– Послушайте, я могу поклясться, что не имею к этому никакого отношения, – защищаясь, воскликнул Меццанотте, – и у меня нет ни малейшего представления о том, что здесь происходит. Тут ему вспомнился рассказ молодого афганца, который видел, как несколько вооруженных людей в масках преследовали Призрака по коридорам дневного отеля, и он рассказал об этом Генералу. – Да, это они. Они уже некоторое время являются настоящей занозой в нашем боку. – Когда вы сказали, что есть еще кто-то, кого беспокоит мое вмешательство в то, что происходит в подземельях, вы имели в виду этих людей? – Именно. Они определенно не действуют в рамках закона – и, так же как и мы, хотя и по другим причинам, не хотят, чтобы на их пути стоял кто-то, кто может им помешать. – То есть, по-вашему, это они отправили фальшивую записку о выкупе? – Не сомневайся в этом. Как это часто с ним случалось, пугаясь тоненького голоска в голове, Меццанотте принял решение на интуиции, не особо задумываясь над последствиями: – Я пойду с вами. * * * Они поднялись по уступу к стене большой пещеры, чтобы войти в туннель, меньший по размеру, чем тот, по которому его привели в поселок. До кельтского храма они добирались другим, более быстрым и трудным, путем. Идя рядом со стариком во главе группы, Меццанотте отметил, с какой энергией и скоростью, удивительными для человека его возраста, тот поднимается в гору. После некоторых колебаний Генерал согласился взять его с собой на операцию и даже вернул ему револьвер. По его словам, человек, хорошо обученный обращению с огнестрельным оружием, может быть полезен, учитывая, что в этом отношении его бойцы, при всем желании, оставляли желать лучшего, как и арсенал, имевшийся в их распоряжении, состоявший из старых пистолетов и винтовок из нацистского оружейного тайника, найденного в подвальном помещении. Большинство из них были непригодны к использованию, но некоторые удалось спасти; кроме того, они научились делать боеприпасы. Как объяснил Генерал, до сих пор, за исключением нескольких отдельных стычек, Сынам Тени всегда удавалось избегать открытых столкновений с этими людьми. Но если б последние обнаружили тайный ход, ведущий на третий уровень, и проникли на их территорию, прямой конфликт был бы неизбежен, и луков и копий было бы явно недостаточно. Пришлось бы любой ценой попытаться оттеснить их назад, а затем навсегда закрыть этот проход. Пока они карабкались по извилистому туннелю, который в некоторых местах был настолько узким, что приходилось ползти на четвереньках, Генерал объяснил им, что именно разногласия по поводу того, как справиться с угрозой, привели к разрыву с Адамом. До этого момента, хотя с ним не всегда было легко иметь дело, Адам являлся неотъемлемой частью общества, ценным активом во многих отношениях. Его особые навыки и непревзойденное знание подземного мира делали его одним из лучших людей, имевшихся в распоряжении Генерала, а жрица, убежденная в том, что его простой ум делает его ближе и сопричастнее к царству духов, питала к нему нежные чувства. Адам всегда чувствовал инстинктивную враждебность к любому человеку из того, что он называл «миром свыше». Когда неизвестные люди в масках начали свои вторжения, Адам, вдохновляемый Коку, воинственным воду, в культ которого его посвятила Маман, все больше стремился бороться с ними, в то время как Генерал, опасаясь, что это привлечет внимание властей, убедил жрицу придерживаться более осторожного подхода. Однако гнев Адама на постоянные вторжения в подземелье становилось все труднее обуздать, пока тот совсем не ослепил его. Словно обезумев, он украл из святилища необходимые для ритуала зелья и ушел, намереваясь в одиночку противостоять врагам, разбросав по вокзалу принесенных в жертву животных, чтобы бросить вызов противнику и запугать его. – Кто эти люди? – спросил его Меццанотте. – Это как раз одна из проблем, – был ответ старика. – Мы понятия об этом не имеем. Сколько б усилий ни прилагали, мы не смогли ничего о них узнать. – Но почему они преследуют именно вас? Чего они хотят? – Если, как полицейский, вы стоите хотя бы наполовину столько, сколько я думаю, вы должны были заметить драгоценности, украшающие алтарь богини в святилище. Меццанотте кивнул. – Так, значит, они подлинные? – Верно. И, в дополнение к драгоценностям есть еще чемодан, полный чистых бриллиантов неисчислимой ценности. Вот за чем они так охотятся. – Вы украли все это у них, а теперь они хотят забрать свое обратно? Так было на самом деле? Генерал вскочил, и для Меццанотте его возмущение звучало искренне. – Мы ни у кого ничего не крали, – горячо возразил он. – Это наше сокровище. Мы нашли его в этом подземелье. Оно пролежало там забытым в течение десятилетий, и мы не знаем, чтобы на него когда-либо претендовали. Кто знает как, но кто-то узнал об этих драгоценностях и хочет завладеть ими… Уже несколько лет люди в черном ищут их в подземельях. Боюсь, что теперь они подозревают о нашем существовании и о том, что мы их охраняем. В последнее время их вторжения стали более частыми и агрессивными. Некоторое время они шли молча, пока Меццанотте размышлял над тем, что он только что узнал. – Простите за вопрос, – сказал он в какой-то момент, – но почему вы живете в такой нищете, когда на деньги от этих драгоценностей могли бы купить все необходимое и даже больше? – Боюсь, тебе не понять, молодой человек, – ответил Генерал, покачав головой. – Сокровище – это залог договора, который мы заключили с Мами Вата. Мы принесли его ей в знак преданности, получив взамен мир и спокойствие, которые она гарантирует нам, защищая нас. Прикосновение к нему по любой причине принесет нам только несчастье. Гнев богини столь же ужасен, сколь велика ее благосклонность. К тому же здесь у нас деньги запрещены. Присоединение к Сынам Тени подразумевает отказ от владения каким-либо материальным богатством. Именно деньги привели многих из тех, кто живет в поселке, к разорению в прежней жизни. Меццанотте недоверчиво смотрел на него. – То есть вы хотите, чтобы я поверил, что никому из ваших людей и в голову не приходило попытаться прикарманить те драгоценности, которые вы держите на виду там, на алтаре? И снова лицо Генерала превратилось в каменную маску, вызвав у Рикардо неприятное ощущение, что этот человек умеет быть абсолютно непреклонным и безжалостным, когда это необходимо. – Я этого не говорил. В прошлом случалось, что некоторые поддавались искушению. Но никто из них не остался в живых, чтобы рассказать об этом. * * * Выход из туннеля преграждала толстая каменная плита. Чтобы сдвинуть ее, потребовалась сила трех мужчин, навалившихся на деревянный шест. С другой стороны их ждала прямоугольная камера, высеченная в голой скале. Через отверстие в противоположной стене можно было попасть в один из коридоров кельтского гипогея. Потолок комнаты частично обрушился, и по всему полу были разбросаны обломки. Когда перекрытие вернули на место, заметить существование прохода было практически невозможно. Генерал послал вперед пару своих людей, попросив их погасить факелы и посоветовав соблюдать максимальную осторожность. Когда они вернулись минут через десять, его худшие опасения подтвердились: пятеро хорошо вооруженных людей только что закончили спуск в храм через отверстие в туалете бомбоубежища. Следуя указаниям старика, Сыны Тени разделились на пары и разбежались по храму с оружием в руках, быстрые и бесшумные, как кошки. Меццанотте зажег лампу на своем шлеме, вынул из кармана тяжелый отцовский «Смит-и-Вессон», взвел курок и присоединился к Генералу. Когда они осторожно двигались по одному из коридоров, ему казалось, что сердце так громко стучит в груди, что его слышно за несколько метров. По его вискам стекали крупные капли пота. Статический треск и приглушенный голос из-за угла заставили Генерала резко остановиться. Он подал знак Меццанотте выключить лампу, а затем оба осторожно выглянули. Рикардо заметил в конце коридора человека, стоявшего к нему спиной и деловито что-то шептавшего в рацию. Пистолет-пулемет с закрепленным под стволом фонарем, бронежилет, усиленный кевларовыми пластинами, черный камуфляж без опознавательных знаков, надвинутая на лицо балаклава: по снаряжению можно было сказать, что это профессионал. Рикардо прикинул шансы. На стороне его команды численное превосходство и лучшее знание поля боя, но противник, безусловно, лучше подготовлен и обладает куда большей огневой мощью. Это игра с очень неопределенным исходом. Генерал тем временем опустился на колено, схватил винтовку и тщательно прицелился. Однако прежде чем он успел выстрелить, мужчина рванул с места и исчез из поля зрения. Они были в пути всего несколько минут, когда в храме раздались первые выстрелы. Генерал и Рикардо поспешили в этом направлении – и вскоре услышали несколько автоматных очередей, за которыми последовал пронзительный крик. Они побежали дальше, пока не добрались до двух своих товарищей, от которых получили мрачную весть о том, что Сыны Тени понесли первые потери: один погиб и один ранен. Обоих сейчас несли к устью лаза. «Прощай, численное превосходство», – вздохнул про себя Меццанотте. Генерал коротко переговорил со своими людьми, затем отправил их в одном направлении, а сам пошел в противоположном. Они двигались по очередному коридору, который шел прямо, насколько хватало глаз, и для Меццанотте, совершенно не способного сориентироваться в нем, казался идентичным всем остальным, когда на развилке дороги справа от них раздался выстрел. Пуля застряла в скале в нескольких сантиметрах от Генерала. Пока тот вел ответный огонь, Меццанотте, стоявший позади него, подумал, что именно в этот момент ничто не помешает ему всадить пулю в спину старика и вернуть себе свободу. Но что стало бы с Лаурой? Ему нужна помощь Генерала, чтобы найти ее. Однако уверен ли он, что тот действительно собирается спасти ее? Что, если он заставил Рикардо поверить в это, просто чтобы вынудить его молчать? Может быть, он планировал спасти ее из лап Призрака лишь для того, чтобы убить и ее, и самого Меццанотте? Инспектор уже не знал, во что верить. Он был слишком напряжен и взволнован, чтобы рассуждать здраво. Именно в этот момент Генерал обернулся и увидел Меццанотте с револьвером, направленным на него. Его зрачки расширились, он открыл рот, чтобы что-то сказать, но, прежде чем успел произнести хоть один звук, Рикардо спустил курок. Раздался громовой выстрел. Вылетев из ствола со скоростью более четырехсот метров в секунду, пуля из патрона «.44 магнум» пронеслась над головой старика, подняв прядь его густых белых волос, и продолжила свой путь, пока не врезалась в бронежилет одного из людей в черном, только что появившегося в конце коридора с поднятым автоматом. Пуля не пробила защиту, но от сильного удара тот отлетел назад на несколько метров с явно сломанным ребром. Противник отполз в укрытие, ругаясь от боли. Меццанотте и Генерал услышали, как он вызвал по рации помощь и приказал отступать. 5 Как долго я была заперта в этой бетонной клетке? Возможно, это реакция на страх и стресс, но я практически ничего не делала, только спала, что не позволяло мне следить за временем. Призрак кормил меня лишь один раз – на этот раз упакованной едой, пакетом вареной ветчины и пакетом «Риц», который, как мне казалось, был украден откуда-то, – так что прошло не больше суток, но мне казалось, что я просидела здесь целую вечность. Из-за того, что я лежала на жестком полу, не имея возможности хоть немного вытянуть ноги, у меня затекли лодыжки. Бо́льшую часть времени мой тюремщик проводил снаружи. Когда он находился в комнате, то подолгу смотрел на меня с любопытством, в котором смешивались влечение и благоговение. По его лицу, необыкновенно жесткому и невыразительному, конечно, нелегко было догадаться, что у него на уме, но я чувствовала в нем колебания, как будто он находился в тисках внутреннего конфликта. Если Призрак обращался ко мне с подобием любезности или внимания, то потом, казалось, сожалел об этом. Незадолго до этого, например, пододвинул ко мне таз с водой и тряпку, кивнув, чтобы я воспользовалась ими для умывания. Под его взглядом я провела мокрой тряпкой по лицу, рукам и ногам. Он сначала кивнул, довольный результатом, а затем энергично тряхнул головой, словно пытаясь отогнать надоевшую ему муху. Или нежелательную мысль, которая засела в его мозгу… Когда Призрак выбежал из комнаты, я бы сказала, что он бежал именно от меня. Его эмоции, которые время от времени достигали уровня моего стеклянного колокола, были элементарными, как у ребенка. Но, несмотря на это, я чувствовала в нем что-то еще – темный кипящий комок ярости, первобытной нечеловеческой жестокости. Я никогда раньше не чувствовала ничего подобного и была в ужасе. Я предприняла еще несколько попыток поговорить с ним, в надежде, что если мне удастся наладить контакт, то ему станет труднее осуществить задуманное. Ведь я не забыла, зачем он меня похитил, и не питала иллюзий: он может решиться на действия в любой момент. Я не добилась от него ни единого слова, но теперь была почти уверена в том, что он понимает, о чем я говорю. Когда Призрак вернулся, он все еще был напряжен. Не удостоив меня взглядом, сел за стол, открыл старый жестяной контейнер, весь в ржавчине и грязи, и принялся рыться внутри. Это было похоже на шкатулку для воспоминаний. Среди различных вещей, которые он перебирал, я разглядела несколько детских рисунков на пожелтевших листах, сложенных вчетверо, небольшую пращу, игрушечных солдатиков, сделанных из обломков дерева и металлолома. Это занятие, казалось, постепенно успокаивало Призрака. Его плечи расслабились, и он прислонился спиной к стене, сложив руки и закрыв глаза, погрузившись в размышления. До этого момента я была очень осторожна и старалась не раскрывать стеклянный колокол в его присутствии – мысль о том, что Призрак может вторгнуться в мои эмоции, отталкивала меня. Но теперь пришло время попробовать. Он выглядел спокойным, и узнать о нем немного больше могло оказаться полезным. Ослабив свою защиту, я с удивлением почувствовала, как на меня нахлынула острая ностальгия. В ней не было ничего отталкивающего или неприятного, поэтому я отдалась ей без сопротивления. У меня начались вспышки, мутные, мерцающие образы, как отражения в луже, – эпизоды его детства. Я увидела бледного худого ребенка, одетого в лохмотья, таящегося в темноте. Он прицелился из рогатки, выстрелил камнем в сторону крысы, нюхавшей воздух в нескольких метрах от него, – и убил ее на месте. Его первая добыча. Он перепрыгнул через камни, за которыми прятался, схватил крысу и бросился бежать с разрывающимся от счастья и гордости сердцем, желая показать ее отцу. Затем сцена изменилась. Теперь ребенок лежал у костра; его голова покоилась на коленях женщины, которая ласково гладила его спутанные волосы и что-то шептала. Я не могла разобрать слова – мне нужно было открыться еще больше. Я позволила этим эмоциям проникнуть в каждую фибру моего существа. Теперь я уже не просто смотрела на ребенка, я была им; я чувствовала нежное прикосновение руки женщины к моей голове и ощущала своими мокрыми от слез глазами всю ту сладкую и безмерную любовь, которую малыш испытывал к своей матери. Она напевала ему колыбельную. «Я знаю этот детский стишок, – удивленно подумала я, – я слышала его раньше. Это была «Звездочка-звезда» с неправильными словами, та самая, которую постоянно повторяли маленькие брат и сестра. Картина, промелькнувшая у меня в голове в подземной железнодорожной станции, после того как я пришла в себя от шокирующего зрелища – евреи, которых насильно заталкивали в вагоны для скота, – снова всплыла в памяти. Я сразу же отбросила ее как абсурдную, но что, если все так и было на самом деле? * * * Несколько часов ушло на то, чтобы с помощью цемента и шпателей заделать проход, соединяющий бомбоубежище с кельтским гипогеем; теперь его можно было открыть, только взорвав, а по тому, как скрытно действовали люди в черном, было совершенно очевидно, что они хотели привлечь к себе не больше внимания, чем Сыны Тени, поэтому вряд ли стали бы прибегать к таким совсем не скрытным средствам. – Они найдут другой путь, вы же знаете это, не так ли? – сказал Меццанотте, когда они шли назад по узкому туннелю. – К счастью для вас, они не ожидали встретить настоящее сопротивление и не были готовы к возможным потерям. В следующий раз все пройдет не так гладко. – Посмотрим. А пока что мы выиграли немного времени, и в нашей ситуации это все, к чему мы можем стремиться. Здесь, внизу, мы живем день за днем, и каждый новый день – это подарок, за который нужно благодарить богов, – ответил Генерал. – В любом случае, ты спас мою жизнь в храме, молодой человек. Теперь тоже можешь обращаться ко мне на «ты». – Я же даже не знаю твоего настоящего имени.