Он вдруг поглядел на нее пристально и настороженно: – Что ты все меня утешаешь? «Успокойся», «не волнуйся». Я и не думаю беспокоиться. – Очень хорошо, что не думаешь. – Ленка! – Денис резко отодвинул стакан и встал. – Ты… что с тобой такое? – Ничего. – Она сделала шаг от него и почти вжалась спиной в подоконник. – Я не хочу чаю. Пойдем, вместе соберем твои вещи. – Денис по-хозяйски взял ее за локоть и отвел в комнату. Взгляд его тут же наткнулся на практически пустую сумку. – Это ты называешь «осталось совсем чуть-чуть»? – Он посмотрел на нее с недоумением. Лена подошла к кровати, вывалила из сумки то немногочисленное, что в ней было, затем демонстративно задернула молнию. – И как прикажешь тебя понимать? – Голос Дениса был по-прежнему спокойным. Он стоял у порога и разглядывал Лену в упор. Она подошла ближе, остановилась в шаге от него. – Я не поеду. Прости. За последние несколько часов Лена бог знает сколько раз повторила про себя эту короткую фразу, тщетно пытаясь хоть как-то смягчить заключенный в ней невероятно жестокий смысл. Она глядела на Дениса со страхом и болью, ожидая почти что грома небесного. Однако его не последовало. Он молчал, будто бы и не слышал обращенных к нему слов. – Слышишь, Ден, я не поеду, – повторила Лена громче. – Вообще. Никогда. Слышишь? – Ей вдруг захотелось крикнуть во весь голос, чтобы он очнулся и произнес хоть что-нибудь. Она больше не могла. Не могла нести одна этот непосильный, чудовищный груз. – Ты меня слышишь, Денис?! – Слышу. – В его лице ни один мускул не дрогнул. Оно оставалось совершенно каменным и неподвижным. – Перестань орать и объясни по-человечески. – Что тебе объяснить? Что? Я передумала. Мы не можем быть вместе. – Почему? – Просто не можем. – Это не ответ. – Хорошо, я отвечу. Мы с тобой – два разных поколения. Абсолютно разных. Это несовместимо. Ни при каких условиях. Денис медленно покачал головой, не отрывая взгляда от Лены. – Ты сошла с ума. Ленка, ты точно сошла с ума. Что ты несешь? – Он крепко, до боли, сжал одну ее руку, затем другую. Она не сопротивлялась. Ей было бы легче, если бы он ее даже ударил. Прямо по лицу, наотмашь. – Денис… – Молчи! Замолчи! – произнес он тихо и яростно. – Ты ничего сейчас не говорила! Ясно тебе, ничего? Собирайся, и поехали! – Не надо. Пожалуйста, не надо так. – Лена умоляюще заглянула ему в лицо. – Я же для тебя, только для тебя… ты не сможешь… не выдержишь… Дениска… – Ее запястья были как в тисках, руки онемели, сердце разрывалось от нестерпимой боли. Она чувствовала, видела: происходит что-то ужасное – и не могла ничего остановить, изменить. – Замолчи! – глухо, сквозь зубы, повторил Денис. На мгновение он отпустил ее и тут же схватил снова, теперь уже за плечи. – Скажи, что ты пошутила. Говори, ну! – Я не шутила. – Лена попробовала освободиться, но даже шевельнуться не смогла. – Нет? – Денис неожиданно резко толкнул ее назад. Лена едва не грохнулась на пол, но он удержал ее. – Чокнутый. – Она глянула на него с жалостью и попыталась улыбнуться. – Ты чокнутый, Ден. Может, еще захочешь меня задушить? Как Отелло. – Сама ты чокнутая! – Он снова отбросил ее от себя, точно мячик, и опять не дал упасть. Лена вдруг поняла, куда он ее толкает, и с силой рванулась из его рук. – Перестань! Не смей! – А что мне еще делать? Что мне с тобой делать?! Ей все стало ясно. Денис, в соответствии со своим возрастом, наивно полагал, что, взяв ее тело, овладеет ею снова целиком и полностью, сломит упорство, заставит изменить принятое решение. Сопротивляться было бесполезно – он держал ее мертвой хваткой, при этом практически не напрягаясь. Они рывками двигались к кровати. Шаг, еще шаг. Такого Лена не могла вообразить и в страшном сне. Ее обуял настоящий ужас. – Денис!! Он со всего маху швырнул ее на постель. – Опомнись! Что ты делаешь? Это не поможет! Не поможет!! Лена попыталась подняться, но он навалился сверху. Они боролись, яростно, ожесточенно, будто два смертельных, лютых врага. Будто ценой их схватки была жизнь. Угрожающе громко затрещала материя. Лена почувствовала, как перед глазами стремительно сгущается обморочная зелень, и заплакала навзрыд. – Нет… Пожалуйста, Ден… Я тебя умоляю… Его пальцы дрогнули и разжались. Он упал рядом с ней, уткнувшись лицом в разорванную блузку. Она стиснула зубы, пытаясь подавить рыдания, и дрожащими руками прижала его голову к себе. Их тела содрогались в беззвучном, немом плаче, как прежде в неистовой страсти. Сливались, прорастали друг в друга, отчаянно сопротивляясь тому, чтобы их разлучили. И еще более страшно и отчаянно сопротивлялась душа… …Неизвестна мера страданий. Кажется, больше уже невозможно выдержать – сердце лопнет, разорвется от адской боли. Но нет, оно продолжает себе стучать, слезы иссякают, на смену им приходит ватное оцепенение и сознание неотвратимости того, что происходит. Тогда наступает успокоение… …Лена облизала пересохшие губы, осторожно отодвинулась и села. Денис тоже поднялся, застыл в неподвижности, отвернувшись от нее и чуть ссутулившись. Так они провели еще минут пять, а может, и больше. Потом она решилась, тихонько дотронулась до его плеча. – Дениска, милый! Посмотри на меня. Я тебя очень прошу, солнышко, родной! Он упрямо мотнул головой, продолжая глядеть в стену. Лена обняла его уже крепче, слегка потормошила. – Давай, пожалуйста! Нам нужно поговорить. – Отстань. Не хочу я ни о чем с тобой разговаривать. – Я правда объясню тебе. Ты поймешь. Денис стремительно обернулся, сбросив ее руку. – Что я пойму? Я никогда ничего не пойму! Никогда. Я не хочу, чтобы т а к было, не хочу! Слышишь, Ленка? – Он говорил тихо, без прежней ожесточенности, без силы и злости, лишь с усталостью. С беспредельной усталостью. Лицо его было спокойным, только глаза немного, едва заметно, покраснели. – Я тоже не хочу, – Лена грустно улыбнулась, – но это… это не зависит от нашего желания. Просто я вдруг закрыла глаза и увидела всю нашу будущую жизнь, день за днем. Ден, то, что у нас сейчас, – это как на картине Аполлинария: еще не вечер, но уже и не утро. А скоро, очень скоро наступят сумерки. В один прекрасный день ты проснешься и обнаружишь, что попал в клетку. Прочную, из которой нет выхода. Вокруг девушки, яркие, красивые, – они всегда будут стремиться обратить на себя твое внимание. Поманят пальчиком, как та цыганка Зара. Такая уж у тебя судьба, Ден, от нее никуда не денешься. – Лена снова улыбнулась и ласково погладила его по щеке. – В какой-то момент тебе неминуемо захочется свободы. Быть с теми, кто тебе ровня. Сколько бы ты ни пересиливал себя, ни клялся, что этого не случится, природа все равно возьмет верх. Ты можешь даже не почувствовать, как это произойдет, но когда поймешь – будет уже поздно. Вот тогда станет хуже всего. Ты захочешь меня прогнать и не сумеешь, потому что будешь помнить то время, когда я была дороже всего. Тебя, как гири, будут держать эти три недели, наша первая ночь, озеро. Мы оба будем мучиться, не сможем смотреть друг другу в глаза. А кроме нас, есть еще и другие, те, кто мне дороже самой себя во сто крат. Ты ведь понимаешь? Понимаешь? Денис кивнул. – Вот такая выходит петрушка, выражаясь словами Петра. – Лена усмехнулась с горечью. Он тоже усмехнулся, нехотя, через силу, и поглядел на нее вопросительно. – И что мне теперь делать? – Уезжай один. Возвращайся к матери. В Москве тебе не место, здесь нужно слишком много сил, чтобы удержаться на плаву. У тебя столько нет из-за болезни. Я, конечно, могу помочь деньгами, но ведь ты не возьмешь? – Нет, – произнес Денис твердо. – Ну вот видишь. Я это знала. И жить так, как до нашей встречи, ты тоже не сможешь. Поэтому возвращайся. Найдешь работу, встретишь девушку, полюбишь ее. Все у вас будет как у людей. – Ничего у меня не будет как у людей. Меня вообще, может, через полгода не будет. – Ерунда, – убежденно проговорила Лена. – Пятьдесят на пятьдесят – не так и мало. Это даже много, Ден. Очень много. У других и того нет. Вспомни хотя бы Алкину мать. Или ту старушку в парке, которая стала ходить вопреки прогнозам врачей. Кажется, ее звали Софья Алексеевна. Он снова кивнул. Подумал немного, потом лицо его едва заметно прояснилось. – Ты хоть напишешь мне, по крайней мере? – Напишу, – без колебаний пообещала Лена, точно зная, что лжет. – Я тогда адрес оставлю. – Денис встал и подошел к столу. Мельком покосился на картину, затем взял лист бумаги, ручку. Писал он долго, медленно и старательно выводя каждую букву, как школьник во время контрольной. Закончил, отложил лист, придавил сверху ручкой. Посмотрел на Лену с ожиданием. – Тебе пора, – сказала она. – Да, я знаю. Они стояли в разных концах комнаты и смотрели друг на друга. Лена не шевелилась и почти не дышала, чтобы не нарушить с таким трудом обретенное равновесие. Она знала, что все сейчас зависит от нее: один неосторожный жест, даже просто взгляд – и им обоим не удержаться. Знала также, что Денис втайне ждет этого, надеясь на ее слабость. Она попыталась запомнить его таким, какой есть, запечатлеть навсегда эту последнюю картинку. Ее Ден, преданный и прирученный. Тот, кого она почти что родила заново, создание собственных рук. Ее Ден. Нет, уже не ее. Взрослый, самостоятельный человек, мужчина, не боящийся любить, зависеть, открыть и подарить себя женщине. Нашедший в себе силы для преодоления любых испытаний… Он неожиданно улыбнулся: – Все будет хорошо.