Подхватив рюкзак, он запер машину и прошел мимо девушки, торговавшей у входа нарциссами. Он знал номер папиной палаты и поэтому, поднявшись на пятый этаж, не стал обращаться к медсестрам, а просто постучался в приоткрытую дверь. Моя мама стояла к нему спиной. Его словно ударило, когда она повернулась на его стук, не отпуская руки моего отца. А я вдруг почувствовала себя никому не нужной. Поймав на себе взгляд Лена, мама сначала немного растерялась, а потом выбрала самый легкий путь. – Ага, полиция тут как тут! – Она попыталась обратить эту встречу в шутку. – Лен, – только и сумел выговорить папа. – Абби, помоги мне сесть. – Как самочувствие, мистер Сэлмон? – спросил Лен, пока мама, нажимая на кнопку, поднимала изголовье кровати. – Зовите меня просто Джек, – попросил папа. – Не стану вас обнадеживать, – сказал Лен, – мы его не поймали. Папа заметно сник. Мама подложила ему под спину и шею поролоновые подушки. – В таком случае, что вас сюда привело? – спросила она. – Мы нашли одну вещь, которая принадлежала Сюзи, – сказал Лен. Он в точности повторил те слова, с которыми когда-то предъявил родителям мою вязаную шапку с бубенчиками. У мамы в голове эта фраза отозвалась далеким эхом. Прошлой ночью, когда мама смотрела на спящего отца, а вслед за тем он, проснувшись, увидел ее голову на своей подушке, оба хотели стереть из памяти ту первую ночь, со снегом, градом и дождем, когда они прильнули друг к другу, но так и не решились облечь в слова заветную надежду. Именно прошлой ночью мой папа впервые произнес: «Она к нам не вернется». Простая истина, которую давно усвоили все, кто меня знал. Но ему нужно было проговорить это вслух, а ей – услышать от него эти слова. – Мы нашли подвеску от ее браслета, – сказал Лен. – Замковый камень Пенсильвании, с гравировкой. – Это я купил, – сказал папа, – в городе, у станции метро «Тринадцатая улица». Там стоял киоск; продавец надел защитные очки и тут же выгравировал инициалы, не взяв за работу ни цента. Я и для Линдси такой же купил. Помнишь, Абигайль? – Помню, – сказала мама. – Мы нашли его около закопанного тела в Коннектикуте. Мои родители вдруг на мгновение замерли, как зверьки, вмерзшие в лед: широко раскрытые глаза молили о свободе. – Это была не Сюзи, – сказал Лен, спеша заполнить паузу. – Но можно сделать вывод, что Гарви причастен к другим убийствам, в Делавэре и Коннектикуте. Амулетик Сюзи найден в районе Хартфорда. Папа и мама следили, как Лен теребит тугую молнию на своем рюкзаке. Мама пригладила папины волосы и попыталась поймать его взгляд. Но папа думал только о подоплеке этого неожиданного визита – о возобновлении моего дела. И маме, которая едва начала обретать уверенность, пришлось скрыть, что ей невыносимо переживать это заново. Имя Джорджа Гарви лишило ее дара речи. Она никогда не знала, что о нем сказать. Ей казалось, что вечно ожидать его ареста и наказания – это все равно что приучать себя к жизни с врагом, тогда как сейчас важнее было научиться жить в этом мире без меня. Лен вытащил из рюкзака большой пластиковый пакет на «молнии». Родители заметили, как внутри что-то блеснуло. Лен протянул пакет маме, и та взяла его в руки, держа на некотором отдалении. – Разве вам это не понадобится, Лен? – спросил папа. – Экспертиза уже проведена, – сказал он. – Место находки зафиксировано, сделаны необходимые снимки. Возможно, когда-нибудь я попрошу его обратно, но пока можете оставить себе. – Открой пакет, Абби, – попросил папа. Я видела: мама на весу отодвинула язычок «молнии» и склонилась над кроватью. – Пусть хранится у тебя, Джек, – сказала она. – Это ведь был твой подарок. Папа трясущимися руками взял пакет и не сразу нащупал в нем острые уголки металла. Потом он с осторожностью извлек подвеску, стараясь не дотрагиваться до пластика. Это мне напомнило, как в детстве мы с Линдси играли в шпионов: если коснешься какого-нибудь предмета – завоет сирена, и тогда тебе несдобровать. – Вы уверены, что это он убил тех девочек? – спросила мама, не отрываясь от золотого камешка на папиной ладони. – Полной уверенности не бывает, – сказал Лен. И опять его слова прозвучали эхом из прошлого. У Лена был определенный набор фраз. Последнюю у него позаимствовал папа, чтобы приободрить нашу семью. Жестокая фраза, способная обескровить надежду. – Думаю, вам лучше уйти, – сказала мама. – Абигайль! – возмутился папа. – У меня больше нет сил. – Буду беречь эту вещицу, Лен, – пообещал мой отец. Перед уходом Лен приподнял воображаемую шляпу. До маминого отъезда у них случился роман, но какой-то тягостный. Близость во имя забвения. А ведь именно это влекло его теперь в квартирку над парикмахерской. Я отправилась на юг, к Рут и Рэю, но вместо них увидела мистера Гарви. Он сидел за баранкой рыжего фургона, собранного из кусков одной и той же модели, – чудовище Франкенштейна на колесах. Кое-как прихваченный тросом капот то и дело щелкал челюстями, угрожая встречному ветру. Двигатель наотрез отказывался превышать максимально допустимую скорость, хотя мистер Гарви что есть силы давил на педаль газа. Он провел ночь рядом с пустой могилой, и во сне его преследовало: 5! 5! 5! Проснувшись на рассвете, он двинулся в Пенсильванию. Силуэт мистера Гарви казался каким-то нечетким. На протяжении многих лет он гнал от себя воспоминания об убитых женщинах, но сейчас жертвы всплывали одна за другой. Самую первую девочку он обесчестил случайно. Что-то его разозлило – и уже было не остановиться, по крайней мере, так это виделось ему по прошествии времени. После этого она перестала ходить в гимназию, куда они оба были недавно приняты, но он не придал этому значения. Его родители то и дело кочевали с места на место, и он подумал, что одноклассница тоже куда-то переехала. Он раскаивался в изнасиловании этой тихони, которая, кстати, даже не пикнула, и считал, что вскоре оно у обоих выветрится из памяти. Его толкнула к ней какая-то неведомая внешняя сила. Когда все было кончено, она еще несколько мгновений смотрела на него в упор. Бездонными глазами. Потом натянула порванные трусы и прижала их пояском юбки, чтобы не спадали. Ни один из них не произнес ни звука, и она ушла. Тогда он порезал себе руку перочинным ножиком, чтобы легче было обставиться, если отец спросит, откуда кровь: вот, мол, смотри – и вытянуть руку. Случайно порезался. Но вопросов не последовало; никто его не искал. Ни отец той девчонки, ни брат, ни копы. Тут я узрела очередное видение мистера Гарви. Рядом с ним возникла все та же девочка, которая умерла через пару лет после того случая – сгорела, когда ее брат заснул с сигаретой. Она расположилась на переднем сиденье. Я подумала: неровен час, он и меня начнет вспоминать. Единственное, что изменилось с того дня, когда мистер Гарви привез меня к Флэнагенам, – это ограждение из крашенных суриком стоек. И еще: по некоторым признакам стало видно, что клоака распространяется вширь. Южная стена сторожки покосилась, а крыльцо медленно, но верно уходило под землю. Рэй предусмотрительно припарковался на другой стороне Флэт-роуд, под буйными зарослями кустарника. Но «шевроле» пассажирской стороной нависал над бордюром. – Куда подевались Флэнагены? – спросил Рэй, выходя из машины. – Папа рассказывал, что корпорация, которая выкупила землю, предоставила им другой участок, и они снялась с места. – Как-то здесь неуютно, – поежился Рэй. Они перешли пустынную дорогу. Над ними синело небо с редкими облаками. С того места, где они стояли, можно было различить задворки автомастерской Хэла по другую сторону железной дороги. – Неужели здесь до сих пор обретается Хэл Хэклер? – спросила Рут. – Помню, я от него тащилась. Она повернула в сторону котлована. Дальше они шли молча. Рут двигалась по спирали, огибая края. Рэй ступал за ней след в след. Издалека мусорный коллектор выглядел совершенно безобидным – как большое заросшее болото, даже слегка подсохшее. Но если приглядеться, создавалось впечатление, будто здесь кончается земля и начинается какая-то зыбь горчичного цвета. Мягкая и бугристая, она засасывала все, что нарушало ее границы. – Не боишься провалиться? – спросил Рэй. – Мы с тобой не тяжелые, – ответила Рут. – Если почувствуешь, что тебя затягивает, – дальше ни шагу. Наблюдая за ними, я вспоминала, как держала Бакли за руку в тот день, когда мы отправились «на похороны холодильника». Пока папа беседовал с мистером Флэнагеном, мы с Бакли подошли к самому краю, где земля уже размягчилась, и, клянусь, я почувствовала, как она медленно проседает у меня под ногами. Похожее ощущение возникало у меня на церковном кладбище, где среди могил были кротовьи ходы. Между прочим, именно мысли о кротах – слепых, носатых, зубастых, – которые я почерпнула из книжек, помогли мне впоследствии примириться с тем, что я провалилась сквозь землю не как-нибудь, а в тяжелом стальном сейфе. По крайней мере, кротам было до меня не добраться. Рут на цыпочках приблизилась к той границе, которую про себя считала краем земли, а я в это время вспоминала, как смеялся мой папа в тот давний-давний день. По дороге домой я сочинила для Бакли целую историю. Будто бы там, под землей, есть целый городок, и подземные человечки думают, что на них сыплются дары из земного рая. – Когда к ним прилетит наш холодильник, – разошлась я, – они будут воздавать нам хвалу, потому что подземные человечки – мастера на все руки, они что хочешь соберут по частям. Папин смех выплескивался из машины. – Рути, – окликнул Рэй, – дальше нельзя. Носками туфель она уже касалась зыбкой топи, а каблуками упиралась в твердый грунт; мне даже померещилось, что она сейчас вытянет руки, примет стойку ныряльщика, оттолкнется… и окажется здесь, рядом со мной. Но сзади подошел Рэй. – Отрыжка земли, – произнес он. Мы втроем разглядывали выплывающий наружу металлический угол. – Здоровенный «Мэйтэг», шестьдесят девятого года выпуска, – прокомментировал Рэй. Но зыбь медленно выдавливала из себя не стиральную машину и уж тем более не сейф, а красную газовую плиту. – Ты когда-нибудь задумывался, где покоится тело Сюзи Сэлмон? – спросила Рут. Я хотела выбраться из зарослей кустарника, которые наполовину скрывали их серебристо-синюю машину, перейти дорогу, остановиться у этого болота, легонько тронуть ее за плечо и крикнуть: «Я здесь! Как ты догадалась? Супер! В яблочко!» – Нет, никогда, – ответил Рэй. – Это по твоей части.