– Не волнуйтесь, я не буду пытаться сбежать, – сухо ответил Меццанотте. – Я никуда не уйду отсюда без Лауры. Небольшое пространство между стенами из листового металла занимали голый матрас, лежащий на полу, осколок зеркала на стене, маленький столик с тазиком, наполненным водой, и больше ничего. Там же Рикардо нашел свой рюкзак и шахтерскую каску. Он сорвал с себя спелеологический костюм и проклятые рыбацкие сапоги, ополоснулся водой из тазика и упал на матрас. У него было много материала для размышлений, слишком много, но он был очень измотан и находился в амфетаминовой отключке. Единственное, что имело значение, это то, что Лаура все еще жива и есть реальный, пусть и слабый, шанс спасти ее. Все остальное могло подождать. Несколькими мгновениями позже Меццанотте уже спал как ребенок. * * * Первая встреча с моим тюремщиком была довольно короткой. Он смотрел на меня несколько минут, его взгляд был одновременно неподвижным и лихорадочным. Пока я дрожала от страха, вцепившись в одеяло, он некоторое время возился у стола у противоположной стены комнаты, затем выключил свет и ушел. Услышав щелчок закрываемого замка, я вздохнула с облегчением. Снова оставшись в одиночестве, я заставила себя ясно и объективно подумать о том, каковы мои шансы на выживание. Этот жуткий человек, который действительно напоминал призрака, похитил меня, чтобы принести в жертву непонятно какому африканскому божеству. Кардо был довольно тактичен, и подробности остались за кадром – но, ясное дело, обряд этот явно кровавый и жестокий. Сколько времени пройдет, прежде чем кто-нибудь заметит, что я пропала, и подаст сигнал тревоги? Родителей в городе не было, да и вернуться они должны были только через несколько дней. Я не была уверена, что моего отсутствия на раздаче еды и одежды будет достаточно, чтобы вызвать особые опасения в Центре. Что касается Кардо, то я не сказала ему ничего определенного о нашем ужине, так что вряд ли он был удивлен, не получив от меня вестей… Не стоило себя обманывать – шансы были не в мою пользу. Даже если б поиски начались быстро, выяснение того, что со мной случилось и где меня держат, заняло бы много времени, поскольку я никому не говорила, куда иду и что собираюсь делать в пятницу вечером. Надежды на то, что меня найдут до того, как Призрак осуществит свои убийственные намерения, было мало. Скорее всего, никто – по крайней мере, в ближайшее время – не бросится мне на помощь. Мне оставалось надеяться только на себя. К сожалению, я мало что могла сделать. О попытке побега не могло быть и речи – по крайней мере, пока я оставалась прикованной и запертой в затерянной непонятно где бетонной камере. Мои мысли устремились к Кардо. Кто знает, где он был и что делал в тот момент… Он уже понял? Он ищет меня? Если кто и мог спасти меня, то это он, я была уверена. Разве он не делал этого раньше, в пансионе «Клара»?.. Если, конечно, утомленный моими постоянными выкрутасами, не решил, что больше не хочет меня знать… Если так, то как я могу его в этом упрекать? Мои глаза снова наполнились слезами. Я, наверное, умру тут, вдали от всего и всех, ужасным и мучительным образом. Моя жизнь подходила к концу, в то время как было еще так много вещей, которые я хотела сделать, опыта, который я никогда не испытаю… Как будто этого было недостаточно, у меня возникла непреодолимая потребность. Я сдерживала ее до тех пор, пока позывы не стали настолько острыми и болезненными, что если б я не присела над ведром, преодолевая отвращение, которое вызывала сама мысль об этом, то описалась бы. Все это время я прислушивалась, пытаясь уловить любой признак его возвращения. Даже в том отчаянном положении, в котором я находилась, мысль о том, что человек, намеревающийся меня убить, может застать меня испражняющейся, могла смутить такую дуру, как я… После этого я привела себя в порядок при помощи нескольких страниц газеты, подобранных с пола и, вероятно, для этой цели там и оставленных. Затем, в тщетной попытке избежать зловония, положила ту же газету на ведро в качестве крышки. Я снова начала плакать и не останавливалась, пока, измученная и расстроенная, не поддалась сну. Когда я проснулась, он снова был в комнате. Я не знала, который час, – пластиковый корпус моих часов треснул, стрелки больше не двигались, и я уже совсем потеряла счет времени. Однако голодные судороги в животе говорили о том, что я пробыла здесь очень долго. Я заметила, что ведро опорожнено и вымыто, а на полу, внутри кирпичной ограды, потрескивает костер. Дым немного щипал мне глаза, но тепло, распространяющееся по комнате, было тем, что надо. Призрак сидел за столом, на деревянном ящике, поставленном набок. Когда я поняла, что он точит нож, меня охватил прилив ужаса. Он использовал его, чтобы обезглавить одну за другой двух крыс, заключенных в клетку, поставленную на стол. Затем вылил немного крови, хлынувшей из их перерезанных шей, в старый инкрустированный сосуд, который держал рядом с собой, и пробормотал что-то похожее на молитву. После принялся сосредоточенно снимать с них кожу, тщательно удаляя полоску за полоской. Нанизав тушки на длинные шампуры, присел на корточки перед костром и положил их на него. В его движениях было что-то звериное. Он оставил крыс там жариться, среди шипения оставшихся пушинок меха и маленьких вспышек, которые превратили их хвосты и лапки в почерневшие обрубки, время от времени поворачивая их, чтобы они равномерно прожарились. Как только в воздухе начал распространяться запах жареного мяса, у меня, несмотря на все увиденное, потекли слюнки. Все это время, пока был занят готовкой, Призрак практически не обращал на меня внимания, лишь время от времени бросая в мою сторону короткие взгляды. Когда крысы были приготовлены, он протянул мне одну из них своей длинной рукой, побуждая меня жестами и ворчанием взять ее. Мы ели молча. Мне немного стыдно признаться, что после первых нерешительных укусов я набросилась на свою крысу и с наслаждением проглотила ее, обгладывая каждую косточку. До этого момента я не замечала со стороны Призрака ни враждебности, ни агрессии. Когда трапеза закончилась, я воспользовалась возможностью и попыталась поговорить с ним. Я поблагодарила его за доброту, похвалила за вкусную еду, сказала, что меня зовут Лаура, и спросила его имя, умоляла не причинять мне вреда и отпустить меня. Но безуспешно. Я не получила никакого ответа и даже не была уверена, что он понял мои слова. В какой-то момент Призрак встал и пошел потушить лампу. При слабом свете углей, которые все еще тлели среди пепла, я увидела, как он развернул спальный мешок и забрался в него. Через несколько минут он уже безмятежно храпел. Через недолгое время и я тоже погрузилась в сон. * * * Рикардо разбудил настойчивый стук костяшек пальцев о металлический лист хижины. – Что? – пробормотал он с замиранием в сердце; мышцы напряглись так, что были готовы затрещать. В дверной раме маячил силуэт старика с бородой и белыми волосами. На его губах играла улыбка, и казалось, что его очень забавляет реакция полицейского. – Прости, что разбудил тебя, молодой человек, но сейчас уже время обеда. Я подумал, что ты, возможно, голоден… Меццанотте фыркнул от облегчения; его пульс постепенно пришел в норму. – Вы напугали меня до смерти, – произнес он, доставая из рюкзака свои ботинки. – Дайте мне всего одну минуту, и я приду. На самом деле в желудке у него была пустота. В последние суматошные дни он лишил себя не только сна… – Есть новости? – спросил Меццанотте, идя рядом с Генералом, незаметно пристроившись в хвост одному из его сопровождающих. Голова больше не болела – та дрянь, которой они его намазали, творила чудеса. – Об Адаме? Еще нет. Я отправил людей на его поиски, но пока они мало что сделали. Нужно намного больше людей, и я надеюсь, что мы получим их, как только Маман получит ответ от воду. Нагромождение лачуг, сквозь которые они проходили, можно было принять за трущобы или миниатюрную фавелу, но было одно принципиальное отличие: здесь не было ни беды, ни отчаяния, ни деградации. Многие дома были ярко раскрашены и уставлены горшками с цветами. Насколько это возможно, все выглядело аккуратным и опрятным; жизнь здесь была достойной и безмятежной. «Забавно, как быстро наш разум привыкает к тому, что раньше отверг бы как совершенно немыслимое, как только его заставили признать существование этого», – подумал Меццанотте, оглядываясь вокруг с туристическим любопытством, которое теперь вытеснило недоверчивое изумление первых мгновений. Когда они достигли центральной площади поселка – на самом деле это было не более чем расширение между лачугами, – увидели, что все люди выстроились в очередь, стоящую перед деревянным зданием, напомнившим Меццанотте пляжную столовую-бар. Набрав еду, одни садились за маленькие столики, разбросанные вокруг, а другие уносили ее, чтобы поесть в другом месте. Когда подошла их очередь, женщина с индейскими чертами лица – вероятно, перуанка – почтительно поприветствовала Генерала и передала им обоим поднос с дымящимися пластиковыми тарелками, полными овощным рагу, и двумя ломтиками домашнего хлеба. Генерал подвел его к свободному столику, за который они сели. – Признаюсь, когда вы пришли за мной, у меня мелькнуло подозрение, что сейчас я сам стану обедом, – сказал Меццанотте, погружая вилку в еду и поднося ее ко рту. Рагу оказалось совсем неплохим. – Да, да, легенды о «тех, что внизу», – усмехнулся Генерал. – Свирепые обитатели подземелья, обезображенные, слепые, каннибалы… называй как хочешь. Знаешь, многие из этих слухов распространяем мы сами. Меццанотте бросил на него недоверчивый взгляд. – Устроившись здесь, мы поняли, что нам не удастся полностью скрыть наше существование. Но даже если и нет способа предотвратить просачивание слухов на поверхность, мы можем сделать так, чтобы они звучали настолько дико, что вряд ли кто-то воспримет их всерьез. Если вы не можете скрыть правду, покройте ее столькими слоями лжи, чтобы она стала неузнаваемой: это и есть азбука дезинформации, одна из первых вещей, которым я научился в Службе. – Службе? – СИСМИ[34], военная разведка. Я действительно служил в армии, хотя никогда не был генералом. Когда меня демобилизовали, у меня было звание полковника. Во время гражданской войны в Ливане я провел несколько лет в Бейруте в качестве заместителя начальника. За свою карьеру я занимался многими секретами: Устика, резня в Болонье, похищение Моро… – А что случилось с вами потом? – спросил Меццанотте, которому уже начали приходить в голову многочисленные версии. – То же самое, что происходило со многими людьми как здесь, так и на вокзале. В какой-то момент, по той или иной причине, ваша жизнь рушится и утекает сквозь пальцы как песок, пока у вас не остается ничего, даже заплаканных глаз. В моем случае это была автомобильная авария, в которой погибли моя жена и дочь. Я впал в депрессию, меня больше ничего не волновало. В итоге я потерял все и стал жить на улице. Опускался все ниже и ниже, пока не оказался в «Отеле Инферно», где, наверное, давно уже умер бы, если б не Маман… Пока Генерал говорил, Меццанотте, доевший рагу и теперь макавший кусочки хлеба в оставшуюся подливку, почувствовал, как что-то коснулось его ноги. Опустив глаза, он увидел большую крысу. Она преспокойно шныряла между столами, чтобы присоединиться к своим собратьям, которые копошились возле мусорных ведер, прислоненных к боковой стене киоска. Старик проследил за направлением его взгляда. – В первые дни, когда хорошее снабжение еще не было налажено, мы часто ели их, – прокомментировал он. – Они не так уж и плохи; при минимальном усилии воображения можно поверить в то, что это кролик. Адам, кстати, очень искусен в охоте на них. Заставив Меццанотте подпрыгнуть на стуле, вдруг из ниоткуда появилась огромная змея, с которой он уже дважды сталкивался, и в молниеносном броске схватила одну из крыс, обратив в бегство всех остальных. Затем проглотила ее, все еще отчаянно сопротивляющуюся и визжащую. – Чертова змея, – воскликнул Рикардо. – Она чуть было не укусила меня за бок! – Дэн? Зверюга что надо, да? Это сетчатый питон. Его длина больше восьми метров, но, по-видимому, есть и еще длиннее. Он может удавить человека и проглотить его целиком. Дэн живет у нас уже некоторое время. – Где, черт возьми, вы его взяли? – О, знаешь ли, на Центральном вокзале люди постоянно что-нибудь теряют, особенно если им в этом немного помочь, – ответил Генерал, подмигнув. – Я думаю, Дэн предназначался для цирка. Когда мы нашли его в ящике, только что выгруженном из поезда, он был еще детенышем – но быстро рос… В нашей религии питон также является воду, сыном и посланником Мами Вата, богини, чей алтарь ты видел в святилище. Маман была в восторге от такого подарка. Она обожает Дэна и утверждает, что может видеть его глазами. – Так вот откуда вы узнали о моем прибытии… – ответил Меццанотте, не скрывая своего скептицизма. Питон тем временем исчез неизвестно куда. – Возможно, – ответил старик с лукавой улыбкой. – Или нас предупредил один из наших часовых. Меццанотте все еще не знал, как относиться к этому человеку. Инстинктивно он отвечал взаимностью на симпатию, которую выражал ему Генерал, и мог лишь восхищаться тем, с каким мастерством тот годами сохранял свое прикрытие на вокзале, и никто, в том числе и сам Рикардо, ничего не заподозрил. Должно быть, он был очень умным шпионом. С другой стороны, инспектор не забывал, что именно Генерал виновен в смерти Шизика, отправил Сконьямильо в психушку, и кто знает сколько еще преступлений он совершил за все это время… В любом случае, пока судьба Лауры зависела от старика, Рикардо продолжал относиться к нему как к лучшему другу. Он все еще хотел расспросить его о многих вещах. Их было так много, что инспектор не знал, с чего начать. Но он не успел сделать это. Их беседу прервал маленький мальчик с луком на плече, который, неуклюже подойдя, застыл перед Генералом в ожидании. – Что произошло? – спросил его тот. Мальчик замешкался, бросив настороженный взгляд на Меццанотте, затем наклонился, чтобы прошептать что-то на ухо старику, который, прислушиваясь, нахмурил брови. – Мне нужно шесть человек с огнестрельным оружием, готовых к выходу через десять минут, – наконец приказал он. – Я подожду здесь, а ты пойди и принеси мне ружье. И пошлите кого-нибудь предупредить Маман. Давай, беги, чего ты ждешь? Мальчик убежал. Меццанотте уже собирался спросить Генерала, не связано ли это с Призраком – может быть, они наконец обнаружили его убежище? – но снова не успел. – Когда ты проник в бомбоубежище прошлой ночью, – спросил старик, пытливо глядя ему прямо в глаза, – ты был один? – Меня привели ребята, которые знали, как туда попасть, – ответил Рикардо, немного озадаченный. – Я нашел их в Сети. Они называют себя городскими спелеологами и… – Я знаю, о ком идет речь, – коротко отрезал генерал. – Они – не проблема. Возможно ли, что кто-то последовал за вами? Подумай об этом, это важно. Меццанотте не понимал, что на него нашло, но изо всех сил старался вспомнить. – Простите меня, я не знаю. Я просто не обратил внимания. Я устал и очень волновался за Лауру… – Ты кому-нибудь еще рассказывал о своих планах? – Нет, я решил это в одиночку; никто ничего не знал. А теперь объясните мне, что происходит? Зачем весь этот допрос? С лица старика исчезли все следы отличавшей его ироничной приветливости. Черты его лица теперь были жесткими, холодными, острыми, а мрачный блеск во взгляде внушал страх. – Часовой только что доложил, что в бомбоубежище было совершено проникновение – по совпадению, через несколько часов после вашего появления. Я заверил Маман, что ты не имеешь к ним никакого отношения, но если узнаю, что это не так, ты покойник…