– Это было бы неразумно и неосмотрительно – по крайней мере до тех пор, пока мы не знаем, с кем имеем дело. Нельзя вступать в войну, не понимая, каковы шансы на победу в ней. Сначала мы должны выяснить, кто наши враги, – это жизненно важная задача, которой я смогу посвятить все свои силы, как только мы решим проблему Адама. Женщина сделала паузу, чтобы обдумать этот вопрос. Когда она заговорила, стало ясно, что Генерал сумел умерить ее воинственные инстинкты. – Да будет так. Я буду ходатайствовать перед Матерью Вод, умолять ее вмешаться от нашего имени. Нужно было лишь кивнуть женщинам в белых одеждах, чтобы они начали действовать. Пока две из них помогали Маман поднять с кушетки ее распухшее и бесформенное тело, еще одна взяла с алтаря вазу, украшенную ракушками, и поставила ее в центр расстеленного на полу коврика. Четвертая, выйдя из палатки, вскоре вернулась, держа за ноги квохчущую белую курицу. Не совсем понимая, что происходит, Меццанотте повернулся к Генералу, чтобы спросить у него разъяснений, но тот взглядом приказал ему молчать. Жрица и четыре женщины сели в круг вокруг вазы. Они хором вполголоса произносили какие-то заклинания на неизвестном ему языке, сопровождавшиеся звяканьем колокольчика. В какой-то момент, не прерывая обряд, Маман взяла в руки нож. С его помощью она перерезала горло курице, которую держала одна из ее помощниц. Кровь, хлынувшая из раны, потекла в сосуд. После того как курица истекла кровью, песнопения прекратились, и одна из женщин встала, чтобы принести дощечку, покрытую слоем очень мелкого песка. Она положила ее перед жрицей и тщательно разгладила лопаточкой. Маман достала из полотняного мешочка несколько мелких ракушек и, покачав их в ладонях, высыпала на дощечку. Затем внимательно изучила их расположение и стала чертить пальцем на песке следы, соединяя их друг с другом, бормоча про себя, словно производя в уме сложные расчеты. Она брала ракушки с дощечки, поверхность которой снова становилась гладкой, встряхивала их и бросала обратно. Операция повторялась семь раз. В конце концов жрица с серьезным выражением подняла лицо к Генералу. – Богиня согласилась прийти нам на помощь. Она покажет мне, где прячется Адам. Но предупреждает нас: плата за кровь, которую придется заплатить Коку, чтобы вернуть его, будет высокой. – Мы готовы, Маман. Жрица покачала головой. – Этот ритуал. Я не должна была обучать ему Адама. – Это не твоя вина, Маман. Просто у него плохо работает голова. Он, наверное, придумал бы что-нибудь другое. – И все же… Может быть, если б я не посвятила его Коку… – Может быть, но откуда ты могла знать? Я обещаю тебе, что мы сделаем все возможное, чтобы взять его живым. – Благодарю тебя, – сказала она печально, – но боюсь, что это невозможно. Лучше позаботься о том, чтобы сохранить свою собственную жизнь, Генерал. Она положила руки на скрещенные ноги и принялась напевать нечленораздельные слова невнятным голосом; ее взгляд был устремлен перед собой. Через несколько минут ее сотрясла дрожь, и здоровый глаз закатился, показав белок склеры. В тот самый момент, когда это произошло, питон проснулся и бесшумно выскользнул из палатки. Пока Генерал тащил Рикардо прочь, тот оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на изуродованную женщину, которая, казалось, потеряла сознание. Она вся дрожала и обильно потела, за ней ухаживали дамы в белом, которые вытирали ей лицо и не давали заваливаться в сторону. Как только мужчины оказались за пределами святилища, Рикардо сразу же дал волю своему недоумению: – Что за хрень мы там увидели? Что это был за прикол, а? Вы собираетесь предпринять что-то конкретное, чтобы найти Призрака, – или позволите ему убить Лауру, и пальцем о палец не ударив? – Мы только что получили помощь, в которой нуждались, – спокойно ответил старик. – Маман отправилась на его поиски. – Но если она не ушла оттуда… – Дэн. Я ведь говорил тебе, что она видит его глазами. Мами Вата приведет питона к тайнику Адама. У Меццанотте опустились руки. Невероятно… Если это те особые средства, на которые рассчитывал старик, чтобы выследить Призрака, то их ждет большая удача… Сыны Тени, возможно, не слепые и не людоеды, но они сумасшедшие, в этом нет сомнений. И, что еще хуже, в их руках судьба Лауры… Рикардо тешил себя надеждой, что с их помощью у него будет шанс спасти ее, но теперь в его голове зародилось сомнение, что возлагать надежды на этих людей – колоссальная ошибка. – Так что же теперь должно произойти? – пробормотал он из глубины своего уныния. – Все, что нам сейчас остается, это ждать. Вполне вероятно, что Адам прячется не слишком далеко от вокзала. Как только Маман вернется и скажет нам, где это, мы сразу двинемся в путь. Меццанотте бросил на старика озадаченный взгляд. Генерал выглядел рассудительным и уравновешенным. При этом он был убежден в том, что эта женщина сможет найти логово Призрака, не выходя из палатки, глазами рептилии, которой укажет путь сверхъестественная сущность. – Но неужели ты действительно веришь в такие вещи? – Если ты имеешь в виду воду, то я не могу сказать, что являюсь ее последователем. Я не был верующим даже в своей прежней жизни; утешение в вере – это то, что мне никогда не было доступно. Возможно, поэтому гибель моей жены и дочери повергла меня в отчаяние. – Тогда что же ты делаешь здесь, рядом с этой женщиной? Генерал подождал несколько секунд, прежде чем ответить: – Я сказал, что не верю в воду как религию, молодой человек, но я верю в нее от всего сердца. Я верю в то, что видел, как она это делает. Я верю во все это, – и широким взмахом руки он указал на поселок, лежащий перед ними. – Маман смогла вернуть мне цель и дать новую жизнь всем, кто здесь живет, и если ей это удалось благодаря воду, то так тому и быть. Я не знаю, что это – чудеса, магия, простые иллюзии или какие-то фокусы; я перестал пытаться объяснить себе, как она делает такие вещи. Мне достаточно знать, что в целом это работает. Меццанотте не знал, как ему отнестись к словам старика. Он не очень хорошо разбирался в духовных вопросах. – Жрица… Маман. Расскажи мне о ней. – Что бы ты хотел знать? – Все. Откуда она пришла, кто сделал это с ее лицом, что привело ее в подземелья Центрального вокзала. – У нас нет недостатка во времени. Я могу рассказать тебе ее историю, как она рассказала ее мне. А пока что давай пойдем поедим. Я бы сказал, что сегодня мы это заслужили. * * * Меня зовут Эки Осакуэ. Я родилась в небольшой деревне на северной окраине нигерийского штата Эдо, где мой отец был жрецом воду. Посвященный богу молний Шанго, он высоко ценился за свои дары прорицателя и целителя. С тех пор как в этот отдаленный район прибыли пятидесятники и построили церковь в соседней деревне, все меньше людей продолжали исповедовать религию наших предков, но отец сохранял некоторое влияние. К нему приезжали издалека, и даже некоторые новообращенные продолжали обращаться с особо серьезными проблемами именно к нему, а не к христианским пасторам. Благодаря его привилегированному положению мы пользовались многими удобствами и жили в одном из немногих кирпичных домов в деревне, все еще состоявшей в основном из глиняных хижин с соломенными крышами. У моего отца было пятеро детей – трое от первой жены и двое от второй. Я была первенцем. С детства очарованная воду, я проводила с отцом много времени – ходила с ним в лес в поисках трав и кореньев, помогала ему делать фетиши, посещала ритуалы исцеления и гадания, участвовала в церемониях. Наблюдала, слушала и училась. Я тоже хотела стать жрицей и мечтала о том, что однажды, когда мой отец станет слишком стар, я займу его место. Мне было пятнадцать лет, когда я нашла в себе смелость поговорить с ним об этом – и была горько разочарована, узнав, что моей мечте не суждено сбыться. Староста деревни уже встретился со старейшинами, чтобы обсудить этот вопрос и назначить ему преемника. Отец упоминал и мое имя, но выбор совета пал на его молодого ученика, сироту, которого отец подобрал на улице, чтобы тот поддерживал порядок в святилище и помогал ему выполнять многочисленные обязанности. Мне он никогда не нравился. Я находила его тупым, высокомерным и коварным, и была уверена, что разбираюсь в воду куда лучше его. На мои просьбы разъяснить ситуацию отец отвечал неопределенно, но я чувствовала правду: они просто не хотели, чтобы верховной жрицей была женщина. Несправедливость, которая не только вызывала гнев и раздражала, но и унижала меня. Некоторое время спустя на рынке я услышала, как женщины упоминали о жрице Мами Вата, которая недавно поселилась с несколькими последовательницами в заброшенной рыбацкой хижине на берегу реки, протекавшей недалеко от деревни. Мами Вата была богиней воду, о которой я мало что знала, поскольку ее культ не был широко распространен в наших краях. Среди тех пересудов, которые я слышала о ней, были те, что распространялись проповедниками-пятидесятниками, согласно которым она была воплощением дьявола-искусителя, сбивавшего мужчин с пути истинного и побуждавшего женщин к развратному и аморальному поведению. Согласно одной из историй, которую они рассказывали, Мами Вата выходила из воды и показывалась мужчинам, которые ей нравились, в облике вызывающей возбуждение русалки, затем соблазняла их и утаскивала тех, кто больше всего нравился ей во время совокупления, в свое подводное царство, откуда они никогда не возвращались. Я спросила у своего отца его мнение, и он предупредил меня: Мами Вата была божеством светлокожим, заимствованным, чужим – как и белые люди, она пришла из других земель, а значит, и доверять ей опасно. Она была могущественным божеством, но также непостоянным и жестоким. Ее гнев мог оказаться разрушительным. Однако мне было любопытно – как и всегда, когда речь шла о воду, – поэтому однажды вечером я отправилась к реке и, спрятавшись в кустах, наблюдала за церемонией. Я была околдована нежной чувственностью ее музыки и танцев, и на обратном пути мое сердце наполнилось томной и всепоглощающей безмятежностью. На следующее утро я почувствовала себя странно. У меня появилось чувство отрешенности от всего окружающего, а мое тело сковало непонятное недомогание. Ночи стали беспокойными из-за причудливых снов, в которых постоянно фигурировала вода. Через несколько дней я отправилась к реке, повинуясь какому-то неконтролируемому желанию. Не удержавшись, сорвала с себя одежду и прыгнула в воду. Это купание было настоящей панацеей. Вернувшись на берег, рядом со своей одеждой я обнаружила улыбающуюся женщину, одетую в белое. Ее звали Олайтан, и она была жрицей Мами Вата. Я рассказала ей, как тайно присутствовала на одной из ее церемоний и как с тех пор стала сама не своя. Она объяснила, что мои недомогания были знаком призыва богини. Должно быть, она заметила меня в ту ночь среди деревьев. Я ей приглянулась, и она захотела, чтобы я вступила в ряды ее последователей. Олайтан долго рассказывала мне о Мами Вата, как она доверительно называла ее, о том, какая она красивая и чувственная, о ее любви к чистоте и непорочности, о ее доброте и приветливости. Большинство обращались к ней за деньгами или успехом, чтобы излечиться от болезни или зачать ребенка. Но саму Олайтан больше, чем материальные дары, которыми могла одарить богиня, интересовали духовные: мудрость, сознательность, спокойствие духа. И, в частности, то, что Мами Вата смогла привить женщинам необходимую решимость стать самостоятельными и проложить себе путь в мире, где доминируют мужчины, используя интеллект и силу обольщения. Именно это, по ее словам, пугало многих, заставляя распространять ложные сведения о ней. Конечно, Мами Вата любила роскошь, она была легкомысленной и кокетливой, взбалмошной и порой капризной, но какая женщина, осознающая собственное очарование, хотя бы немного не является таковой? Тем не менее она была ревнива, требовательна и мстительна. В обмен на свою благосклонность Мами Вата требовала абсолютной преданности. И если она умела быть щедрой и заботливой по отношению к тем, кто оказывал ей честь, то ее гнев без пощады падал на нарушивших заключенные с ней договоры. Я начала регулярно ходить к реке, участвовать в ритуалах и праздниках. В мгновение ока все мои симптомы исчезли, и я снова почувствовала себя хорошо. Через несколько месяцев я была посвящена в культ и под руководством Олайтан начала путь, который привел меня к тому, что я сама стала жрицей. С тех пор как Мами Вата вселилась в меня во время церемонии посвящения, я чувствовала в своем теле покалывание новой, неведомой силы. Я держала это в секрете, потому что церемонии на закате на берегу реки становились все более многолюдными, а тот факт, что многие люди в этом районе – особенно женщины – стали пренебрегать христианской церковью и местными святынями воду, вызывал всеобщее недовольство. Пасторы-пятидесятники, в частности, каждое воскресенье выступали с кафедры с подстрекательскими проповедями против Олайтан. Все изменилось для меня в тот день, когда в деревне снова появился Джимо. Он был на пять лет меня старше, и его семья жила недалеко от нашего дома. Жизнь в деревне всегда была для него слишком скучной, поэтому несколько лет назад Джимо уехал искать свою судьбу. Время от времени мы получали от него весточки из Бенин-Сити, где он, видимо, занялся бизнесом и заработал много денег. Что это был за бизнес, так и осталось неясным. Столь же неясными были и причины его возвращения. Он говорил всем, что решил взять отпуск, но потом не уставал повторять, как сильно скучает по городской жизни. У Джимо имелось немало недостатков, но он был необычайно красив, и я всегда была влюблена в него. До его отъезда я была еще ребенком, и он даже не замечал меня. Но теперь, когда мне исполнилось семнадцать, он отвечал на мои восхищенные взгляды. Однажды отец застал нас за разговором у колодца и пришел в ярость. Дома он отругал меня, сказав, что Джимо нехороший человек – все это знают – и занимается неизвестно чем. Ходили слухи, что в Бенин-Сити его разыскивает полиция, поэтому он вернулся. Отец запретил мне продолжать с ним встречаться. Я, конечно, не послушалась его. Я слишком сильно хотела Джимо. Я постоянно думала о нем, а по ночам до изнеможения ласкала себя, фантазируя о нас двоих вместе. Даже воду отошли на второй план. Я перестала ходить к реке, молиться и делать подношения на алтарь Мами Вата, и даже не была уверена, хочу ли я еще стать жрицей. И вот наконец случилось… В первый раз мы сделали это в лесу, под звездами. Он взял меня стремительно, превратив в женщину. Следующие несколько недель я прожила как во сне. Бо́льшую часть времени мы проводили в его постели, обнаженные и переплетенные. Джимо говорил, что любит меня и что, когда вернется в Бенин-Сити, заберет меня с собой. Потом мой отец внезапно умер. Никто не мог этого объяснить; вечером он был в порядке, но на следующее утро не проснулся. Если б он не был могущественным жрецом, утверждали некоторые, можно было бы заподозрить какое-то колдовское заклинание. Две его жены и мои братья и сестры, убитые горем, плакали постоянно. Я – нет. Я словно окаменела, поскольку в глубине души боялась, что это я стала причиной его смерти. Я слишком долго пренебрегала своими обязанностями перед Мами Вата, и, что еще хуже, нарушила обет, который дала, вступая на путь жречества: я могу продолжать заниматься сексом с мужчинами, но не выходить замуж или создавать прочные брачные узы; мое сердце никогда больше не будет принадлежать никому, кроме богини. Да, это была моя вина, и теперь, спровоцировав его, я знала, каким беспощадным и жестоким может быть гнев Матери Вод. Я побежала на реку к Олайтан, чтобы спросить у нее совета, но никого не нашла. Святилище превратилось в пепел. За пару дней до этого местные жители во главе с пятидесятническими пасторами прогнали жрицу и ее последователей и подожгли старую хижину рыбаков. А я, заблудившись в своих амурных иллюзиях, оставалась в неведении… Но гнев богини еще не утих. Бывший ученик отца, вскоре получивший сан жреца, вступил в сговор с его более молодой и красивой второй женой. Вместе они забрали дом и все наследство, оставив моей матери лишь лачугу на краю деревни. В одночасье мы оказались в таком тяжелом финансовом положении, что не знали, как прокормить себя. Нам не к кому было обратиться, и я приняла решение попросить о помощи Джимо. Хотя первое, что я сделала, пытаясь успокоить Мами Вата, – это порвала с ним, он отнесся к этому с пониманием и согласился одолжить нам немного денег. Однако через несколько месяцев Джимо заявил, что они ему нужны и мы должны их вернуть. Конечно, у нас их не было. Тогда он сделал мне предложение, которое позволило бы мне вернуть долг. У него была деловая сделка: несколько девушек из нашего района хотели уехать работать в Европу. Джимо сотрудничал с людьми, которые могли подготовить документы, организовать поездку и найти им работу в качестве официанток, продавцов или уборщиц. Цена была очень высокой, поэтому девушки должны были взять на себя обязательство выплачивать ему деньги понемногу из будущих доходов. Сначала я колебалась, но мама убедила меня, что у нас нет другого выбора. Ему нужно было, чтобы я заставила девушек торжественно поклясться во время ритуала воду выплатить долг и сопровождала их, чтобы быть их маман, то есть присматривать за ними и следить, чтобы они выполняли договор. Сначала я колебалась, но мама убедила меня, что у нас нет другого выбора. Вместе с Джимо и шестью другими девушками я отправилась в Бенин-Сити, где совершила необходимый ритуал в святилище Мами Вата. Джимо объяснил мне, что это просто мера предосторожности, чтобы у девушек не было соблазна обмануть его. Я не видела в этом ничего плохого и действительно надеялась, что, приобретя новых последовательниц, смогу вернуть расположение богини. Одну за другой девушек подводили к алтарю, раздевали догола и посыпали тальком. Я отреза́ла прядь их волос и лобковые волосы, которые клала в пакет вместе с их фотографией, затем делала надрез на их ладони и капала немного крови внутрь пакета, который зашивала. Девушки поклялись, что вернут каждый пенни, который с них причитается. Если они выполнят свое обещание, Мами Вата одарит их удачей и богатством, но если они посмеют нарушить его, их и их семьи постигнут страшные несчастья. Клятва скреплялась жертвоприношением белого гуся, кровь которого лилась на фетиш богини и наносилась на лбы девушек. В конце ритуала Джимо попрощался со мной, даже не взглянув мне в лицо. Нас с девочками подобрали неизвестные мужчины и грубо оттащили нас в сторону. Микроавтобус отвез нас в аэропорт. Там ждал сопровождающий, у которого были наши билеты и поддельные документы. Для всех нас это был первый полет, поэтому мы поднялись на борт самолета под крики волнения и страха. Через много часов мы приземлились в Милане, на севере Италии. Человек, который путешествовал с нами, поселил нас в полуразрушенной квартире в огромном бараке на окраине города. Нас встретили трое соотечественников; грозные с виду, они были грубы. Тот, что выдавал себя за босса, отвел меня в сторону и без обиняков объяснил, чего от меня ждут: девочки начнут работать через несколько дней, я же должна буду следить за тем, чтобы они делали это вовремя, обеспечивать их повседневные нужды и, прежде всего, следить за тем, чтобы они выполняли свое обещание вернуть долг, выплачивая мне долю от своего заработка, которую я, в свою очередь, передавала бы им после удержания своей доли. Только вот то, что они ожидали от девушек, не входило ни в одну из тех задач, которые были поставлены перед их отъездом. Речь шла о проституции. Я должна была объяснить им это и убедить их не создавать проблем, в том числе с помощью воду, чтобы припугнуть их. Если б эти мужчины были вынуждены вмешаться сами, это было бы хуже для всех нас – для девочек и для меня. Мне казалось, что я попала в кошмар, от которого не могу проснуться. Со слезами на глазах я спросила, могу ли позвонить Джимо. Мне ответили, что никогда о нем не слышали, и только потом напомнили, что я тоже в долгу перед ними. Если я не хотела выполнять порученное мне задание, то всегда могла заняться проституцией вместе с остальными. Это была самая ужасная и мучительная вещь, которую мне когда-либо приходилось делать. Никогда не забуду лица моих попутчиц, когда они узнали, что их ждет. Более года я выступала в роли мучительницы этих несчастных девушек, некоторые из которых были еще несовершеннолетними. К этому времени они уже не считали меня своей – я была сообщницей эксплуататоров и, живя с ними, постоянно ощущала злобу и негодование, которые они питали ко мне.