Денис помотал головой. – Дай… рубашку. Или лучше… сама возьми… в кармане. Лена метнулась к покрывалу, на котором аккуратной стопкой были сложены их вещи. Вытащила рубашку, пошарила в кармане. Пальцы ее нащупали продолговатую металлическую коробочку. Она схватила ее, вернулась обратно, туда, где на траве лежал Денис. – Эта? Он кивнул. Лена сняла пластмассовую крышечку и ощутила резкий запах мяты. Почти так же пахла жвачка или примерно так же. Она почувствовала, как подступает к горлу дурнота, и, борясь с нею, высыпала в ладонь горсть желтых овальных пилюль. – Сколько? – Одну. Лена положила таблетку ему в рот. – Как они называются? – Ты все равно не запомнишь. Название китайское, язык сломаешь. – Поможет? – Должно. – Один раз уже помогло, – вырвалось у нее само собой. Денис взглянул на нее вопросительно. – В электричке, – сказала Лена и медленно высыпала таблетки назад, в капсулу. Он молчал. Лицо его постепенно теряло мертвенную бледность, губы побелели, потом стали розовыми. Лена принесла его вещи. – Одевайся потихоньку. Тебе нужно согреться. У самой у нее зуб на зуб не попадал, хотя солнце стояло в самом зените, и в воздухе было градусов тридцать. Денис осторожно выпрямился и стал натягивать рубашку, а за ней джинсы. Вид у него был неловкий и растерянный. На Лену он старался не смотреть. Она сидела рядом на корточках, обхватив руками мокрые плечи. Ее атаковали воспоминания, яркие, будто грозовые всполохи. Теперь она все понимала, с самого начала и до конца. – Ты почему не сказал, что у тебя с сердцем? – Я говорил, – произнес Денис глухо. – Кому?! – Лена заглянула ему в лицо. – Той женщине, у которой просил денег на билет. М н е ты ничего не говорил. – Говорил, – повторил он настойчивей. – О том, что мне нельзя большую нагрузку. Ты не верила. Она как раз об этом вспоминала. И еще о том, как он стойко отказывался от кофе и сигарет, вылил ей в рюмку свой виски, переместил ее голову с левого плеча, сказав «так удобнее», мгновенно отреагировал на подобный приступ у Семена Ильича. Надо быть полностью слепой, чтобы ничего не понять! – Ты поэтому не стал кататься на карусели? – Да. – Тебе… давно уже плохо? Несколько дней? – Угу. Вот что с ним происходило – а она думала, он издевается над ней. Лена ласково погладила его по руке. – У тебя это с детства, да, Ден? – Нет, Ленка, не с детства. В детстве я был очень здоровым. Как бык. – Денис искоса глянул на нее и натянуто улыбнулся. – А что тогда стряслось? – Это долгая история. Предпочитаю ее никому не рассказывать. – Даже мне? – Лена прижалась к его плечу. Он заколебался. Она видела, что он мучается, не может решиться. Ей захотелось его успокоить, оградить от волнений и переживаний. – Не хочешь – не говори, я не обижусь. Денис кивнул. Повисла долгая пауза. Откуда-то прилетела яркая оранжевая бабочка с черными узорами на крыльях. Закружилась в воздухе прямо перед их лицами. Лена отчетливо видела ее рожки и мохнатое, толстое тельце бывшей гусеницы. Денис прицелился и ловко поймал бабочку в сложенные куполом ладони. Потом приоткрыл одну из них. – Смотри, махаон. – Отпусти ее, – попросила Лена. Он послушно разжал пальцы. Бабочка упорхнула в прозрачную синеву. Лена завороженно смотрела ей вслед. – Ленка, ты все спрашивала, кто я да что, откуда умею жонглировать и так далее, – неожиданно произнес Денис нарочито равнодушным, обыденным тоном. – Спрашивала, – подтвердила она осторожно, стараясь не спугнуть вдруг возникшего в нем стремления к откровенности. – Я тебе скажу. – Он бросил на нее спокойный и твердый взгляд. – Помнишь, когда я перелез через ваши пики, ты обозвала меня циркачом? Помнишь? – Да. – Ну вот, я и есть циркач. – Как? – Лена вскинула на него изумленные глаза. – Так. Самый настоящий, только недоучившийся. У нас в областном центре цирковое училище есть. Я туда и поступил после школы. – Постой, – не поверила она, – а твои родители что, тоже в цирке работают? Мама – она кто? Лена много раз слышала и читала о том, что на арене выступают исключительно потомственные династии, и потому молодое поколение, идущее работать в цирк, – сплошь дети самих циркачей. – Мама у меня – учительница биологии в школе. – Денис усмехнулся. – И как она отнеслась к твоему выбору? – Нормально. Я ей с детства все уши прожужжал, что хочу быть эксцентриком. – Эксцентрик – это разве жонглер? – удивилась Лена. – И жонглер, и канатоходец, и акробат. А главное, конечно, он должен уметь смешить. Короче, говоря, Лен, это клоун. – Денис посмотрел на нее с улыбкой. Она вспомнила, что это слово было запрещенным в их разговорах, и вздохнула: – Клоун – тебе подходит. – Ну да, – засмеялся Денис, – я ведь рыжий. Меня и в школе рыжим дразнили, и во дворе. – Не такой уж ты рыжий, – ласково возразила Лена, – знаешь, какие бывают? – Для наших, козлянских, этого было достаточно. Вот я и решил оправдать свою внешность. – Сколько же ты проучился? Год? – Полтора. Ровно три семестра. – А потом что? – А потом вот что. Соревнования были по лыжам. Районные. Проходили они у нас в училище – там рядом парк, здоровенный такой. Ну выбрали человек десять со всех курсов девчонок и ребят, тех, что покрепче. – И тебя, – тихонько подсказала Лена. Денис кивнул.