– Иногда. Бывало, что у него пойло раньше времени заканчивалось, тогда он начинал названивать. Выпрашивал добавку, но я редко ему дополнительное питье привозил. – Почему? – Потому что только начни, и уже с крючка не слезешь. Будет звонить и днем, и ночью, пока не допечет. А так он знает, что больше положенной нормы от меня не получит, и растягивает на весь срок. – Когда он звонил вам последний раз, помните? – Как ни странно, помню, – ответил Максим. – Звонок был уж больно необычный, не в его стиле, поэтому и запомнил. – Что было странного в звонке? – Гуров весь превратился в слух. – Да сам повод. Он про водку даже не вспомнил. Попросил кое-что в Интернете найти. Я нашел, продиктовал ему все, что он просил. Он поблагодарил и отключился. Про спиртное так и не заикнулся. – И что же вы искали для него в Интернете? – Сведения об одном фонде. Название фонда не помню, но могу посмотреть в запросах. – «Рука помощи»? – подсказал Лев. – Кажется, да. Я не заострял внимание на названии. Продиктовал номер телефона для связи, адрес офиса и еще кое-что про директора и работу фонда. Я еще подумал, что дядя решил у них помощи просить. Ну, социальные выплаты какие-то или бесплатное лечение. – Когда это было? Максим назвал дату. Получалось, что к племяннику Димарик обратился в тот вечер, когда рассорился с Зойкой. – Больше он вам не звонил? – Нет, больше не звонил. Наверное, нужды не было, – пожал плечами Максим. – Спасибо, вы нам очень помогли, – поблагодарил Гуров. – Номер вашего телефона у нас есть, в случае необходимости будьте готовы снова приехать в отдел. – А что с телом? – поднимаясь, спросил Максим. – Надо ведь к похоронам готовиться. – С этим повремените. Сотрудники морга с вами свяжутся, когда придет время. А вот на опознание съездить, скорее всего, придется. В том, что в парке обнаружен труп Дмитрия Вертянкина, сомнений нет. Я сам опознал его. Но подтверждение родственника все равно понадобится, когда придется забирать тело, так что с этим не тяните. – Я отвезу его, – вызвался Маркушин. – Протокол составим позже. Отключив компьютер, он направился к выходу. Гуров спорить не стал. Хоть какая-то польза, решил он. Из отдела вышли вместе, там Маркушин повел Максима Вертянкина к служебной машине, а Лев отправился обратно в Управление. Там он пробыл до девяти вечера и за это время успел получить отчет о поисках Тимура Мерцхулавы от краснодарских коллег. В филиале фонда Мерцхулава не появлялся. О его приезде не знал никто из сотрудников. Служебная квартира, где обычно останавливался директор, оказалась пуста. И все же в Краснодар Мерцхулава приехал. Сотрудники ГИБДД зафиксировали его автомобиль сразу в четырех точках города. Сейчас полиция Краснодара ждала разрешения на задержание авто и самого Мерцхулавы. Выслушав отчет коллег, Гуров понял, что в ближайшее время новости от краснодарских больше не поступят. Какое-то время он сидел и рассуждал над превратностями судьбы, перебирая в памяти все моменты расследования, пытаясь понять, каким образом исправить ситуацию и выйти на Мерцхулаву. Фразу «утро вечера мудренее», он больше не произносил. Глава 10 Вечерние сумерки опустились на город, шум с улицы стих, двор опустел. Время от времени с автотрассы доносились звуки проезжающих машин. В комнате на шестом этаже у окна сидел мужчина. Свет не зажигал, не двигался и не разговаривал. Впрочем, вести разговоры ему было не с кем, в квартире кроме него никого не было. Тишину нарушало лишь мерное тиканье настенных часов да журчание воды, тонкой струйкой стекающей в кухонную раковину из неисправного крана. В этой комнате он оказался по собственной глупости, или от жадности, не важно. Важно было то, что он стал беглецом. Зайцем, спасающимся бегством от двух охотников. Квартира, съемное жилье на окраине Краснодара, угнетала своей ветхостью. Старая, отслужившая свой век мебель, заляпанные неизвестно чем дешевые обои, доисторическая сантехника на грани полного разрушения и совершенно невыносимый запах. И все же мужчина считал большой удачей, что ему удалось снять хоть такую квартиру. Он не менял позы больше четырех часов, мышцы затекли, спина горела огнем, скулы от напряжения сводила судорога, а он продолжал сидеть и смотреть в одну точку. Мозг сверлил вопрос, один-единственный вопрос, но он изматывал, доводил до отчаяния своей неотступностью, заставляя снова и снова прокручивать в голове события последних дней. Что делать? Что делать? Что делать! Снова и снова, раз за разом, пробиваясь сквозь любые мысли, любые воспоминания. Ответа он не имел, и это выглядело чудовищным. На самом деле вся ситуация казалась чудовищной. Как могло случиться, что он, Тимур Мерцхулава, мамин любимчик, везунчик по жизни, мог вляпаться в такое дерьмо? Как дошел до этой вонючей дыры? Для чего он здесь и где спасение? Спасения не было, он это точно знал, как знал и то, что возврата к прошлому уже не будет. Он больше никогда не станет прежним. Он переступил черту, пересек грань, дошел до точки невозврата, и теперь все будет иначе. Раньше ему казалось, что уж с кем, с кем, а с ним такого просто не может произойти. Ведь это он, будучи пятиклассником, получил путевку в престижный лагерь отдыха только за то, что учительница по музыке легко поддавалась лести. Это он в девятом стал кумиром всего женского состава школы, потому что вовремя сориентировался и выбрал для себя верный имидж. Не тот, который был близок ему, а тот, на который клевали все особи женского пола от семи до семидесяти лет. Он и в институт попал лишь благодаря своему умению подмаслить нужных людей. Не деньгами, нет. Деньги пришли гораздо позже, а тогда, в студенческие годы, он вылезал исключительно на своем умении попасть в правильное русло. Сказать то, что от тебя ждут, сделать то, что требуется, выбрать для реализации своих планов нужных людей. Переезд в Москву был его лучшей идеей. Главным выигрышем, прорывом в забеге под названием «Жизнь». Когда он, никому не известный сопливый парнишка, вчерашний студент, чужак, получил предложение возглавить благотворительную организацию, то воспринял это как должное. Соглашаться или нет, вопрос не стоял. Так и было задумано, ради этого он и покинул родной дом, чтобы стать кем-то, вырваться из нищеты и безвестности. Чтобы приобрести значимость, деньги и власть. Человек, нанявший его, Леонид Трифонов, оказался тем еще пройдохой. Для обогащения за счет благотворительного фонда, разрешение основать который он получил благодаря какой-то крупной махинации, о которой не распространялся, он разработал целую систему. Сотни, а может, и тысячи способов обойти законы, погреть руки на чужом горе, набить карман как можно туже. И при этом Трифонов умудрялся обделывать делишки так, что ни одна проверка не могла докопаться до деятельности фонда. В лучах его мошеннической гениальности Тимур Мерцхулава грелся не один год. В качестве директора ему приходилось общаться с огромным количеством людей, и вскоре он не хуже Трифонова научился находить лохов, душещипательные истории которых помогали увеличить приток материальных благ. Еще лучше он научился обрабатывать толстосумов, готовых отдать деньги в фонд. Именно тогда Тимур начал считать, что познал суть человеческого естества, понял главное – научись находить слабое место собеседника, и ты всегда будешь на коне. Какая нелепая идея! Какая неслыханная самоуверенность! Но ведь это работало. Много лет работало, так что же пошло не так? Где он оступился, переоценил свои возможности? Где? Он знал где. Вопрос этот, в отличие от того, который непрерывно сверлил мозг, имел точный ответ. Проблемы начались тогда, когда он заподозрил, что человек, давший ему должность, деньги и вес в обществе, пытается его использовать. Нет, даже не использовать. Он пытался его подставить, но об этом Тимур узнал намного позже. Тогда же он догадался лишь о том, что его «благодетель», Леонид Трифонов, греет руки, наживаясь на его имени куда больше, чем мог себе позволить сам Тимур. Как он об этом узнал? Очень просто. Ему было известно, какую часть дохода по договоренности мог забирать себе Трифонов, и видел, что привычки последнего стоят гораздо больше. Мерцхулава мог свести дебет с кредитом, и эти два параметра никак не сходились, когда речь заходила о нанимателе. Разумеется, разговор не о легальных доходах, а о тех аферах, которые проворачивал Трифонов. Но ведь и он, Тимур, имел доход с каждой аферы. Должен был иметь. Он думал об этом с полгода, все пытался решить, стоит ли поговорить с Трифоновым начистоту, стоит ли потребовать делить доход пополам. В конце концов, ситуация изменилась. Кто такой Трифонов для людей, сотрудничающих с фондом? Никто. Пустое место, человек-невидимка. А кто он, Тимур Мерцхулава? Все! Лицо компании, главный человек, узнаваемый в обществе, знакомый прессе и сильным мира сего! Так почему он должен терпеть, что его обдирают как липку? Поговорить с Трифоновым он так и не решился. Посчитал пустой затеей, вредной затеей. Вместо этого Тимур дождался, пока Трифонов уедет в очередную поездку в Европу, куда он мотался на отдых чуть ли не каждый месяц, и тайно нанял нового бухгалтера. Благо Трифонов давно уже не следил за перемещением кадров, так как фонд довольно прилично разросся. Это решение было первым камнем, заложенным в фундамент личной катастрофы или развала жизни Мерцхулавы. Бухгалтер оказался парнем неглупым. Он не отказался составить материальный отчет за пять лет, несмотря на то что это не входило в его прямые обязанности. Но, составив, преподнес его Мерцхулаве с предложением повысить ему оклад в три раза. В отчете фигурировали такие данные, что отказать Тимур не мог. Так он попал на удочку к бухгалтеру, но, как он считал тогда, риск был оправдан. Цифры в отчете впечатляли. Мерцхулава и представить себе не мог, что его дело, его детище, настолько прибыльно. По самым скромным подсчетам, ему доставалось едва ли десять процентов от прибыли с махинаций Трифонова. Такое положение вещей его не устраивало. Никак не устраивало. Получив на руки доказательства, он, распаленный обидой, отправился к Трифонову. Ну, как отправился? Вызвонил того и заявил, что пришло время поговорить о финансах. На встречу Трифонов приехал на новеньком джипе, что только сильнее разозлило Мерцхулаву. Он забыл о первоначальном плане попытаться решить проблему мирным путем и договориться с Трифоновым о повышении своих процентов со сделок, либо об установлении ему фиксированной выплаты в том размере, какой он укажет. Вместо этого он вывалил перед Трифоновым отчетную документацию и потребовал объяснений. Возмущение Мерцхулавы Трифонова нисколько не задело, бумаги, так скрупулезно собранные бухгалтером, он не удостоил вниманием. Мерцхулаве же он напомнил, с чьей руки тот ест, и посоветовал не зарываться. Пусть, мол, не думает, что его смазливая физия, помелькав на экране телевизора, что-то стала стоить. Таких Тимуров он десяток пучком на рынке купит, а его, Мерцхулаву, отправит по этапу. Что тут началось! Тимура, как говорится, «бомбануло». Сначала он просто орал, выкрикивая ругательства, потом начал угрожать, что, если только к нему появятся претензии со стороны прокуратуры или других органов, он сдаст Трифонова, даже паузы для вдоха не сделав. Потом принялся перечислять все случаи, когда он, Трифонов, пользовался плодами его, Тимура, труда и ни копейки ему за это не заплатил. В общем, разговор получился мерзкий, осадок от него до сих пор не прошел. И все же кое-что Мерцхулава выторговал. Когда оба успокоились, Трифонов примирительно заявил, что так и быть, повысит ставку Мерцхулавы на десять процентов со всех «мероприятий» Трифонова. На этом и разошлись. Какое-то время Трифонов и правда выделял Мерцхулаве суммы выше тех, что он привык получать. Затем Трифонов сообщил, что в сфере благотворительности наступил кризис, люди уже не так охотно расстаются с деньгами и все реже готовы тратить их на инвалидов и сирот. Тогда же он заявил, что требуется время для разработки новых проектов, свежих и креативных. Мерцхулава «мульку» не проглотил. Он снова обратился к бухгалтеру. С момента первого обращения прошло около полугода. Бухгалтер произвел необходимую сводку всех финансовых операций, проведенных за означенный период, и пришел к Мерцхулаве с готовым выводом. Вывод Мерцхулаву не просто разгневал, он его взбесил. Оказалось, что Трифонов последние полгода выводит деньги фонда на неизвестные счета. Большие суммы, очень большие. По сути, через полгода, максимум год, Мерцхулаву ожидало банкротство, а может, и того хуже. Что он мог придумать, чтобы избежать катастрофы? Мог пойти к Трифонову и снова попытаться припугнуть, что сдаст того в соответствующие органы. Мог поступить так же, как Трифонов, вывести остатки денег на «левые» счета и уйти с поста директора, пока ситуация не дошла до предела. Мог заручиться поддержкой нового бухгалтера и заблокировать все счета фонда так, чтобы Трифонову отказали в доступе к ним. Любой из этих шагов был бы намного разумнее того, который сделал он. Любой. Но в тот момент мозг Мерцхулавы, всегда такой предприимчивый и продуктивный, работать отказался наотрез. Тимур остро нуждался в простой человеческой поддержке, но так уж вышло, что, несмотря на активную светскую жизнь, близкими людьми он так и не обзавелся. Ни друзьями не оброс, ни жену не завел, ни детей не наплодил. Единственным близким человеком во всей Москве был его двоюродный дядя, Игнат Понтыш. К нему Тимур приехал после окончания института, когда решил покорять столицу. С ним единственным до сих пор поддерживал связь. Мерцхулава поехал к Понтышу, и это определило дальнейший ход событий, стало вторым камнем в горной лавине, разрушившей его жизнь. Кто бы мог подумать, что мирный семидесятилетний старик так отреагирует на взрыв эмоций племянника?.. Ход мыслей прервал вой полицейской сирены. Тимур встрепенулся, отпрянул от окна, мысли заработали в новом направлении. Где это? Откуда идет звук? Неужели во дворе? По его душу? Превозмогая страх, он заставил себя выглянуть во двор. Никого. Детская площадка освещена одиноким тусклым фонарем, отчего горка, качели и всевозможные спортивные снаряды, предназначенные для развлечения мелюзги, выглядели зловеще. Тени наползали отовсюду, превращая безобидный песочный грибок, лесенку-радугу и даже скамейку для отдыха в крадущиеся человеческие силуэты и заставляя сердце сжиматься. И снова вопрос начал долбить мозг, точно отбойный молоток. Что делать? Что делать? Что делать! Полицейская сирена повыла и замолкла. Уехали или же притаились и готовят штурм? Нет, не может быть! Как бы они узнали, что он здесь? Никто об этом не знает. Еще утром он сам не знал, где окажется, так как могли узнать они? И все же страх не проходил, паника завладела сознанием, сжимая сердце в тиски. Дышать стало трудно. – Прекрати! Ты сейчас доведешь себя до инфаркта. Тимур вздрогнул. Собственный голос напугал так, что на лбу выступила испарина. Да, хорошее дело, так и до паранойи недолго дойти. А ведь он в бегах меньше суток. Что же ждет его дальше? – Дальше будет только хуже. – Теперь Тимур намеренно произнес фразу вслух. На этот раз голос принес некоторое успокоение, и он продолжил рассуждать: – Ты знаешь, что тебя ждет. Либо тебя найдет полиция, и тогда ты загремишь на нары на много-много лет. Либо тебя найдет он, и тогда… Озвучить то, что случиться, если выйдет второй расклад, Тимур не решился. Слишком страшно, слишком ожидаемо, слишком неизбежно. Почти наверняка случится второе. Вот отчего он сидел, не шелохнувшись, несколько часов. Вот почему никак не мог найти выход из создавшегося положения, не мог ни на что решиться. Выхода нет. По сути, он уже труп. Это произойдет, рано или поздно. И скорее рано, чем поздно. – Надо убираться отсюда. Найти более безопасное место. Здесь твое появление предсказуемо, поэтому-то он тебя и нашел. Но где оно, безопасное место? Тимур не знал. Чудом было уже то, что ему удалось уйти, найти место для передышки. «Клоповник», но с крышей и стенами, и здесь можно поспать, восстановить силы. Так он рассуждал, когда отдавал плату за постой жуликоватого вида мужику, сдававшему «клоповник» посуточно. Содрал он с Тимура втридорога, но зато и вопросов лишних не задавал. И едой обеспечил. Две банки тушенки в холодильнике и фабричные сухари в плетеной корзинке. Не шик, но съедобно. Тимур понимал, что из квартиры нужно уходить. Чем дольше он сидит на одном месте, тем больше шансов появляется у его преследователей. Но куда идти? Наличных у него осталось совсем немного, банковскими картами воспользоваться он не может, даже для того, чтобы заправить машину. Сама машина тоже проблема, но с этим придется мириться. Остаться без «колес» он просто не может. Купить билет на самолет или поезд – равносильно тому, чтобы самому сдаться полиции. Нет, Тимур к этому не готов, совсем не готов. Он поднялся, на одеревеневших ногах прошелся по комнате, начал собирать нехитрые пожитки и бросил. Усталость накатила так внезапно, что он едва успел доковылять до продавленного дивана. Рухнув на него прямо поверх жидкого пледа, зевнул и провалился в тяжелый, полный тревоги сон. Ему снилось, что он идет по аллее парка. Рука опущена в карман плаща, она придерживает бутылку. Жидкость в бутылке тихонько булькает, и бульканье напоминает шепот: «Я – твоя смерть, я – твоя смерть». Звук раздражает, и он с силой сжимает горлышко. Ему хочется крикнуть: да заткнись ты! Но он сдерживает крик. Нельзя, чтобы прохожие услышали, чтобы обратили на него внимание. Прохожих почти нет, но те старушки с палками явно смотрели ему вслед. Заметили? Запомнили? Брось, это паранойя. Решил сделать, так делай. Забудь обо всем: о правосудии, о возмездии, о высшей каре. Отбрось сожаления, так надо. Кто он тебе? Никто. Да он и себе никто, запойный алкаш, до которого никому в этом мире нет дела. Сегодня ли, завтра, через месяц, он все равно умрет. Так откуда эти сомнения? Ты сирот не жалел, старикам-инвалидам не милосердствовал. Не стоит начинать сейчас. Не время. Алкаш-пропойца сидит на скамейке. Возле него сгорбился какой-то мужик. Какого хрена? Он пришел с другом? Нет, не похоже. Скорее это случайный человек, просто присел отдохнуть на ту же скамейку. Значит, придется ждать. Подходить сейчас никак нельзя. Как же тяжело ждать! Как хочется поскорее с этим покончить! Он свернул на соседнюю аллею. Чтобы не привлекать внимания, притворился, будто любуется голубями. Надо было захватить хлеб. Человек, кормящий голубей, наверняка не привлек бы внимания. Да откуда он мог знать, что в это время в парке столько народу? Не май месяц, чтобы по парку шататься, а смотри ты, гуляют люди. Второй мужик просидел недолго. Поднялся, бросил окурок, взглянул на часы и зашагал к выходу. Теперь пора и ему, а то, чего доброго, снова кто-то захочет разделить скамью с алкашом. Он обогнул дерево, пересек газон и оказался напротив нужной скамьи. Алкаш, Димарик, озирался по сторонам. Его ищет, понял Тимур. Он подошел к скамье, спросил имя алкаша. Тот представился, улыбнулся во весь рот и похлопал ладонью возле себя, приглашая его присесть. Дальше все пошло как по писаному. Какое-то время обсуждали тему встречи, потом он достал бутылку и пластиковый стакан. Димарик сразу оживился, даже не стал спрашивать, в честь какой радости «простава». Булькнул в себя первый стакан, крякнул и завел свою шарманку. Прошла секунда, и речь Димарика стала совсем невразумительной. Глаза помутнели, заслезились, а запах изо рта… об этом лучше вообще не вспоминать. Секунда – это во сне, а там время тянулось, точно резина. Тимур не предполагал, что убивать человека настолько мерзко. И страшно. Вот Димарику страшно не было, он вообще ничего не заподозрил. Не понял, что уже мертв, даже тогда, когда кожа на лице начала синеть. Как ни было страшно, а последнего вздоха Тимур дождался. К тому времени парк опустел, и он не опасался, что кто-то застанет его врасплох. Стакан он забрал. Мало ли, вдруг отпечатки пальцев остались. Бутылку просто тщательно вытер. Приложил к ладони Димарика, несколько раз сжал и отпустил. Потом ушел. Потом, как это часто бывает во сне, он вдруг перенесся из парка в комнату с круглым столом. Стол застелен пестрой скатертью с бахромой по краям, над столом раскачивается тканевый абажур. Свет от лампы пляшет по столу, скользя по фотоснимкам. Он, Тимур, стоит, сгорбившись над снимками, его душит невыносимая злоба. Подонок! Мерзавец! Жалкий ублюдок! Так вот, значит, что ты задумал? Кинуть, подставить, посадить…