– Кардо, ты сошел с ума? Прекрати, отпусти меня… – Как ты мог, мерзкий ублюдок, как ты мог? Именно ты… Прижавшись щекой к гладкому, холодному мрамору гробницы, ощущая еще более холодную сталь пистолета на своей шее, Карадонна побледнел, поняв, что Рикардо настроен решительно и может застрелить его – он способен на это. Теперь в его широко раскрытых глазах читался страх. – Я не делал этого, черт, я не делал этого! – задыхаясь, кричал он. – Я не мог! Я всем обязан Альберто, он буквально спас мою задницу. Без него я сегодня был бы в тюрьме… Меццанотте не отодвинул пистолет ни на миллиметр. Его палец дрожал на спусковом крючке. Он бросил еще один взгляд на фотографию отца на надгробии, словно ожидая, что по хмурым чертам его лица сможет прочитать, каких действией тот от него ждет. Но этого не произошло. – O чем, черт возьми, ты говоришь? – спросил он наконец. Карадонна выложил все начистоту; его голос слегка дрожал из-за ствола «Беретты», прижатого к горлу. За несколько месяцев до увольнения из полиции он получил верную информацию о скачках и поставил на заезд большую сумму – больше, чем мог себе позволить, – у одного из букмекеров, ведущих процветающий подпольный букмекерский бизнес на ипподроме. Однако скачки прошли не так, как планировалось, и Карадонна оказался в минусе на несколько миллионов лир. Ему предложили другой способ погасить долг, избежав визита сборщиков платежей: поделиться информацией о ведущемся расследовании деятельности одной мафиозной организации. Поначалу Томмазо поддался на шантаж, но когда его попросили припугнуть коллегу, отвечающего за расследование, он во всем признался комиссару Меццанотте. Тот пообещал все уладить – при условии, что Карадонна согласится выступить в роли двойного агента, чтобы раз и навсегда покончить с бандой, навсегда завяжет с азартными играми и, наконец, уйдет в отставку. И комиссар сдержал свое слово – когда дело было сделано, дал понять, что Карадонна с самого начала выполнял задание под прикрытием. – Я вышел из этой истории чистым лишь благодаря ему, а позже он помог мне организовать мой бизнес. Я никогда не смогу быть достаточно благодарен ему за все, что он для меня сделал. Так какого хрена я должен был его убивать, а? – Какого? А драгоценности? У тебя опять кончились деньги, и ты хотел захватить сокровища, спрятанные под вокзалом, но он встал у тебя на пути… – О чем ты говоришь? Я ничего не знаю ни о каких драгоценностях, и у меня нет особой нужды в деньгах. Компания – постоянный источник стресса, но в последнее время дела идут не так плохо; если хочешь, я покажу тебе балансовые отчеты. А с тех пор, как я перестал играть в азартные игры, состояние моих финансов весьма приличное – давай, проверь мои банковские выписки. И потом, черт возьми, Кардо, если б это был я, ты думаешь, я появился бы здесь один и безоружный? Меня можно назвать кем угодно, но уж точно не дураком… Не прекращая держать Карадонну на мушке, Меццанотте обыскал его свободной рукой, пошарил под курткой, пощупал между ног и задрал брюки, дабы убедиться, что у него нет оружия на лодыжках. Томмазо говорил правду. При нем не было ничего, даже перочинного ножа. И самое главное, сколько бы враждебности ни испытывал к нему Рикардо, он не мог не признать, что Карадонна казался искренним. Ни в его словах, ни в языке тела не было ни одного из признаков, свидетельствовавших о том, что он лжет. * * * Карадонна поправил одежду и волосы. Затем посмотрел на Меццанотте, стоящего рядом опустив глаза и вытянув руки по бокам. В правой у него все еще был пистолет. – Давай, убери пушку и пойдем отсюда, – сказал он. – Мне нужно выпить. Час спустя они сидели у одного из окон бара «Радецки» на углу Ларго Ла Фоппа и Корсо Гарибальди. На столе – два бокала и бутылка односолодового виски, уже пустая на три четверти. Всегда многолюдный, начиная с часа аперитива[40], утром бар был довольно тихим. Кроме них, здесь находилось, наверное, не более дюжины посетителей, которые в основном расположились на улице, чтобы насладиться солнечным светом до наступления жары. Официант не стал морщить нос, принимая их заказ, вряд ли уместный в это время суток, и обслужил их без единого слова. На этот раз настала очередь Меццанотте выложить все начистоту. Он вкратце изложил Карадонне, как обнаружил имя Кастрилло в пещере под вокзалом, и более подробно рассказал о том, как, начиная с этого момена, обнаружил связь между сокровищами в подземелье и убийством своего отца, и установил родство Ванессы с одним из двух чернорубашечников, укравших драгоценности. – Давай начистоту: я все еще зол на тебя, – предупредил его Карадонна, когда Рикардо закончил; его лицо только начало приобретать естественный цвет. – Есть лишь одна причина, которая удерживает меня от того, чтобы разбить тебе лицо: если б я был на твоем месте и узнал то, что узнал ты, то, скорее всего, поступил бы еще хуже. Я достаточно честен, чтобы признать это. – Честен… – с гримасой повторил Меццанотте. – Ты действительно передавал секретную информацию этим бандюкам? Карадонна опустил взгляд в свой бокал, словно блики цвета старого золота, которые янтарная жидкость проецировала на стекло, могли вдохновить его на правильный ответ. – Это… – сказал он наконец. – Это было не очень хорошее время для меня. После того, как наши мушкетерские пути разошлись, у меня начался кризис. Я слишком много пил, играл в азартные игры и заключал пари. Со всеми деньгами, которые я задолжал им, они держали меня за яйца. В общем, я не рассказал им всего, только самый минимум. И, как только они подняли ставку, обратился к Альберто… – Не могу поверить, что уважаемый комиссар Меццанотте прикрыл тебя. – Твой отец был человеком твердых принципов. Возможно, слишком твердых. Но он понял мою ситуацию и предложил мне шанс искупить свою вину на определенных условиях. Для друга он тоже был способен на поступки за рамками правил. Рикардо покачал головой. – Для друга, но не для его единственного сына, – с горечью заметил он. – Он не позволил бы мне выкрутиться. Никогда. – Сколько раз я уже повторял это тебе, Кардо: Альберто любил тебя. Если он был строг с тобой – а он перегибал палку время от времени, я это признаю, – то только потому, что хотел, чтобы ты вырос достаточно смелым, чтобы смотреть миру в лицо. А в глазах полицейского мир – это темное место, полное подводных камней, теперь ты это тоже знаешь. – Вот как? Он когда-нибудь говорил тебе, что любит меня? – Нет, не прямо. Он был не из тех людей, кто проявляет свои чувства, не говоря уже о том, чтобы говорить о них. Но я уверен, что так и обстояло дело. Просто ему было трудно это показать – отчасти из-за его характера, а отчасти потому, что ты слишком напоминал ему твою мать. Ты был очень похож на нее, особенно в детстве. Каждый раз, когда Альберто смотрел на тебя, он видел в тебе ее, и боль от потери возобновлялась. Меццанотте уже слышал эту историю как от Карадонны, так и от Вентури, но не мог в нее поверить. Первые несколько лет, возможно, это было правдой, но правильно ли то, что после этого отец не нашел повода проявить к сыну хоть малейшую привязанность, ни единого раза? – А, неважно, – сказал он, махнув рукой. – Факт остается фактом: его убийца идет по следу сокровищ, спрятанных под Центральным вокзалом двумя фашистами, один из которых был дедом твоей жены. – Да, черт возьми, абсурдная история… Слушай, я признаю, что это необычное совпадение, но само по себе оно ничего не доказывает. Кто сказал, что Ванесса что-то об этом знает? – Ты действительно уверен, что она никогда не говорила тебе об этом? Даже намека не было? По-голливудски красивое лицо Карадонны омрачила тень. Он сделал щедрый глоток виски, а затем признался, что на самом деле не так уж много разговаривает с женой. Их брак уже давно развалился, и даже если на публике они поддерживают видимость, то дома живут практически раздельно, даже не спят в одной постели. Он сам виноват, признал Томмазо. В темные годы перед уходом из полиции, помимо того, что он втянул ее в свои финансовые проблемы, так еще и пренебрегал ею и неоднократно предавал ее. Между ними что-то сломалось. Карадонна не знал наверняка, но давно подозревал, что у нее есть любовник. – Что, ты не знаешь наверняка? – изумился Меццанотте. – Ты никогда не пытался выяснить? С твоей-то работой ты мог бы просто посадить кого-нибудь из своих людей ей на хвост… – Дело в том, что я не хочу знать. Если б у меня было подтверждение этого, я должен был бы действовать соответственно – например, оставить ее, подать на развод, – но не чувствую себя готовым к этому. Несмотря ни на что, я все еще люблю Ванессу. После возвращения к нормальной жизни я был полон решимости вернуть ее. И не совсем потерял надежду на успех… В любом случае, я считаю совершенно немыслимым, что Ванесса причастна к смерти Альберто. – Она не обязательно непосредственно причастна, – ответил Меццанотте. – За этим может стоять кто-то, кто узнал об истории с драгоценностями от Ванессы, а затем действовал за ее спиной. Когда вы с ней познакомились, разве она не общалась с плохими людьми? Она работала в подпольном игорном притоне, контролируемом преступным миром, верно? – Только потому, что ее заставили, чтобы расплатиться с долгами отца. Это мы освободили ее… Нет, Кардо, меня это не убеждает. По-моему, ты идешь по неправильному пути. – Но ты мог бы попробовать поговорить… Карадонна стукнул кулаком по столу, отчего бутылка покачнулась, а официант, который их обслуживал, вскинул бровь. – Ни за что, – сказал он голосом, наполненным едва сдерживаемой яростью. – Как ты думаешь, насколько близко я подойду к тому, чтобы вернуть ее, если ложно обвиню ее в соучастии в убийстве? – Но… – Предупреждаю тебя, – прервал его Карадонна, указывая на него пальцем, – оставь Ванессу в покое, или я не просто разобью тебе лицо. Меццанотте поднял руки в знак капитуляции. * * * В конце смены Рикардо сел в «Панду» и поехал в туристическое агентство, где Ванесса Фабиани каждое утро работала на полставки. Он намеревался проследить за ней до конца дня. Без ведома Карадонны, конечно. Возможно, сам Томмазо и не был готов смотреть правде в глаза, но Рикардо было совершенно необходимо знать, с кем крутит шашни Ванесса. Если она ни словом не обмолвилась мужу об украшениях, то вторым наиболее очевидным кандидатом был ее гипотетический любовник. Около 13:30 Меццанотте подъехал к подъезду на Корсо Дженова, откуда можно было легко следить за окнами агентства, надеясь, что не пропустил этого типа. Он приехал бы раньше, если б по дороге не потратил кучу времени на целую серию ложных маневров – резкие переключения скорости, внезапные объезды и повороты, – чтобы избежать возможного преследования. Ожидая под палящим солнцем, обливаясь по́том в перегретой кабине, Рикардо размышлял: можно ли полностью довериться Карадонне и принять его заявление о невиновности жены? Он не был полностью уверен в этом, хотя инстинкты подсказывали ему, что можно. Но если это не так, то все предпринятые им меры, чтобы его никто не выследил, окажутся бесполезными. Ведь Томмазо знал, на каком месте он находится в расследовании, и ему не составит труда догадаться, где его искать. В любой момент один из его парней мог подъехать к нему на мотоцикле, чтобы вышибить ему мозги несколькими выстрелами через окно. Лучше не думать об этом и сосредоточиться на том, что он делает… Когда Ванесса вышла на улицу в компании лысеющего человека в костюме и галстуке, в котором Рикардо узнал владельца агентства, он завел двигатель. Сигарета между губ, длинные волнистые каштановые волосы небрежно распущены по плечам, женственная фигура под белым льняным летним костюмом – Ванесса шла модельной походкой, легко ступая на высоких каблуках, покачивая своим роскошным задом, на котором ее юбка-карандаш сидела как перчатка. Каждый ее жест, каждое движение излучали чувственность, способную вскружить голову любому. Даже Рикардо в свое время не избежал соблазнов. В годы юности, после того как бурное появление Ванессы в жизни «трех мушкетеров» поставило под угрозу разрыва дружбу между Вентури и Карадонной, он тоже влюбился в эту желанную молодую «тетушку», которая вытеснила Эдвиж Фенек[41] с пьедестала бурных юношеских грез, выстроенного его бушующими гормонами. Он до сих пор вспоминает, как веху в своем эротическом образовании, тот момент, когда его отец, вызванный без предупреждения в полицейский участок, не зная, с кем его оставить – Рикардо было всего двенадцать лет, – доверил его заботам Ванессы, которая предложила приютить его на ночь. Перед сном она объявила, что собирается принять ванну, и Рикардо не смог устоять перед соблазном. Стоя на коленях перед закрытой дверью, затаив дыхание, чтобы не произвести ни малейшего шума, он стал подглядывать в замочную скважину. Некоторое время смотреть было не на что, но его терпение было сполна вознаграждено, когда в парах горячей воды из ванны вышла Ванесса во всем своем плотском великолепии. Первая полностью обнаженная женщина, на которую когда-либо падал его взгляд… И какая женщина! Не прикрываясь, Ванесса подошла к зеркалу над раковиной, чтобы снять макияж и почистить зубы. С пульсирующими висками и засунутой в пижамные штаны рукой Рикардо изо всех сил старался запомнить каждую деталь этого пышного тела, пока вдруг, заставив его вздрогнуть, она не подошла к двери и не повесила что-то на ручку, заслонив ему обзор. Поймала ли она его? На следующее утро за завтраком Рикардо не смел поднять взгляд от своей чашки; его щеки горели от стыда… Двигаясь в прогулочном темпе, Меццанотте пристроился хвостом за Ванессой и ее боссом. Они дошли до закусочной, расположенной в паре кварталов впереди. Жест, которым босс, уступая ей дорогу у входа, провел рукой по ее спине – на взгляд инспектора, слишком низко, – вызвал у него сомнение. Что, если это и есть пресловутый любовник? Но помимо того, что трудно было представить, как Ванесса могла увлечься им, Меццанотте припомнил, как встречался с ним один раз, когда они с Аличе планировали провести выходные в Париже; этот тип явно не обладал телосложением серийного убийцы. В любом случае, за обедом – салат для нее, сэндвич для него – Рикардо не заметил никаких особых признаков близости между ними. Вскоре после этого они расстались: Ванесса вызвала такси, а толстяк отправился обратно в агентство. Она ему нравилась, судя по тому, как он обнял ее, когда садился в машину, но это был не тот человек. Меццанотте болтался на ее хвосте весь день, не узнав ничего интересного, кроме того, что ее запросы и вкусы были даже более изощренными и расточительными, чем он предполагал. После похода по магазинам на виа Монтенаполеоне Ванесса отправилась на выставку в Палаццо Реале и, наконец, встретилась с друзьями за аперитивом с суши в ресторане «Нобу». Вернувшись в свою квартиру, Рикардо только что закончил принимать душ, чтобы смыть с себя пот – возможно, ему стоило прислушаться к Карадонне и вложить деньги в покупку машины с бо́льшим количеством удобств и не в последнюю очередь с кондиционером, – когда услышал звонок в дверь. Он никого не ждал; кто, черт возьми, мог быть в этот час? Инспектор схватил первое попавшееся полотенце и попытался завязать его вокруг бедер, но оно было слишком маленьким, и ему пришлось придерживать его одной рукой. Взяв в комнате «Беретту», он осторожно подошел ко входу. – Кто там? – спросил он, прижимаясь к стене, чтобы избежать риска получить пулю через дверь. – Это я, Лаура. «О черт», – подумал Рикардо, оглядываясь в поисках места, куда можно было спрятать пистолет. Он не нашел лучшего места, чем кастрюля, стоящая на столешнице в кухне, а затем вернулся к входной двери в еще большем волнении, чем если б за дверью стоял какой-нибудь бандит. Со всем тем, что творилось у него в голове, Меццанотте все еще не пришел к какому-либо решению относительно Лауры, и уж точно не ожидал, что она нагрянет к нему ни с того ни с сего. Он даже не помнил, чтобы когда-либо давал ей свой адрес… И только когда открыл дверь и увидел, как расширились ее глаза, он вспомнил, что выглядит не очень презентабельно. * * * Как только ритуал закончился, состояние Лауры стало заметно улучшаться. В течение нескольких часов все симптомы исчезли: ни зуда, ни галлюцинаций, ничего. Даже красные пятна, которые она расчесывала, казалось, исчезали прямо на глазах. Лаура чувствовала себя возрожденной. Может быть, ее недуги были вызваны гневом африканского божества воду, по отношению к которому она не проявила должной преданности? В конце концов, какое это имеет значение… Она снова здорова, все остальное второстепенно. Лаура не могла не задаться вопросом: что произойдет, если она не будет продолжать следовать предписаниям культа? Теперь, когда она стала посвященной, ей придется вечно поклоняться Мами Вата, чтобы не заболеть снова? Впрочем, могло быть и хуже… В конце концов, не такие уж это обременительные обязательства. По словам Маман, богиню нужно почитать раз в неделю. В день почитания, помимо подношений и молитв, Лаура должна была одеваться только в белое, есть определенные продукты, избегая всех прочих, и воздерживаться от сексуальных контактов. Последнее условие казалось не самым сложным, удрученно подумала Лаура, учитывая то, что Кардо игнорировал ее. В течение дня она поняла, что есть еще один момент, в котором жрица ей не солгала: она может создавать и удерживать колокол в своем сознании с меньшими усилиями и большей эффективностью, чем раньше. Теперь ей казалось, что она может, используя свой «дар», держать его под полным контролем. Удовольствие от прогулки по улице со светлым и ясным разумом, не ощущая постоянного вторжения чужих эмоций, было бесценным. Неужели это зависело от того, что после церемонии в ней осталась частичка божественной сущности? И было ли новое чувство внутренней силы и уверенности в себе, окрылявшее ее, даром богини своим последователям, как утверждала жрица? Так это или нет, но именно эта сила убедила ее в том, что пришло время брать быка за рога. Хватит молча тосковать по Кардо, с нее хватит. Лаура намеревалась пойти к нему, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Он будет вынужден прямо сказать ей о своих намерениях и о том, как обстоят дела между ними, без возможности уклониться. Лаура была полна решимости требовать объяснений и извинений. Если те ее не устроят, она запросто может сказать ему, чтобы шел к черту. Ее решимость пошатнулась в тот момент, когда она позвонила в его дверь. Лаура уже обошла препятствие в виде домофона, прокравшись в подъезд вслед за входившей в это время дамой; теперь остался последний шаг. «Что, если я застану его с кем-то другим? – с тревогой спросила она себя. – Ну что ж, по крайней мере, все будет ясно…» После нескольких минут колебаний девушка, набравшись смелости, нажала на кнопку звонка. Кардо довольно долго не открывал, укрепляя ее худшие опасения. А когда открыл, то предстал перед ней голым и мокрым, если не считать небольшого полотенца, едва прикрывавшего нижнюю часть его живота. Лаура не ожидала этого, и теперь ее задача усложнилась. Как же она собиралась быть твердой и непреклонной, если ей с трудом удавалось побороть желание наброситься на него с поцелуями?