— А еще Дину следует дать девушку. — Что?! — Пусть он встретит ее среди ополченцев. Она отвергнет его, потому что аристократка. У нее буква «й» в имени. Зовут ее Клейга. Для нее этот парень никто. Только Дин будет ее любить. В свой последний час, когда погибнут товарищи, он встанет к рельсотрону. Будет стрелять и кричать: «Это вам за мать и сестру! За Клейгу!» Он видел, как упал ее бронеход и решил, что она погибла. Но Клейга уцелеет. Много лет спустя она придет к мемориалу павших бойцов. Принесет к его подножию цветы. По ее щеке побежит слеза, и она тихо скажет: «Прости, Дин…» — Замолчи! — крикнула Кея. — Я сейчас зарыдаю. — Надо сделать так, чтоб рыдали зрители. — Ладно, правь! — согласилась Кея. — Посмотрю, что получится. А потом были съемки… Выжигающий глаза свет, ползущий от жары грим, недовольный голос режиссера. Дубли, дубли… К концу съемочного дня я уже не хотел денег. Мелькнула мысль отказаться от роли. Только я ее отверг. Подписался – не скрипи! Спустя время, я втянулся, и в студию ехал с удовольствием. У меня сложились душевные отношения с партнерами. В перерывах они рассказывали о себе. В годы диктатуры актеров изгоняли из театров. Пьесы ставили без мужских ролей. Изгнанники отправились на заводы и создали там самодеятельные театры. Постановки их пользовались успехом. Зрителей приходило больше, чем в театры. Хунта попыталась самодеятельность запретить, но владельцы предприятий не подчинились. Самодеятельность сплачивала коллектив, и из-за этого он работал эффективней. В войну актеры попросились на фронт. Кое-кто успел повоевать. Для них этот фильм не был чем-то отвлеченным – они в нем жили. — Повезло тебе, Влад, этого не видеть, — говорили они, и я соглашался. Ко мне они относились, как к сыну – мужикам-то под пятьдесят. Для них я пацан. Играли они замечательно. Во взглядах, обращенных на меня, сквозила снисходительность и вина. Их герои понимали, что погибнут, и жалели, что вместе с ними умрет замечательный парень. Но спасти его не могли. Вечерами мы просматривали отснятый материал, и я замечал влажные глаза Кеи. И не только у нее. С партнершей у меня отношения не задались. На роль Клейги режиссер пригласила местную звезду. Уличив момент, та прошипела: — Не смей приближаться ко мне, мурим! Я вонючек не терплю. От такого я охренел и пожаловался Кее. В ответ она улыбнулась: — Я все знаю, Влад. Но так нужно. Я понял, просмотрев материал. Актриса смотрела на меня с брезгливостью. Из-за этого любовь Милашки выглядела особенно безнадежной, и от этого щемило в груди. * * * — Здравствуй, Сайя! — Рада слышать тебя, тетя. — У меня новость: Влад ушел от нас. Перебрался в социальное общежитие. — Почему? — Говорит, что хочет жить самостоятельно. Нашел работу на киностудии, снимается в фильме. — Он актер? — Говорит, что нет. Но его взяли. Хорошо платят. — Это ненадолго. Съемки завершатся, и он останется без работы. — У него есть деньги. Кай заплатил ему за сведения. — Знаю. Брат звонил. Очень злился. — Почему? — Потому что сам не догадался. У нас крупнейший в стране завод по переработке нефти. Мы извлекаем из нее смазки, остальное продаем на теплоэлектростанции. Отдаем почти даром, потому что спрос малый. Но если использовать эти отходы для сжигания в моторах, открываются невероятные перспективы. Автомобиль с таким двигателем может вести любой. Он не привязан к источнику энергии. Заправочные станции не требуют электрической линии – достаточно раскинуть уловители света, а топливо можно возить с собой. Удлинятся линии грузовых перевозок, что важно для Сухья с ее протяженными пространствами. Инженеры Кая сейчас создают двигатель. Если у них выйдет, завод придется расширять или строить новый, поскольку спрос ожидается невероятный. Возрастет производство автомобилей, в первую очередь – грузовых. Выпуск легких фракций нефти станет приносить прибыль. На внешний рынок пойдет невиданная ранее продукция: легковые автомобили и грузовики с тепловыми двигателями. Они будут стоить дешевле электрических. Кай мне много чего наговорил. Я все одобрила. — Значит, Влад принес пользу? — Да, тетя. Благодарю тебя. — Это Кай. — Он тоже. Но ты сумела расположить чужака к Дому. — Скорее, он нас. Удивительный мальчик. Очень упорный и работящий, легко располагает к себе. Вильга от него в восторге. Даже учила его драться. — Он и так это умеет. Разбил нос охраннице. — Что дальше? — Ничего. Пусть живет, как ему хочется. Он принес Дому несомненную пользу. Оправдал затраченные время и деньги. — А если знает еще что? — Вряд ли. Он не инженер. Я читала его записки. Общие сведения и идеи. Кай загорелся ими, поскольку пришлись к месту – ему не хватает заказов. У Влада нет инженерного образования. А что знает журналист? Только то, о чем ему рассказали. Кто станет делиться с ним тайнами? Бесполезная профессия. — Ты сурово судишь. — Такова жизнь, тетя. — До свидания, девочка… * * * После павильонных съемок мы выехали в поле. Жили в палатках. Подходящая местность нашлась в отдалении от столицы. На месте настоящих боев снимать было нельзя – здесь располагался мемориал. Кроме нас на съемки прибыла группа бронеходов. В батальных сценах они изображали противоборствующие стороны. Свой лагерь военные разбили неподалеку. По утрам молодые женщины вставали по сигналу, совершали пробежку, а затем шли купаться к реке. Я подключился к ним. В строй, ясное дело, не вставал, но держался неподалеку. Интересно было наблюдать местных воительниц. Они тоже посматривали, и в их взглядах читалось любопытство. После завтрака женщины влезали в бронеходы и изображали бой. Посмотреть на это собиралась незадействованные в сцене актеры. Зрелище впечатляло. Бронированные волны шли навстречу друг другу, и от их поступи дрожала земля. Из манипуляторов вылетали молнии, после чего некоторые машины валились на землю. Победители перепрыгивали их и шли дальше. Мне это напоминало фантастические фильмы. Впечатление усиливали бронеходы – угловатые корпуса на шагающих опорах. «Голов» у них не имелось. По бокам бронегондол – «руки»-манипуляторы. С батальными сценами почему-то не выходило. Кея ругалась и заставляла повторять. Они о чем-то жарко спорили с командиршей бронеходчиков. А те, пользуясь моментом, вылезали из машин и растягивались на траве. Еду нам возили из ближайшего городка. Из кузова выволакивали термосы, корзины с хлебом, фляги с соком или компотом. Кормили сытно и бесплатно, карточек не просили. В съемках есть своя прелесть. Бронеходчицы ели с нами. Мы сидели на лавках за общим столом. Как-то ко мне подошла девушка. Невысокая, крепкая, с простоватым лицом. — Можно? — спросила, указав место рядом со мной. — Запросто! — сказал я и подвинулся. Она села и поставила на стол миску с кашей. Некоторое время мы сосредоточенно работали ложками. Девушка ела аккуратно, отламывая от хлеба небольшие кусочки. — Вкусно! — сказала, опустошив тарелку. — И мяса в кашу кладут много. Тебе принести церг? — Если нетрудно, — кивнул я. Она забрала мою миску, отнесла ее вместе со своей к раздаче и вернулась с двумя кружками. Мы сидели, блаженно потягивая горячий напиток. По вкусу церг походил на чай. Его делают из травы, которую растят на полях. На мой вкус церг слишком душист, но здесь любят такой. — Хорошо! — сказала соседка, отставив кружку. — Нам тут нравится. Кормят, поят и не надо ходить строем. Сниматься интересно. А тебе? Я кивнул. — Меня зовут Сая. Ты – Милашка? — Это прозвище моего героя. Меня зовут Влад. — Я смотрела, как ты играешь. Мне понравилось. Обязательно посмотрю фильм. Я кивнул вновь. — Почему ты бегаешь с нами? — Вместе интереснее. Привык в армии. Ее брови поползли вверх. — Ты служил? — Я приехал с Дальнего Континента. Там мужчин берут в армию.