Вода была теплой и успокаивающей. Погрузившись в нее и раскинув руки, Лаура позволила течению реки увлечь себя, а сама тем временем бездумно наблюдала за тем, как солнечные лучи играют в прятки в листве деревьев, выгибающихся над берегом и создающих над ней плотный полог. Вокруг раздавалось пение птиц, а из глубины леса время от времени доносился крик какого-нибудь животного. Спокойствие и безмятежность, окружавшие Лауру, наполняли ее благодарностью и легкостью. Внимание девушки привлекли два каких-то летающих животных, занятых, судя по всему, танцем ухаживания. Они были настолько малы, что сначала Лаура решила, что это стрекозы или бабочки, но, разглядев их получше, поняла, что это крошечные птички. У них были длинные тонкие клювы и крылья, которыми они так быстро махали, что те превратились в размытые ореолы по бокам маленьких тел, покрытых разноцветными перьями. Птички несколько мгновений неподвижно висели в воздухе, а затем возобновили свое движение туда-сюда молниеносными рывками. «Как же они называются? – задумалась Лаура. – Ах да, колибри…» Она восторженно продолжала следить за ними. Внезапно вокруг резко стемнело, словно на солнце набежали тучи. Колибри исчезли. Лаура плыла дальше, но чары этого волшебного места уже рассеялись, и ею начало овладевать беспокойство. Ее насторожило то, что птицы и другие животные замолчали, оставив над рекой тяжелую, гнетущую тишину. Все вокруг будто задрожало. Лауре показалось, или температура и вправду упала на пару градусов? Она поплыла к берегу. Почувствовав чье-то прикосновение к своему телу, не стала разбираться с тем, что это было, а, тяжело дыша, поплыла еще быстрее. Недостаточно быстро… Что-то твердое и скользкое обвилось вокруг ее ног, опутав их. Лаура опустила взгляд. Со дна реки поднимались какие-то лианы, а может, корни, корявые и поросшие водорослями. К своему ужасу, девушка осознала, что эти растительные волокна шевелятся, словно живут собственной жизнью, все больше и больше переплетаясь с ее телом… Испугавшись, Лаура попыталась отбиться от них, но безуспешно. Почувствовав, что ее тянут вниз, она начала задыхаться. Ей все труднее было держать голову над водой, и она несколько раз чуть не захлебнулась – а неизвестная сила тащила ее все глубже. Борясь изо всех сил, чувствуя, что ей не хватает воздуха, а силы на исходе, Лаура наконец смогла выплыть на поверхность. Выкашливая воду, она жадно втянула воздух в легкие. И тут она увидела ее, неподвижно стоящую посреди реки. Молодую женщину. Голую, если не считать золотых украшений – ожерелья, нескольких колец и браслетов, заколки; ее янтарная кожа светилась в полумраке. Сначала Лаура подумала, что женщина сидит на плавающем стволе дерева; потом ствол зашевелился, раскрыв длинные, ощетинившиеся зубами челюсти, и она поняла, что это крокодил. Женщина, чья красота была какой-то потусторонней, глянула на нее с улыбкой, полной доброжелательности и заботы. – Эй! – крикнула Лаура. – Пожалуйста, помоги мне! Женщина осталась на месте. Лаура заметила, как шевельнулись ее губы. Она что-то говорила, но из ее рта не вырывалось ни звука, или, по крайней мере, Лаура ее не слышала. – Я не понимаю, говори громче, – хныкала она. – Умоляю тебя, помоги мне, я тону… Женщина на крокодиле не выказала ни малейшего намерения прийти ей на помощь. Пока лианы продолжали тянуть ее вниз, она продолжала улыбаться Лауре, беззвучно шевеля губами. Но теперь ее улыбка уже не была такой доброжелательной. Божественно безразличная, женщина смотрела, как Лаура тонет, и было в этом безразличии что-то нечеловечески свирепое. Что-то сильно рвануло Лауру за ноги – и потащило ко дну… Девушка открыла глаза. Где она? Дезориентированная и растерянная, Лаура огляделась. Будильник на прикроватной тумбочке показывал 7:32 утра, воскресенье 15 июня 2003 года. Постепенно, вместе с зудом и прочим дискомфортом, к ней вернулось ощущение реальности. В конце очередного ужасного дня, в течение которого Лаура даже подумывала о том, чтобы спрыгнуть с балкона своей комнаты, чтобы покончить с этим испытанием, вечером она потеряла сознание. Но теперь, когда снова проснулась, все начнется сначала, как прежде, если не хуже, подумала она, безжалостно царапая место, где отвратительный паразит возобновил движение под ее кожей. Было ли это правдой, или она просто вообразила себе это, не имело никакого значения. Лаура выудила из памяти приснившийся ей кошмар. Он был настолько ярким, что она помнила каждую его деталь. Что хотела сказать ей эта загадочная женщина? Перед глазами все еще стояло ее прекрасное и жестокое лицо. Лаура сосредоточила свои воспоминания на губах женщины, пытаясь понять, что та говорила… Приди ко мне. Больше ничего. Она просто повторяла эти слова снова и снова: «Приди ко мне, приди…» «О мой Бог, – вдруг подумала Лаура, – возможно ли, что…» Это показалось ей откровенно абсурдным, но в том состоянии, в котором она находилась, девушка не могла пренебрегать ничем. Она встала и принялась на цыпочках бродить по спящей квартире в поисках всего, что ей могло понадобиться. Она только надеялась, что не забудет что-то важное. Вскоре на полу ее комнаты скопилась куча самых разнообразных предметов. Лаура открыла платяной шкаф и освободила от одежды один из ящиков. Для ее родителей было лучше оставаться в неведении, а это место, похоже, было вполне себе потайным. Она разложила вещи из ящика, затем принялась искать кое-что еще. Не найдя искомого, испугалась, что потеряла его или что уборщица выбросила его, приняв за мусор. Едва вернувшись из полиции, она куда-то засунула эту вещь – и теперь никак не могла вспомнить, куда именно. Наконец, к своему огромному облегчению, Лаура нашла его на дне тумбочки: пакет, который жрица с обезображенным лицом дала ей незадолго до того, как они покинули подземный поселок. Она взяла его, перерезала веревку, которой он был перевязан, и развернула тканевую обертку. Там девушка нашла браслет из стеклянных бусин, который был на ней во время церемонии посвящения, и маленькую бело-голубую вазочку – уменьшенную копию того сосуда, что она видела на алтаре Мами Вата в святилище. В ней лежал мешочек, наполненный травами и другими священными ингредиентами, которые, активируемые ритуалами и молитвами, должны были сделать фетиш продолжением божественности в физическом мире, позволяя установить связь с богиней. Лаура надела браслет на запястье и положила маленькую вазочку в ящик, где уже лежали серьги, держатель для пудры, старая куколка из ее детства, тюбик помады, несколько конфет и пара свечей. Она критически оглядела результат: всего, что нужно, не было, но для начала сойдет и это – по крайней мере, так она надеялась. Лаура все еще не могла поверить в то, что недуг, от которого она страдает, является следствием того, что она еще не засвидетельствовала свою преданность Матери Вод, как она обязалась сделать во время инициации. Теперь же, чтобы избавиться от этой напасти, она была готова на все. Девушка села перед шкафом, скрестив ноги, зажгла свечи, затем капнула в вазочку несколько капель джина из бутылки, взятой в шкафу, и духо́в из бутылочки, найденной в ванной. Маман говорила ей, что, если она не намерена просить у богини какую-то особо крупную услугу, ей не нужно предлагать ей кровь. Лаура попыталась вспомнить то, что рассказывала ей жрица о проведении ритуала, проклиная себя за то, что была так невнимательна. Когда ей показалось, что она ясно вспомнила слова, которые нужно произнести, девушка закрыла глаза и приступила к молитве. * * * Ночью, видимо, прошел ливень, но к тому времени когда Рикардо сел в машину, небо уже полностью очистилось. На просторном дворе перед кладбищем, где флористы все еще заканчивали раскладывать свои товары вокруг киосков, блики солнца превращали воду в лужах в расплавленное золото, а от влажного асфальта поднимались завитки пара. Меццанотте принял все необходимые меры предосторожности и теперь сидел в своей «Панде», незаметно припаркованной на безопасном расстоянии, как бы охраняя въездные ворота «Монументале». Он приехал за несколько минут до открытия, чтобы подвергнуть каждого входящего тщательному осмотру и выяснить, нет ли среди обычных посетителей людей Карадонны, намеревающихся подстроить ему ловушку. Он не хотел закончить так же, как его отец, – если ошибкой комиссара была самоуверенность, то он ее не повторит. Томмазо Карадонна появился в 8:32. Он был один. До этого на кладбище не было никого, кто мог бы вызвать у Рикардо подозрения. Тот смотрел, как Карадонна своей элегантной походкой пробирается сквозь непроницаемый золотистый туман, висевший над площадью. Подождав минут десять, Рикардо последовал за ним внутрь, дабы убедиться, что тот никого не привел с собой. В очередной раз убедился в том, что магазин его «Беретты» полон, патрон загнан в патронник, а предохранитель снят. Руки всё еще болели – от предплечий до ладоней на них красовались фиолетовые синяки, – но не настолько, чтобы помешать ему держать пистолет. Меццанотте засунул его обратно за пояс джинсов и вышел из машины. Неторопливо шагая к воротам и оглядываясь по сторонам, он размышлял, чего именно жаждет. Справедливости или мести? На протяжении многих лет Рикардо часто представлял себе момент, когда наконец найдет убийцу своего отца. Он представлял, как скручивает руки за спиной убийцы, чтобы надеть на него наручники, или, сидя в зале суда, слушает, как судья зачитывает приговор. Но он не учел остроту чувств, которые охватят его, как только убийца перестанет быть абстрактной идеей и обретет имя и лицо, особенно если эти имя и лицо будут принадлежать не совершенно незнакомому человеку, а тому, кто всегда пользовался его любовью и уважением… Как он поступит, если сейчас получит подтверждение вины Карадонны? Арестует его и потащит в полицейский участок, как и следует поступить, или, ослепленный яростью и ненавистью, выпустит в него весь магазин прямо на месте? Рикардо не знал. Честно говоря, если б он попытался заглянуть внутрь себя, то не смог бы предсказать, чем все закончится… 3 Вымытый ночным дождем мрамор гробниц и часовен ярко блестел в разреженном воздухе, все еще полупустынные гравийные дорожки были усеяны лужами, а верхушки деревьев – на «Монументале» не было кипарисов, вместо них были хвойные деревья, липы, тисы, кедры – шелестели на ветерке, демонстрируя насыщенный ярко-зеленый цвет. Прежде чем выйти к месту встречи, Меццанотте сделал широкий круг, осматривая окрестности, дабы убедиться, что его не поджидают неприятные сюрпризы. Прежде чем появиться, он некоторое время постоял, наблюдая за Карадонной издалека, спрятавшись за надгробием рядом с причудливой бронзовой статуей бородатого старика, лежащего полуобнаженным на каменной плите с двумя сложенными крыльями, растущими из спины, с длинной косой в руке и страданием на лице. Стоя рядом с могилой человека, с которым он вошел в легенду и который, кстати, был шафером на его свадьбе, человек, возможно, хладнокровно убивший его, оглядывался по сторонам, время от времени поднимая рукав своего дизайнерского пиджака, чтобы посмотреть на часы. Признак нервозности или просто оправданное нетерпение из-за опоздания Меццанотте? Широкие плечи, волевая челюсть, непокорная челка на лбу… Его кинозвездная красота обременилась морщинами и несколькими лишними килограммами. Ходили слухи, что в лучшие годы Томмазо достаточно было лишь бросить на женщину взгляд своих ясных, дерзких голубых глаз, чтобы она его захотела. Даже Аличе однажды, будучи пьяной, призналась Рикардо, что, несмотря на его почтенный возраст, думает о нем. Ни под мышками, ни за спиной у Карадонны не было никаких выпуклостей, указывающих на наличие оружия, но у Меццанотте все равно не было уверенности, что он не вооружен. Когда он вышел к могиле отца, мышцы у него были настолько напряжены, что нормальная походка давалась ему с трудом. – Извини, машина не заводилась. Пришлось «прикуривать» аккумулятор, – оправдывался Рикардо, на автомате обнимаясь с Карадонной. – Ты все еще ездишь на этой развалюхе? Когда уже соберешься поменять ее на что-нибудь достойное? Погоди, я покажу тебе новый «Сааб», который недавно арендовал, – воскликнул Карадонна с веселостью, которая звучала немного искусственно. Они поговорили о недавнем подвиге Меццанотте, но из-за неразговорчивости последнего тема вскоре была исчерпана. – Так в чем дело, Кардо? – спросил Томмазо, став серьезным. – Почему ты так срочно захотел увидеть меня? И почему именно здесь? Почему? По правде говоря, инспектор и сам толком не знал этого – идея пришла ему в голову внезапно, и он осуществил ее без раздумий. Возможно, он наивно полагал, что перед этой могилой будет труднее лгать о человеке, которого Томмазо предал и убил… Но, разумеется, сказал он вовсе не это. – Я возобновил расследование смерти отца, – ответил Рикардо и быстро глянул на Карадонну, следя за его реакцией. Тот выразил некоторое удивление, но не более того. – Вот как? Я думал, уже нет надежды вывести этого ублюдка на чистую воду… – У меня есть новая зацепка. Пока рано праздновать победу, но я думаю, что это действительно может к чему-то привести, – сказал Рикардо, не отрывая глаз от его лица. Карадонна не дрогнул, даже чуть-чуть. Но если это был он, то, конечно же, знал, что это за зацепка и что она указывает в его сторону. – Это прекрасная новость, – сказал он наконец, откинув со лба светлый локон, – но… ты уверен? Что думает Дарио? Он уже в курсе? «Тебя беспокоит, что я уже рассказал об этом другим?» – устало подумал Меццанотте. Он посмотрел на фотографию комиссара, прикрепленную к темному камню. Если это сделал Карадонна, то что должен был чувствовать его отец, когда на него наставил пистолет один из его самых близких и старых друзей? Разочарование, неверие, грусть, презрение, сострадание, гнев?.. Как раз гнев и возобладал сейчас в Рикардо. – Я хотел бы задать тебе пару вопросов, – сказал он, не отвечая Томмазо, понизив голос до рычания, мрачного, как гром за линией горизонта. – То немногое, что знал, я рассказал еще давно… Но если тебе кажется, что это может быть полезно, просто спроси. – Где ты был утром шестого июня девяносто восьмого года? Думаю, в то время тебя никто об этом не спрашивал. – Где я был? – загремел Карадонна, застигнутый врасплох. – Какого черта кто-то должен был меня об этом спрашивать? Кардо, да что с тобой такое? Это что, шутка? – Это был тот день, Томмазо, – на случай, если ты не помнишь, – когда его убили, – проворчал Меццанотте. – Где ты был, когда кто-то выпустил в него три пули? Вены на его шее вздулись, все тело дрожало. Кто, кроме Карадонны, мог знать о существовании сокровищ и обладать средствами, чтобы исследовать подземелья вокзала в их поисках? Конечно, это был он. Устранив дочь Кастрилло, Карадонна без малейших колебаний убил ее отца, поскольку тот собирался разоблачить его, а затем приказал своим головорезам убрать с дороги Рикардо, по той же причине. Все сходилось. Просто Меццанотте не хотел в это верить, ибо такая правда раздавила бы его. – Я очень хорошо это помню, – поизнес Карадонна, теперь заметно взволнованный. – Мы встречаемся здесь каждый год в этот день, если ты забыл. Я не понимаю, к чему ты клонишь… – Это простой вопрос, Томмазо, – упрямо настаивал Меццанотте. – Ты ответишь мне или нет? – Нет, не отвечу. Это дерьмовый вопрос, и он не заслуживает ответа. При всей моей любви к тебе, Кардо, я не позволю тебе говорить со мной в таком тоне! Меццанотте схватил его за лацканы дорогого пиджака и притянул к себе. – И все же ты ответишь мне сейчас, черт возьми. Где ты был в тот день, а? У тебя есть алиби или нет? – Да ты с ума сошел! Как ты можешь всерьез думать, что я… Благие намерения Меццанотте держать себя в руках определенно потерпели крах. Он был в такой ярости, что даже тоненький голосок в его голове не посмел вставить ни слова, когда Рикардо прижал Карадонну к надгробию, и, вытащив «Беретту», сунул ее ему под подбородок. – Давай, отрицай это, – прорычал он в лицо Томмазо; глаза его налились кровью. – Отрицай, что это был ты, здесь, над его трупом, если посмеешь…