– Ну как вам сказать… Я перевожу довольно много для русских. Иногда работаю и с людьми, которые оказались в той же ситуации, что и она… как ее звали?.. – Елена, – подсказала Хюльда. Даже Бьяртур не мог сразу вспомнить ее имени. Будто и не приезжала эта девушка в Исландию – никому не было до нее дела. – Точно. Так вот, я иногда перевожу людям в такой же ситуации, что была у нее. Но в основном я работаю гидом с русскими туристами, показываю им достопримечательности по всей стране. На этом можно неплохо заработать – у многих из моих клиентов денег куры не клюют. А еще бывает, что и книгу какую-нибудь переведу, рассказы… Я и сам пишу… – Как она вам показалась? Вы не замечали у нее суицидальных наклонностей? – прервала его Хюльда. – Спросите что-нибудь полегче, – ответил Бьяртур, явно более заинтересованный в разговоре о своем литературном творчестве. – Трудно сказать. Возможно. Жизнь тут у нее была не сахар, как вы можете себе представить. А разве… Разве это не было самоубийством? – Возможно, и нет, – сказала Хюльда с большей, чем того требовали обстоятельства, убедительностью в голосе. Ей почему-то показалось, что переводчик себе на уме, и ей нужно лишь проявить терпение и дать ему возможность выговориться – не стоит на него слишком давить. – Вы учились в России? – спросила она, и эта неожиданная смена темы разговора, казалось, слегка выбила Бьяртура из равновесия. – Да, верно, я учился в Москве. Я просто влюбился и в город, и в язык. Вы там бывали? Хюльда отрицательно покачала головой. – Прекрасный город. Обязательно как-нибудь съездите. – Попробую, – сказала Хюльда, отлично понимая, что никогда этого не сделает. – Прекрасный, но сложный, – продолжал Бьяртур. – Сложный для туриста – все совершенно другое, повсюду кириллица. – Но ведь у вас с языком проблем нет? – Нет, конечно, но ведь я и занимаюсь им уже долгое время. – А с Еленой вам общаться было легко? – Ну разумеется. – О чем вы говорили? – Да особенно-то ни о чем. Я исполнял роль посредника между ней и адвокатом, – ответил он с некоторой нерешительностью в голосе. – Адвокат говорил мне, что Елена увлекалась музыкой, – сказала Хюльда в попытке не дать их беседе сойти на нет. – Да-да, это верно. Она мне, кстати, об этом тоже рассказывала. Она сочиняет… сочиняла музыку. Найти достойного применения своему таланту в России она не смогла, но мечтала о том, чтобы стать профессиональным композитором здесь, в своей новой стране. Однажды в адвокатской конторе она исполнила нам песню, и отлично исполнила. Просто замечательно. Но это были несбыточные грезы – смешно полагать, что у нас можно прокормиться сочинением музыки. – Так же как и переводами? Бьяртур улыбнулся, но не ответил на вопрос Хюльды. Вместо этого после короткой паузы он сказал: – Вообще-то, было и еще кое-что… – Еще кое-что? – переспросила Хюльда с любопытством. На лице Бьяртура отразилась происходящая у него в душе борьба – стоит ли ему продолжать или лучше закрыть эту тему? – Но пускай это останется между нами. – Что? – Я не хочу оказаться замешанным, понимаете… Я не могу… – Что произошло? – доброжелательно спросила Хюльда. – Понимаете, она мне кое-что рассказала… Но это не для протокола. На губах Хюльды появилась вежливая улыбка. Надо бы ему объяснить разницу между полицейским и журналистом – ну да ладно. Вместо этого она просто молчала и ждала. Она, конечно, не собиралась ничего обещать Бьяртуру, но и отпугнуть его в этот ответственный момент ей не хотелось. Ее тактика принесла свои плоды, потому что Бьяртур наконец вновь заговорил: – Я думаю, она занималась проституцией. – Что вы говорите? Как это вам пришло в голову? – Она мне сама сказала. – Этого не было ни в одном полицейском отчете, – с раздражением заметила Хюльда, но ее раздражение было направлено скорее на отсутствовавшего здесь Александера. – Ну, она мне об этом рассказала, когда мы только познакомились, и настоятельно просила оставить это в тайне ото всех. Мне показалось, что она боится. – Чего? – Кого-то. – Какого-то исландца? – Не уверен. – Бьяртур осекся – казалось, он обдумывает свои слова. – Если уж говорить начистоту, я так понял, что именно с этой целью ее сюда и прислали. – Вот как? – Хюльда была немало удивлена. – То есть вы хотите сказать, что прошение об убежище было лишь прикрытием? – Видимо, можно и так сказать. Признаться, в том, что она говорила, было много неясностей. Но она совершенно очевидно не хотела, чтобы я хоть словом обмолвился об этом кому-нибудь еще. – Значит, ее адвокат об этом не знал? – Думаю, нет. Я ему ничего не говорил. Я хранил ее тайну. – Потом он стыдливо добавил: – До сего дня, разумеется. – Почему же вы не рассказали об этом раньше? – спросила Хюльда более резко, чем ей бы того хотелось. После недолгого молчания Бьяртур со смущением ответил: – Меня никто не спрашивал. IX В свете информации, полученной от Бьяртура, расследование Хюльды, если таковым его можно было назвать, приобретало совершенно иной оттенок. Дело оказалось горючей смесью, готовой взорваться в любой момент. Огрехи в работе Александера были вопиющими, а расследование гибели русской девушки требовало качественно нового подхода. Стоит ли Хюльде немедленно сообщить Магнусу о том, что ей удалось выяснить? Он ведь и понятия не имеет о том, за какое дело она взялась. Магнус наверняка пребывает в приподнятом настроении от того, как изящно ему удалось выставить Хюльду за дверь. Он, вероятно, полагает, что она сидит у себя в кабинете за просмотром старых полицейских отчетов и вслушивается в мерное тиканье часов в ожидании выхода на пенсию. А между тем, после судьбоносного утреннего разговора с Магнусом, Хюльда провела практически весь день вне стен полицейского участка. Возвращаясь домой, она размышляла о том, как быстро пролетело время – во всей этой круговерти Хюльда и думать забыла о жалости к самой себе. Вероятно, этому занятию она сможет предаться перед сном. Хотя вряд ли – она собиралась пораньше лечь спать. Ей хотелось хорошенько отдохнуть, чтобы наутро проснуться со свежей головой и принять решение о том, каким будет ее следующий шаг. Хватит ли у нее силы духа и энергии на то, чтобы с полной отдачей провести расследование дела Елены? Или будет лучше поднять белый флаг и спокойно дожидаться пенсии? Не пора ли и правда перестать бороться с ветряными мельницами и гоняться за призраками? Ведь ее карьера в полиции завершена, не так ли? Как бы то ни было, ей предстояло довести до конца еще одно дело. С телефоном в руках Хюльда поудобнее устроилась в старом мамином кресле. Прежде чем набрать номер женщины, которую она расспрашивала днем ранее, Хюльда с минуту поразмышляла. Перед ее внутренним взором вновь предстал образ достойной сожаления санитарки из центра сестринского ухода. Она сбила на своей машине гнусного педофила, а теперь, терзаемая страхом и угрызениями совести, наверняка готовится провести ближайшие несколько лет за решеткой, вдали от своего сына. Она ведь во всем созналась. Хюльда не написала формального отчета об их беседе и к тому же солгала Магнусу, заявив, что расследование далеко от завершения. Прежде чем звонить, Хюльде предстояло ответить на вопрос, который перед ней поставила ее собственная совесть: следует ли ей и дальше придерживаться сказанной Магнусу неправды и тем самым попытаться уберечь мать с сыном от дальнейших страданий или написать в отчете все как есть и с большой долей вероятности обречь бедную женщину на тюремный срок за ее поступок? Разве могут быть сомнения? Хюльда прекрасно понимала, каким будет ее выбор. У женщины были зарегистрированный на ее имя мобильный и домашний телефон. По мобильному номеру никто не ответил, а вот трубку домашнего телефона после нескольких гудков сняли. Хюльда представилась: – Я из полиции. Мы вчера с вами беседовали. – Да… я помню. – Женщина тяжело вздохнула. Было очевидно, что слова даются ей с трудом. – Я тут снова просматривала материалы дела, – солгала Хюльда, а потом, тщательно подбирая слова, продолжила: – Мне кажется, что достаточно весомых вещественных доказательств у нас нет. – Как… простите… как вы сказали? – спросила женщина сдавленным от всхлипов голосом. – Я не планирую предпринимать еще каких-либо действий, по крайней мере в плане того, что касается вас. После небольшой паузы женщина на другом конце провода ответила: – А как же… как же насчет того, что я вам рассказала? – Не вижу смысла доводить это дело до суда и подвергать вас дальнейшим мытарствам. Снова повисла тишина. – То есть… то есть вы меня не арестуете? Я… прямо… вся извелась после нашего разговора. Думала, меня отправят…