4 – Ты что-то там закричал про газ или я напутала? Она сидела, завернувшись в простыню, за столиком в гостиничном номере и никак не могла понять, как здесь оказалась. Но гостиницу эту она хорошо знала, в свое время, еще учась в школе, она приходила сюда подрабатывать, мыла номера, заменяя беременную знакомую и зарабатывая карманные деньги. Очень старая и грязная провинциальная гостиница советских времен, двухэтажная, с кадкой с огромной пальмой в центре холла и обшарпанной конторкой для администратора слева от двери. Сколько ни крась и ни обновляй, все равно видно, что все вокруг старое и ужасное. Сумка с деньгами, которые ей явно приснились, стояла возле кровати. Григорий, одетый и умытый, только что заказал по телефону завтрак в номер. – Какой еще газ? О чем ты? Ну ты, мать, даешь! Бутылку коньяка уговорила, про какой-то газ выдумала… Вот что творит с мозгами алкоголь! – Это еще что… – она попыталась улыбнуться, и улыбка вышла какой-то кривой, странной, – мне приснилось, что эта сумка полна денег! – Это все коньяк! Это он дурит тебе голову! Откуда у меня, простого парня, чернорабочего по уборке нечистот, деньги? – Что-что? Чернорабочий по уборке нечистот? – Нет, вообще-то я музыкант, веду хоровой кружок при заводе, но, поскольку там нет ставки музыканта и руководителя детского хора, так меня провели чернорабоч… – Все! Хватит врать! Какой ты учитель музыки? Руководитель детского хора? Что ты мне голову морочишь? И вообще, мне сейчас нужно быть дома, ко мне должен прийти жених! – Ты влюблена. Я только сейчас это понял. Что же ты мне раньше не сказала? Хорошо, давай я отвезу тебя домой. Встретишься со своим женихом. Ты список-то сохранила? – Какой еще список? – Черный, какой же еще?! В дверь постучали, Григорий, подмигнув Наде, открыл дверь и впустил горничную в голубом платье и белом фартучке. Ей было лет под сорок, платье было явно мало, и грудь натягивала материю так, что белые пуговички держались уже на вытянутых и почему-то розовых нитках. Тяжелый хвост на затылке раскачивался из стороны в сторону, пока женщина ставила поднос с завтраком на столик. – Надя? Это ты? – Горничная вдруг встретилась взглядом с Надей и замерла, словно не веря своим глазам. Это была знакомая мамы, парикмахерша Валентина. Все знали, что у нее аллергия на какие-то химические препараты, и поэтому она вынуждена была поменять работу. Значит, сейчас она здесь, в гостинице. Скорее всего, работает и администратором, и горничной, может, еще и завтраки готовит на маленькой кухне, расположенной позади банкетного зала. – Вообще-то мою жену зовут Таня, – сказал Григорий, нахмурившись. – Вы ее явно с кем-то спутали. Валентина начала водить глазами, оставаясь при этом неподвижной. Конечно, она все поняла и сразу же приняла правила этой игры, объяснения которой так никогда и не узнает. Мало ли зачем этому молодому мужику захотелось, чтобы его жену или просто подружку никто не узнал. – Да, извините. Что-нибудь еще? Григорий подошел к столику, осмотрел пустые чашки, маленький кофейник, сахарницу, булочки и масло, пожал плечами. – Ну ладно, – сказал он. – Если что понадобится, я вас еще раз вызову, хорошо? – Конечно! – вполне доброжелательно ответила Валентина, косясь в сторону Нади. – Без проблем. Завтрак, кстати говоря, входит в стоимость номера. – Что-то здесь у вас не очень-то много постояльцев, – заметил Григорий, и Надя никак не могла определить тон его голоса – то ли издевается он, то ли просто шутит или же во всех его вопросах и вообще поведении существует какой-то смысл. Он был непонятный и странный от макушки до пяток. – Да, конечно… – ухмыльнулась Валентина, – понастроили новых гостиниц, дорогих, с бассейнами, кто же к нам придет? Мы так… доживаем потихоньку. Вернее, умираем. – И что, весь этот этаж пустой? – Ну да. – То-то я заметил, что тихо. Совсем тихо. Постойте… А в соседнем номере, кажется, кто-то есть. – Нет-нет, никого. Он вообще пустой стоит и без кровати, мы его даже не запираем. А чего там брать-то? – Спасибо вам. Вы ужасно милая. Вот. – С этими словами Григорий протянул ей пятисотенную. – Мы скоро отправимся на прогулку по вашему прекрасному городу… – Скажете тоже! – хохотнула Валентина. – Прекрасный город. – У вас есть какие-нибудь достопримечательности? – Конечно, есть! Зоопарк с двумя пони и одним пеликаном да музей народных ремесел. С этими словами она, посмеиваясь, вышла из номера. Как только за ней закрылась дверь, Надя попросила Григория отвернуться и прошмыгнула в ванную комнату, принять душ и одеться. Вышла оттуда – Григория не было. – Ау! Ты где? Сумка стояла прямо возле ее ног. Она не выдержала и потянула за замочек «молнии», приоткрыла и увидела пачки денег. Евро. Вот так, значит, да? Он появился внезапно, словно возник из воздуха. – Так, быстро за мной, – сказал он, забирая поднос и направляясь к балконной двери. Легкий ветерок надувал прозрачную занавеску. – Вопросов не задавай, делай так, как я тебе говорю. Сумку, сумку бери! – Куда мы идем и что вообще происходит? – Потом объясню. Зачем-то переселились в соседний номер, позавтракали. Григорий то и дело выходил на балкон, словно проверяя что-то. И возвращался задумчивый, серьезный. – Мне страшно, – наконец призналась Надя. – Мне и кусок в горло не лезет. Ты от кого-то прячешься? – Да. Я деньги украл. Взял у одной сволочи. Мне же все равно пару месяцев осталось, понимаешь? Вот я и решил, зачем упускать такой случай?! С деньгами как-то веселее умирать, ты не находишь? Надя, услышав это, почувствовала, как кожу ее покалывает, словно в кровь запустили маленькие иголки. – Постой… – Я правду говорю. Не думаю, что за мной следят, но надо быть очень аккуратным, понимаешь? Конечно, я должен был тебе рассказать это раньше. Но ты не бойся, здесь все тихо и чисто, и никому в голову не придет, что я в этом городе. Я же просто сел на поезд и приехал сюда, в эту глушь. – А мама? Ты придумал про мою маму? – Нет, не придумал. Я на самом деле полежал немного в больнице, мне надо было сделать кое-какие анализы. Там мы с ней и познакомились. И когда она рассказала мне про себя, тебя, я признался ей в том, что украл деньги. Если бы твою мать можно было бы спасти, я бы все деньги ей отдал. Но… – Этого не может быть! Ты признался маме, что украл деньги? И что она? – Она сказала, что ты в долгах и что если денег у меня действительно так много, то я мог бы помочь тебе. И чтобы ты приняла меня, чтобы поверила мне, дала мне все эти фотографии. Теперь понятно? – Но это так не похоже на маму… – Она до последнего думала о тебе. К тому же у нас, у людей, которым осталось жить всего ничего, мозги работают несколько иначе. Мы – отчаянные, понимаешь? – И что теперь делать? Что, если тебя найдут? – Вот поэтому я и рассказал тебе все сейчас. Смотри, у тебя два варианта. Деньги я дам тебе в любом случае, и ты сможешь выкупить до конца квартиру и расплатиться со всеми. Ну и остаться здесь, в этом городе. Но можешь поехать со мной. Ты же сама видела, сколько денег. Попутешествуем, повеселимся, мир увидим… Я вот лично давно хотел увидеть Петербург. А ты там была? – Нет, не была. – Повторяю, мы можем прямо сейчас отправиться туда, но ты должна понимать, что за мной могут следить, а потому тебе находиться рядом со мной опасно. Реально опасно. Цветные картинки с видами Петербурга поплыли перед Надей, наслаиваясь одна на другую и бередя ее воображение, дразня ее. Отправиться путешествовать с красивым парнем после всего ужаса, что ей пришлось пережить здесь, в этом городе… Нет, она не верила, что это может быть опасно. Опасно оставаться в своей квартире, где каждая вещь будет напоминать ей о смерти мамы, о ее болезни, о долгах и унижениях, с ними связанных, о скупщике золота Семене Михайловиче и его сиреневых губах, о помолвке, о поминках и смерти бомжихи Наташи… – Ты возьмешь меня с собой? Можно? – Ну, если ты только будешь себя хорошо вести. – Он широко улыбнулся, показывая белые здоровые зубы. Какой же он был красивый! – Ты о чем? – Она напряглась. – В каком смысле надо себя хорошо вести? – Ох, нет-нет, совсем не то, о чем ты подумала. – Он выставил руки ладонями вперед, как бы останавливая ее предположения и опасения. – В этом плане можешь быть совершенно спокойна. Самое большое, на что я способен, это нежные поцелуи в щечку. – А ты расскажешь мне, что нужно будет делать, если тебе станет плохо? Может, укол какой-нибудь сделать или таблетку дать? Ты понимаешь, о чем я? – Никаких уколов и таблеток! Со мной будет все хорошо, у меня еще полно времени! Единственно, что от тебя потребуется, это полное подчинение. – В смысле? – Скажу – поехали, значит, надо быстро собраться и поехать. Скажу – выбросить телефон, значит, ты его выбросишь. Вернее, я извлеку из него сим-карту и все. И не задавать лишних вопросов. Да, я тоже считаю, что меня вряд ли кто найдет, потому что никто и не знает, что это именно я забрал эту сумку. Но, с другой стороны, нельзя недооценивать своих врагов. Вдруг меня кто и заметил? – А поподробнее нельзя? – Вот это точно нельзя. Никаких вопросов. Главное я тебе рассказал. Ты должна себе уяснить, что я не опасен. Я не убийца, не разбойник. Да я вообще адвокат! Серьезно! Где твой телефон? Она протянула ему мобильник, и он вытащил оттуда сим-карту, сломал ее и выбросил в окно. – Адвокат. Хорошо, пусть. А ты женат? – зачем-то спросила она, вертя в руках мертвый телефон.