, не прочувствовав в жарком бурлении крови по венам и последнем, выбивающем воздух из груди слиянии бедер. – Я не могу больше дышать, – испугалась вдруг, что точно умру, не успев восстановить дыхание, хотя при этом разговаривала с ним. Он мягко коснулся моих губ, нежно раскрыл языком, сладко лаская, переключая мысли на иные ощущения. Водная гладь вновь стала спокойной, ни волны, ни легкая рябь не колыхали ее, только солнечные лучи по-прежнему пронизывали до самого дна. Я вздохнула, слезы высохли на ресницах, а Кериас отстранился, опустил меня на ноги и прижал мою голову к своей груди. Закрыв глаза, позволила себе не думать, отреклась на насколько драгоценных и быстротечных минут от всего, что ждало впереди. Вечер, тихое потрескивание камина, знакомые лица в гостиной императора. Я пришла абсолютно по привычке, даже вылетело из головы, что Кериас более не зависим от меня. Он овладел силой, обрел контроль над зверем, даже слияние души завершилось. А ещё он получил то, чего желал, и я стала настоящей любовницей императора. Последнее, конечно, из головы не вылетало, напротив, засело в ней настоящей занозой. Присев на подлокотник кресла, я сложила ладони на коленях, от смущения не смея смотреть в лицо повелителя Монтерры. Кериас же сосредоточился на ином. Он внимательно читал послание на пожелтевшей бумаге. Я предпочла сфокусировать взгляд на его руке, сжимавшей гладкий лист, и вздрогнула, когда мужские пальцы прогулялись по обнаженному предплечью. Невесомое прикосновение с нотками искушения, а меня бросило в жар. Облизнув пересохшие губы, бросила исподволь быстрый взгляд на Кериаса, и хотя его глаза по-прежнему были устремлены вниз, уголки рта изогнулись в легкой улыбке. Я пришла в ещё большее смятение и принялась разглядывать императорское колено. – Есть какие-то сведения, ваше величество? – проскрипел старческий голос. Этим вечером советник вновь присутствовал на маленьком совещании в гостиной. – Число наших сторонников выросло, – ответил Кериас и откинул голову на спинку кресла, лицо его приняло задумчиво-отстраненное выражение, – значительно. Старый приближенный каркающе рассмеялся. – Это была отличная демонстрация силы, светлейший император. Теперь враги трепещут, а сторонники уверяют, будто мощь мага безгранична, и вы в одиночку способны защитить всю империю. Кериас обхватил пальцами подбородок, отвечая рассеяно, словно думал о другом в этот миг, а пальцы вдруг скомкали желтый лист. – Я позволил покушению состояться. Те, кто его задумал, видели, что попали в императора. – Они пришли в ужас, вновь узрев увидев вас в добром здравии, ещё и шагающим по воздуху. – Цель достигнута. Магия покорила одних, устрашила остальных, а мы отследили в этой толпе тех, кто подготовил удар. У них выясним имена главных зачинщиков, предпочитающих скрываться в тени. – Тонко придумано, – кивнул старый советник. – Одного мы не стали ловить, – продолжил Кериас. – Проследим, кому первому он понесет вести о происшествии на празднике. – Говорят, число тех, кто был на стороне князя Иннеи, существенно сократилось. – Его по-прежнему многие поддерживают. – Кланы. Такова их особенность – защищать своих, даже если это абсолютно невыгодно. – Мне нужна поддержка всех. Это сведет число будущих покушений к нулю. – Ваше императорское величество, в таком случае нужно учесть иной момент: напуганные вашей силой противники станут сопротивляться еще отчаянней, если продолжить устрашать их. – Вновь начнут волновать население и упирать на то, что Монтсеррат выпустил магов на свободу? – Маги под контролем императора, теперь в этом убеждены все, вероятно, упирать будут на дар самого владыки. Кериас изломил брови, требуя пояснений. – Да, – старик кашлянул, – опасные враги людей теперь в руках повелителя, но кому подчиняется он сам? – Им нужен сдерживающий фактор? – Именно, ваше величество. Я и Эвелин слушали разговор, затаив дыхание и не смея вмешаться.