– Благодарю за звонок, Бальдур. Передавайте привет вашему брату. Когда Хюльда отключилась, ее мысли внезапно обратились к сирийской девушке. Та сказала что-то важное, на что Хюльда сразу внимания не обратила, а теперь ее не отпускало чувство, будто она упустила какую-то значимую деталь. Черт! Раньше она хоть записи вела, да и память не подводила. О чем же говорила Амена? Хюльда попыталась мыслями вернуться в камеру и представить перед собой лицо девушки. Итак, проституция… Сирийка решительно отмела подозрения, что Елена могла заниматься проституцией. И слова ее звучали очень убедительно. Потом она рассказала Хюльде о Кате и виде на жительство. Мол, Елена получила вид на жительство… да, верно… что-то в этой связи. Но что же, черт возьми? – Простите, не могли бы вы одолжить мне ваш телефон? Я забыл сказать родителям, что уезжаю, – прервал ее мысли Бьяртур, прежде чем Хюльда успела снова завести мотор. – У меня это… ну, деньги закончились на телефоне. – Он смущенно улыбнулся. – Разумеется. – Хюльда протянула ему свой мобильник. Он набрал номер и стал ждать. – Алло, папа, слушай… да-да… – Он снова улыбнулся Хюльде и вышел из машины. Она воспользовалась возможностью, чтобы включить радио и откинуться на спинку водительского сиденья. День оказался долгим, и конца ему пока не предвиделось. Но небо было голубым, и вечернее солнце мягко освещало окрестности. Хюльда подумала, что май определенно был лучшим временем года на ее холодной северной родине. Вскоре Бьяртур снова сел в машину: – Прошу прощения, мы можем ехать дальше. Еще минут тридцать или около того. К тому времени они находились в пути уже час, и усталость давала о себе знать. Может, Хюльде стоит попросить Бьяртура сесть за руль на обратном пути? Хорошо бы эта поездка дала хоть какой-нибудь результат. Хюльда пообещала себе, что бросит это дело по истечении дня, но сможет ли она это сделать? Не следует ли ей поговорить с Албертом? Или лучше передать все материалы Магнусу и пусть он сам разбирается с этим дальше? Хюльда пока плохо представляла себе, как она явится к Магнусу и обвинит их бывшего коллегу Алберта в двух убийствах. Мужчины всегда поддерживают друг друга, а Алберт был вхож в их компанию, хотя работал адвокатом, а не полицейским. Хюльда снова выругалась про себя. Не плюнуть ли ей на все это? Ну действительно… Развернуться и поехать домой спать? А завтра, когда взойдет солнце, начать новую жизнь – с Пьетюром. XXI Он смотрел на нее, пытаясь осознать, что натворил. Он был влюблен в эту женщину. И вот она лежит перед ним – мертвая. А убил ее, как ни странно, он сам. Теперь ему нужно мыслить логически, чтобы как-то выпутаться из этой ситуации. В первую очередь, на пол хижины должно вытечь как можно меньше крови. Об этой поездке не знал никто, кроме них двоих, и это самое важное. Никому не придет в голову искать их здесь сейчас или обыскивать хижину на предмет улик в дальнейшем. Еще не рассвело, и времени у него было достаточно. Необходимо сохранять хладнокровие и действовать рационально. Он впервые убил человека, и оказалось, что сделать это на удивление просто. XXII – Думаю, мы двигаемся в правильном направлении, – сказал Бьяртур. – Это та самая долина, о которой упоминала Елена. Я, правда, не знаю, есть ли там какой-то дом, – давно я там не был. – Затем он добавил: – А вы уверены, что мы должны там побывать? На самом деле я не привык… ну, знаете, выслеживать убийцу… – Не можем же мы повернуть назад? Слишком далеко заехали… – сказала Хюльда. – Никакой опасности нет, не волнуйтесь. Все будет хорошо. Значит, нам нужно двигаться вглубь долины? Дорога была неасфальтированной, и чем дальше, тем ухабистее она становилась. Бьяртур на несколько мгновений задумался, потом сказал: – Именно так. Не возвращаться же с полпути. Хюльда заметила краем глаза, что он улыбается, несомненно гордый тем, что помогает в расследовании убийства. Они все дальше углублялись в долину. У Хюльды мелькнуло опасение, что ее старенькая «шкода» рискует застрять среди этих колдобин, но потом ее мысли переключились на убийство в Национальной клинике, она вспомнила о женщине, которой предстояло сесть за это убийство в тюрьму, и последствиях этого ужасного инцидента для самой Хюльды. Как же она умудрилась все так запутать! О Елене Хюльда почти забыла и продолжала вести машину, погруженная в свои мысли. Солнце продолжало светить на почти безоблачном небе, был прекрасный вечер. Хюльда сожалела, что не может наслаждаться им в каком-нибудь другом месте. – Видимо, нам все-таки надо вернуться?.. – сказала она вполголоса после особенно ухабистого участка дороги. – Ну, если вы настаиваете… Удобнее развернуться вон там, немного впереди, – ответил Бьяртур. И в следующее мгновение он воскликнул: – Дом! Смотрите, там дом. Это что-то новенькое. Когда я в последний раз сюда приезжал, его здесь не было. Хюльда сбросила скорость. – Заглянем туда? Это, должно быть, тот самый дом, о котором писала Елена. – Вполне возможно, – отозвалась Хюльда. Строение вряд ли можно было назвать домом. Перед ними предстала маленькая, уютная на вид хижина или гостевой домик, а рядом раскинулась стройплощадка под дом более крупных размеров. Похоже, строительство шло полным ходом, хотя в этот вечер на площадке никого не было. Хюльда затормозила перед хижиной и, прежде чем выйти из машины, по старой привычке обвела взглядом окрестности. Никто не смог бы спрятаться на этом освещенном лучами вечернего солнца пространстве. Единственным укрытием могла служить сама хижина. Хюльда взглянула на Бьяртура: – Смотреть здесь не на что. – Заглянем внутрь? – спросил он. – У нас нет ордера, – отозвалась Хюльда, хотя и испытывала соблазн нарушить еще одно правило, раз уж на то пошло и они проехали весь этот путь. – Можем посмотреть, что там, через окно, – предложил Бьяртур. Хюльда пожала плечами – уж отговаривать его она не станет. Бьяртур обошел строение, заглядывая в окошки. Потом он как бы невзначай подергал за ручку входной двери, и она отворилась. – Не заперто, – проговорил он и шагнул внутрь. – Вот черт… – пробормотала Хюльда и не спеша последовала за Бьяртуром – ведь не уволят же ее еще один раз, даже если об этом проникновении станет известно. Она почувствовала, как сердце забилось чаще, а в крови закипел адреналин. И в ту же самую секунду Хюльда вспомнила, что говорила Амена: вечером, накануне своей смерти, Елена сидела на проходной и долго болтала по телефону. Кто-то рассказал Хюльде, что в общежитии на все международные вызовы стоит блокировка. Елена говорила только по-русски. Может, она беседовала с Бьяртуром? С Бьяртуром. И где же он? Его нигде не было видно. Не успела Хюльда оглянуться, как на ее голову обрушился тяжелый удар. XXIII Некоторое время ушло на то, чтобы сделать в хижине тщательную уборку. Однако ему все же придется как можно скорее вернуться сюда с более мощным чистящим средством, чтобы уничтожить даже малейшие следы. У него было необъяснимое чувство, что ее ударил ледорубом по голове кто-то другой, а его просто заставили прибраться в помещении после случившегося. В определенном смысле ему было жаль Катю, но в то же время ее поведение не на шутку его разозлило. Она не заслуживала смерти, но в сложившихся обстоятельствах он отреагировал единственно возможным образом. Судя по записям в гостевой книге горного приюта, между посещениями в это время года обычно проходили дни и даже недели, поэтому ему наверняка удастся замести все следы, если только он вернется сюда этим же вечером. Однако теперь самым важным было избавиться от тела. Он положил его в спальный мешок и дотащил по снегу до машины. В этой глуши, да еще поздней зимней ночью, можно рассчитывать на то, что ему никто не помешает и он останется незамеченным. Проблема состояла в том, как поступить с трупом, – все, что ему приходило в голову, подразумевало ту или иную степень риска. Наконец он решил, что поедет вглубь страны к леднику. Он знал, что в леднике есть зона расщелин, которая идеально подходила для его цели. Конечно, на машине туда не подъехать, но в условиях низких температур и снегопада можно вполне преодолеть последний отрезок пути на лыжах. Такой план ни за что бы не сработал летом, когда ледники кишмя кишат туристами, но в это время года можно и рискнуть. Вот туда он и направится и позаботится о том, чтобы Катя исчезла навсегда. XXIV Слишком долго Хюльда закрывала глаза на правду. Она жила с разрушительными следствиями этого обстоятельства пару десятков лет. И когда поняла, что происходит, было уже слишком поздно. Причиной этого отчасти являлось нежелание признавать факты, а отчасти – обычное невнимание к тому, что творится у нее под носом. А ведь Хюльда была примером для своих коллег в полиции именно потому, что не упускала ни одной детали при расследовании преступлений и благодаря своей проницательности обнаруживала ложь и подвох раньше всех остальных. Но когда преступление совершалось в ее собственном доме, она ничего не замечала. Или не хотела замечать. Ирония судьбы. Смотреть в глаза правде было нелегко. Она любила Йоуна так много лет – они познакомились и поженились еще совсем юными. Он всегда окружал Хюльду заботой, был честным, надежным мужем. И жизнь была наполнена любовью, по крайней мере в течение определенного времени. Поэтому закрывать глаза на отдельные факты, делая вид, что ничего не происходит, было просто. Они с Йоуном были счастливы, когда родилась Димма, и безумно ею гордились. А потом, когда девочке исполнилось десять лет, она стала вести себя странно. Ею овладела непонятная депрессия. В тот момент Хюльда, вместо того чтобы сложить два и два, предпочла жить в неведении, убеждая себя, что причины лежат в другой плоскости, а никак не в стенах ее собственного дома. Хюльда, конечно, пыталась поговорить с дочерью, расспрашивая о причинах ее угнетенного состояния. Однако Димма закрывалась в своей раковинке, отказываясь отвечать на любые вопросы и явно предпочитая страдать в одиночестве. Потом Хюльда сожалела о том, что не проявляла должной настойчивости. Положение девочки было отчаянным – с каждым днем она все глубже погружалась в бездну уныния.