Он покачал головой: – Нет, не на вершину. За хребтом есть долина – вот туда мы и пойдем. Предупреждаю сразу: это будет нелегко. Мгла быстро сгущалась, и она уповала на то, что они доберутся до своей цели, прежде чем окончательно стемнеет. Наверняка ночи здесь такие, что хоть глаз выколи. Будь в округе какая-никакая жизнь, можно было бы рассчитывать на отдаленный свет в домах. Так ведь нет – только снег и горы, на сколько хватает глаз. – А… тут вообще никого больше нет? – Сюда никто не ездит, – бросил он, как отрезал. Затем он принялся разгружать машину, и их рюкзаки со всем остальным снаряжением оказались на снегу. Покопавшись в одном из рюкзаков, он достал из него толстый исландский свитер из овечьей шерсти. – Надень-ка это, а то окоченеешь, – сказал он с улыбкой. В сумерках она не разобрала, что это была за улыбка. Без возражений она сняла свою утепленную куртку и только тогда почувствовала, какой сильный стоит мороз. У нее по телу побежали мурашки. «Вот так холодина… – подумала она. – А может, это от страха?» Ее спутник протянул ей рюкзак, и она с трудом водрузила его себе на спину. Он помог ей засунуть ремешки в пряжку, а на внешней стороне рюкзака закрепил ледоруб. Они прошли несколько шагов, когда она заметила, что забыла надеть рукавицы. Всего за несколько мгновений у нее совершенно онемели от холода пальцы. Она окликнула его и попросила помочь ей достать рукавицы из рюкзака. Когда ее руки наконец оказались в тепле, они двинулись дальше. – Нам нужно попробовать забраться вон туда. Ты как? Сможешь? – сказал он и остановился. Перед ними был ослепительно-белый крутой склон. Его вершина скрывалась где-то за густой снежной завесой на фоне темнеющего неба. – Так сможешь? – повторил он. Она кивнула, хотя и не совсем уверенно, ожидая, что он поведет ее за собой. Немного помолчав, он сказал: – Ты пойдешь впереди. Она не поверила своим ушам – он правда считает, что она в состоянии взобраться на этот холм без всякой помощи? – Я? Почему? – Я не знаю, насколько там прочный снежный покров, – ответил он. – Если вдруг сойдет лавина, я, по крайней мере, смогу тебя выкопать. Она оцепенела. Неужели он не шутит? Скорее всего, нет. Он вручил ей палки для ходьбы, предварительно отцепив их от рюкзака, и велел двигаться вперед. С предельной осторожностью она стала взбираться на холм. Поначалу уклон был довольно пологим, но, по мере того как она поднималась, он становился все круче. Не отрывая взгляда от земли, она выверяла каждый шаг, чтобы сохранить равновесие. Время от времени она все же поднимала глаза, но заснеженный склон и падающие с неба хлопья сливались в одно целое, и понять, какое расстояние еще предстоит пройти до гребня холма, не было никакой возможности. Находить точку опоры становилось все сложнее, и каждый последующий шаг требовал все больше усилий. Она то и дело соскальзывала назад, и чтобы продвинуться вверх хотя бы на метр, нужно было предпринять несколько попыток. Носками ботинок она попробовала выбить в толще снега некое подобие ступенек, но лишь потеряла равновесие и заскользила вниз по склону, пока не оказалась на середине уже пройденного пути. XXI Редкие облака, словно нарисованные на чистом небесном холсте размашистыми мазками художника, висели над елями в саду у Пьетюра в Фоссвогюре. Солнце клонилось к закату. Это было любимое время года Хюльды, хотя в нынешней ситуации она и не могла насладиться им сполна. После разговора с Магнусом она почувствовала такой упадок сил, что решила отложить дело Елены до утра. Пьетюр открыл дверь еще до того, как она постучала, – вероятно, увидел ее из окна кухни. Хюльда была как выжатый лимон, но старалась не показывать виду. – Входи, дорогая. – Пьетюр был сама любезность и обращался с Хюльдой, как врач обращается со своей самой любимой пациенткой. Он накрыл ужин в гостиной, которая одновременно служила и столовой. В центре стола дымились восхитительные на вид ребрышки ягненка, явно только что снятые с гриля, а рядом красовалась бутылка красного вина. По комнате плыл такой упоительный аромат, что у Хюльды не сразу же разыгрался аппетит. – Выглядит все просто потрясающе, – сказала она. Он галантно отодвинул стул. И Хюльда с благодарностью опустилась на него, чувствуя, как накопленная за день усталость улетучивается. Когда Пьетюр исчез на кухне, Хюльда испытала странное двоякое чувство: с одной стороны, она ощущала себя незваной гостьей, а с другой – ей казалось, что она вернулась домой. Вероятно, сад за окном напомнил ей о ее прежнем жилище на Аульфтанесе. В гостиной у Пьетюра было тепло, а вся обстановка дышала уютом. Да, Хюльда вполне могла себе представить, что когда-нибудь поселится в этом доме. – Устала? – спросил Пьетюр, вернувшись в комнату с блюдом, на котором были разложены нарезанные овощи. – У меня, надо сказать, день прошел спокойно. Ты поймешь, какое это счастье, когда сама выйдешь на пенсию. Ты в отличной форме, и плюс к этому у тебя появится масса свободного времени для твоих любимых занятий. – Он улыбнулся. – Ты думаешь? – уныло отозвалась Хюльда. – Да, день сегодня выдался… трудный. Пьетюр уселся за стол. – Пожалуйста, угощайся, пока не остыло. Обычно мясо на гриле у меня получается неплохо. Рад, что сегодня его сможешь оценить и ты. – Спасибо. Она положила в рот кусочек ягнятины и поняла, что о своих кулинарных талантах Пьетюр не солгал, – вкус у мяса был отменный. – Так что произошло? – А?.. – Что произошло сегодня? У тебя на лице написано, что ты расстроена. Хюльда на мгновение задумалась. Пьетюру она полностью доверяла, но рассказывать о беседе с Магнусом все же не хотелось. Ей было стыдно за свой промах, хотя она действовала из лучших побуждений. – Я разговаривала с начальником, – промолвила она наконец после долгого, но не тягостного молчания. – Он хочет, чтобы я прекратила расследование. – Вот так сразу? – Да. – Почему?.. Так ты собираешься его прекратить? – Я побеседовала с одним человеком, с которым беседовать было нельзя. Это длинная история, но, в общем, мое расследование частично пересекается еще с одним делом. Я понятия об этом не имела… Конечно, моя вина в том, что о своих действиях я не поставила в известность начальника. Он ведь ни сном ни духом не подозревал, чем я занимаюсь. – Она вздохнула. – Да еще человек, который вел расследование до меня, как с цепи сорвался. Даже не знаю, что делать… – Все утрясется, я уверен. – Голос Пьетюра звучал, как всегда, ровно. – И насколько я тебя знаю, не в твоих правилах отступать. Хюльда усмехнулась: – Мне удалось выбить для себя еще один день – последний. – Тогда тебе нужно постараться использовать его на все сто. – С этим не поспоришь, – сказала она, сделав глоток вина. – А поэтому увлекаться вином сегодня мне никак нельзя. – Значит, с послезавтрашнего дня ты будешь свободна, как птица. Поздравляю! – Ты и правда умеешь находить во всем положительные стороны. – Не отметить ли нам завершение твоей службы? – Как скажешь. Да у нас и сейчас почти праздничный ужин. Ты действительно прекрасно готовишь, – сказала Хюльда мягко. – Как насчет того, чтобы взойти на Эсью?[15] Я поднимался на нее уже бог знает сколько раз, но люблю ее из-за этого не меньше. Это счастье, что у нас есть такая гора чуть ли не на заднем дворе. А какой вид на Рейкьявик в погожий день!.. – Тебе не нужно убеждать меня. Я согласна, – ответила Хюльда. Впервые за долгое время она почувствовала, что ей по-настоящему чего-то хочется. У нее даже мелькнула мысль, чтобы отказаться от расследования и, к радости Магнуса, уйти со службы не откладывая. Не пора ли ей действительно ставить во главу угла свои собственные интересы? Она чуть было не предложила Пьетюру подняться на Эсью прямо завтра, но сдержалась, а вместо этого сказала: – Хорошо, только послезавтра. Завтра я буду заниматься расследованием. Не успела Хюльда закончить фразу, как внезапно ее охватило тревожное чувство, что она пожалеет о своем решении. Они перебрали с вином, второй вечер подряд. Хюльда опасалась, что назавтра проспит или у нее будет болеть голова и она не сможет добиться каких-то значимых результатов. Но, несмотря на это, ей было приятно общество Пьетюра, да и он не скрывал радости оттого, что она пришла к нему в гости. На часах было уже за полночь, но они словно позабыли о времени. В глубине души Хюльде не хотелось, чтобы этот прекрасный вечер заканчивался, и она, удобно устроившись на кожаном диване в гостиной Пьетюра, наслаждалась их непринужденной беседой. Пьетюр тоже расположился на диване, хотя и намеренно на некотором удалении от своей гостьи – в рассудительности ему было не отказать. – Ты мне вчера рассказывала, что никогда не видела своего отца, – произнес он. Хюльда кивнула. – А твоя мама когда-нибудь была замужем? Или она растила тебя одна?