– Вы не договариваете. “Гадство, – подумал Рун, закусив губу. – От него и вправду ничего не скроешь”. – Ещё потому что я стал подозревать корпорацию в его убийстве. – На каких основаниях? – На основании своей паранойи, – бросил Этингер в отчаянии. – Такой ответ подойдёт? Допросчик снова замер на несколько секунд. – Вполне, – отозвался он наконец. – Иными словами, доказательств у вас не было. Но вы хотели восстановить справедливость, не так ли? – Хотел. – Поэтому и последовал взлом? – Нет. Говорю же, Амина просто увлеклась… – Это уже несущественно. Вы по-прежнему считаете, что Арджуна Крипалани убила корпорация? Возникла пауза. Историк смотрел в искусственные глаза получеловека. Тот весь состоял из своего рентгеновского взгляда. Оглушительно тикали часы. “Живым я отсюда не уйду”, – понял Рун, и эта мысль, как ни странно, придала ему храбрости. – Да, – он вдруг охрип. – Хотя никаких доказательств по-прежнему нет? – Нет. Если не считать массу странных обстоятельств, связанных с его смертью. Андроидоподобный несколько секунд о чём-то размышлял. – Вам приходилось до взлома “Миллениума” заниматься промышленным шпионажем или экстремистской деятельностью? – Какая разница? – Этингер нервно усмехнулся. – Разве ответ “нет” что-то изменит? Он очень устал. Не только от допроса и сидения в статичной позе – вообще от всего. Похищение просто помогло Этингеру понять, что сил у него не осталось ни первых, ни последних. И что лучше бы всё это наконец закончилось. – Отвечайте на вопрос. – Не занимался. – Рун подумал немного и добавил: – Если, конечно, не называть экстремизмом попытки докопаться до исторической правды. Сдаётся мне, для ваших нанимателей это вполне аналогично экстремизму. – Что вы имеете в виду? – шевельнул губами допросчик. – Именно то, что я сказал, – сказал историк и опёрся на спинку стула. – Ни больше, ни меньше. По неподвижному лицу андроидоподобного невозможно было прочесть ровным счётом ничего. Даже если бы треклятый недочеловек в этот момент мысленно выносил Руну смертный приговор, в лице его ничего бы не изменилось. Впрочем, историк так вымотался, что ему даже на это стало наплевать. Этингеру всегда было интересно, что на самом деле произошло с людьми, которые по официальным данным пропали без вести. Теперь он апатично думал о том, что ему выпала исключительная возможность узнать об этом на собственном примере. – Что вы знаете о человеке по имени Синклер? – спросил андроидоподобный после паузы. – Что он якобы шпион. И что я – не он. И что Амина – тоже не он. – Что ещё? – Догадываюсь, что по его милости я здесь. – А кто он, не догадываетесь? – А хоть бы и вы, – пожал плечами Рун. – Понятия не имею. Много у вас ещё вопросов? – Не очень. Кто ещё имел доступ к данным, которые добыла госпожа Канзи? – Никто, насколько я знаю. Хотя она говорила что-то про записку с кусочком кода… – Больше Синклер с вами никак не связывался? – Я даже не уверен, что записка была от него. И что он вообще существует тоже не уверен… Слушайте, я не имею ни малейшего представления о том, что у вас там происходит за кулисами. Мне это не интересно. Во всяком случае теперь – точно. Андроидоподобный тоже откинулся на спинку, но как-то механически, словно на шарнирах. Он всё ещё смотрел на Этингера, а тот гадал, дадут ему ещё раз повидаться с Аминой или нет. Почему-то именно теперь ему до смерти захотелось её присутствия. Хотя бы мельком. Хоть просто посмотреть на неё. – Вы можете быть свободны, – отчеканил получеловек, и кандалы на руках и ногах ошеломлённого историка расстегнулись. От неожиданности Рун чуть не упал со стула. Растирая онемевшие запястья, он поглядывал на похитителя и всё ждал, что тот засмеётся: подарить надежду на спасение и тут же отнять её – вот так шутка вышла бы! Но андроидоподобный смотрел в пустоту перед собой и молчал – точно его вдруг отключили от питания. Мелкими шажками, на неслушающихся ногах историк пошёл к двери. На полпути его остановил по-прежнему плавный, идеальный голос допросчика: – Рун. Этингер, холодея, обернулся. Андроидоподобный всё ещё смотрел сквозь пространство, словно пытался постичь его основу. – Вы подписали договор о неразглашении. Очень рекомендую его соблюдать. В противном случае мы встретимся снова. Совершенно ничего не понимая, Рун снова повернулся к двери. Его отпускают? Отпускают?! Нажал на ручку. Потянул. Часы, в последний раз щёлкнув секундной стрелкой, замолкли. За дверью вместо выхода белела сплошная стена. – Так вы отсюда не выйдете, – протянул андроидоподобный голосом зажёванной плёнки. – Сейчас... Пол скакнул вбок и ударил по плечу, став стеной. Открытая дверь оказалась у Руна под ногами, распахнутая, точно ворота ада. Стена за ней, мигнув, исчезла, потом исчез и сам проём, потом растворились в пустоте остальные части комнаты – и вот историк уже остался один на один с ницшеанской бездной, которая властно заглянула прямо в него безглазым всевидящим взором. Взгляд этот выжигал, проедал насквозь; пустая шкурка по имени Рун не могла уже чувствовать, но имела ещё понятие о времени – оно и прекратило страдания Этингера, величественно и вместе с тем бестолково схлопнувшись в точку. Глава 18 Рун сидел на носу старинного поезда. Вокруг, съедая и искажая пространство, клубилась белёсая мгла. Густой дым толкался из трубы локомотива и вытягивался в бурый шлейф, который в свою очередь разворачивался покрывалом и укутывал кажущийся бесконечным состав. Кабина машиниста, как всегда, пустовала. В вагонах покачивались на своих местах пассажиры. Этингеру даже не нужно было оборачиваться, чтобы всё это увидеть – он и так прекрасно знал, где находится. Вот только в этот раз чего-то не хватало. Рун на несколько мгновений вынырнул из задумчивости и сосредоточился на своих ощущениях. Что же не так? И вдруг – услышал. Точнее, не услышал: ни скрипа панелей, ни стука колёс, ни шума ветра. Поезд словно летел сквозь тишину – внизу не было ни привычных рельс, ни даже земли. Только густой, как извёстка, туман. Рун посмотрел ещё в молочную бездну, где раньше видел мельтешение шпал, и подумал, что всё правильно, так оно и должно быть. Это всё объяснило бы. Но что объяснило? Что должен объяснить полёт через пустоту? Ответов на эти вопросы Рун так и не нашёл, потому что туман вдруг раздался в стороны, и из него вынырнуло лицо Амины. – Рун! – позвала она. – Ты слышишь меня? Слышишь? Из тающей потусторонней мглы медленно проступала комната. Не допросная, а другая – знакомая, почти домашняя. Горел прикроватный светильник. Этингер ждал, когда туман из сна окончательно рассеется и смотрел на склонившуюся над ним Амину. Она не исчезла. – Ты… – пробормотал историк, с трудом подняв руку, чтобы коснуться её плеча. – С тобой всё хорошо? – Лучше, чем с тобой, – на лице хакерши мелькнуло подобие улыбки. Рун сел на постели, и, покачнувшись, зажмурился. Его слегка мутило. Голову словно обили изнутри ватой, в которой вязла и запутывалась любая мысль. Однако комнату он всё же узнал: это оказалась спальня Амины, и они были в ней одни. – Эти… люди ушли, – сказала Канзи. – Ещё до того, как я очнулась. Ничего не понимаю… – Я тоже, – пробормотал Рун, пытаясь прогнать цветные пятна, скачущие перед глазами. – Я думала, нас уже не отпустят. Я ведь всё им рассказала… Этингер повернулся к подруге. Та выглядела неважно: растрёпанные волосы, тени под глазами, непривычно бледная кожа – историк догадывался, что и сам не краше. Но теперь до него наконец стало доходить, что она здесь, в целости и сохранности, а то, что он увидел перед допросом – в прошлом, да и вообще, может, не настоящее... Прежде, чем историк успел сообразить, что делает, Амина оказалась в его объятиях. Она охнула от неожиданности, но не отстранилась. Её руки медленно и даже робко обвились вокруг его шеи. – Ловко они нас поймали, – сказал Рун, грустно усмехаясь. – Я тоже всё рассказал, когда они пригрозили, что с тобой что-нибудь сделают. Мы с тобой раскололись как миленькие.