– Что? – спросил он и поморщился, словно от боли, моргнул пару раз и стал будто совсем больной. – Бьянка, – тяжело выговорил он и умолк. Открылась дверь, зашла доктор Нэй. – Добрый день, Бьянка! Как себя чувствуешь? – Так, будто меня переехали, – хотела пошутить я, но решила промолчать. Папа отошел, чтобы доктор могла подойти ближе. Она взялась за висевший на шее стетоскоп, послушала мою грудь. – Наконец хорошее дыхание. А я что, плохо дышала? Или не дышала вообще? – Она – чемпионка, это точно, – глядя на папу, проговорила врач. Затем она посмотрела на планшет, который оставила на столе, пару раз стукнула пальцем по экрану. Над столом повисла смурф-версия меня, синяя и полупрозрачная. А доктор Нэй рассказала обо всех моих операциях. Их сделали, пока я была в отключке. – Твои анализы с каждым разом лучше, – закончила доктор. – Тебе осталось лишь поправиться. А это значит, придется еще полежать здесь. Отец печально посмотрел на меня, и я похолодела. Сколько же ему придется заплатить? И сколько я пропущу занятий? – Мы даем ей самые сильные болеутоляющие, какие можем в данных обстоятельствах, – сказала доктор папе, – но медсестры говорят, что девочка просыпается каждые несколько часов и пытается пошевелиться. Она на пределе безопасной дозы, поэтому сейчас бодрствует и не ощущает дискомфорта. Но ей нужен полный покой. Я не помню, как просыпалась, не помню боль. Но, судя по ужасу в папиных глазах, он видел, как я просыпалась. – Я хочу сказать, что мы пока не можем дать ей больше, а она бодрствует… В общем, вечер может быть трудным. Отец кивнул, стиснул зубы и вцепился в кроватный поручень так, что, наверное, мог бы его сломать. – Я останусь с ней на всю ночь, – сказал папа. – Ее мать приедет утром. Мы справимся. С тем доктор Нэй ушла. Папа поправил мои одеяла. А я понемногу начала ощущать тело – и поняла, о чем говорила врач и отчего так тревожился папа. Меня словно медленно погружали в лаву. Может, кто-то подумает: «Ну какие проблемы? Пусть отожжет палец на ноге или целую ступню – я выдержу». Но боль расползалась по всему телу. Я млела от боли. Было страшно даже взглянуть на папино лицо. Он не мог ничего поделать, и я страшно злилась на него за это, а потом на себя – ведь папа ни при чем, он тоже мучается, глядя на меня. А еще потому, что кругом виновата я. Когда я проснулась опять, было за полночь. Папа спал в кресле, журнал лежал на груди. Папа был в носках и похрапывал. Из-за приоткрытой двери – наверное, там комната медсестер – мне на лицо падал луч света. Я по-прежнему не могла найти кнопку вызова, но, судя по всему, опять настало время принимать обезболивающее, потому что ощущение тела снова притупилось и боль стала как погасший уголь. Мне хотелось пить, но я не решилась будить папу. Он, наверное, долго не спал. Одежда вся измята, волосы совсем перепутались – обычно он аккуратно причесывался. Должно быть, папа сидел тут многие часы, если не сутки. А ведь кто-то должен был оставаться дома с Керри. Я вспомнила: папа говорил, что утром поменяется с мамой, так что, наверное, скоро он сможет отдохнуть. Внутри себя я откровенно радовалась, что папа спит, и нельзя никого позвать. Ведь когда они поймут, что я пришла в себя и могу разговаривать, начнутся расспросы. Много расспросов. И тогда откроется, что я сделала и что во всем виновата именно я. Кто-то закрыл свет из двери и тоненько прошептал: «Привет». – Привет, – сумела выдавить я. В палату вошел парнишка лет одиннадцати в пижаме с надписью Gamer 4 LIFE[1] и халате, усеянном светящимися рисунками планет. – Кто? – прохрипела я. Больше моя глотка не сумела выдать. Слишком больно. – Я – Эй-Джи, лечусь в палате рядом, – сказал он, затем подошел ближе и замер, когда мой папа сильно всхрапнул. Парнишка явно удивился, что в комнате есть кто-то еще. Эй-Джи подошел к машине с монитором и ткнул пальцем в экран. Похоже, так здесь принято общаться с пациентами. Надо самой так делать, когда случится зайти в чью-нибудь палату – если я смогу ходить, конечно. – Я… – Ты Бьянка Маршалл. Я знаю. Видел твою карточку, когда заходила доктор Нэй. – Ох… Он ухмыльнулся. – Лонни… Элон Лоуренс, – выдавила я. Мне это далось нелегко, уж поверьте. Эй-Джи сконфуженно покачал головой, колыхнул плотной курчавой шевелюрой. – Нет, Бьянка – это ты, – медленно и раздельно выговорил он. – Мой друг… мы были в машине… ему хуже… может быть… – Хуже, чем тебе? – удивленно спросил мальчишка. – Но тебе совсем худо. Хуже, чем ты, наверное, только трупы. Я подождала. Может, он засмеется, или ухмыльнется, или скажет: мол, пошутил. Но, похоже, он говорил правду о том, что видел перед собой. А в мою макушку вдруг пришла пронзительная боль. Да, он прав: если хуже, чем у меня, – не выживают. Если бы мне могли сказать про Лонни хоть что-то хорошее – уже сказали бы. – Я могу тихонько залезть в кабинет к медсестрам и поискать его карточку, – предложил Эй-Джи. От его слов щемящий страх, который поселился где-то у сердца, чуть утих. А может, это от болеутоляющего? Запищало, машины вокруг зажужжали. Пара секунд – и я почувствовала себя чуть лучше. – Эй-Джи, спасибо. Он повернулся, и я заметила предмет у него в руке. – Что у тебя? – спросила я. – Это, что ли? – он повернулся и показал белый пластиковый обруч. – ВР-очки, ну, виртуальная реальность. Он подошел ближе, показал. – Можно смотреть кино и всякое такое, но я играю в «Майнкрафт». – Я люблю «Майнкрафт». – Да ну! – прошептал Эй-Джи. – Как здорово! – Мы с другом вместе строили миры, – сказала я, слегка удивленная тем, что могу так много говорить, и потом взглянула на ближайшую машину. А, настало время очередной дозы обезболивающего. Мальчишка моргнул и кивнул. Наверное, ждал, что я расскажу больше. – Мы сделали много деревень с разными правилами, конфигурациями и всякое такое. У парнишки просветлело лицо. – Вправду? А я раньше просто играл на выживание! Хотя тоже использую моды, и некоторые сделал сам! – Здорово, – выговорила я. – Тогда попробуй эти очки, – предложил он. – С ними точно улет! Не успела я ответить, как Эй-Джи шмыгнул ко мне и водрузил очки на голову. Дужки неприятно сжали виски. Хотя, если сравнивать с другими телесными ощущениями, – пустяк. В висках закололо, затем покалывание разлилось по лбу. И вдруг голову захлестнуло лютой болью, но я постаралась не застонать. Зачем расстраивать мальчика? Он думает, что делает мне как лучше. Открыв глаза, я с удивлением обнаружила, что больничная палата исчезла, а в очках уже загрузилась игра – наверное, встала на паузу посреди сценария, который играл Эй-Джи. – Сперва странно, – предупредил он. – Но скоро привыкаешь. Он не шутил. В самом деле, очутиться внезапно посреди нового мира и чьей-то игры – обескураживающе. И там было куда ярче, чем в больничной палате, это точно. Невзаправдашние, по-мультяшному яркие краски – зеленая, коричневая, желтая, – они почти как оплеуха после стен цвета беж. Я осмотрелась. Кажется, я угодила в лесной биом, и, если долго смотрю на что-то, начинаю к нему двигаться, причем с резким стартом. К горлу подкатила тошнота. Я закрыла глаза и глубоко задышала. Мне хотелось выгрузиться, но нельзя же такое говорить мальчугану! Надо произвести хоть какое впечатление. Но ощущать себя головой без тела не слишком приятно, честное слово. Я снова попыталась двинуться – и в желудке что-то нехорошо дернулось. – Тебя сейчас вытошнит? – спросил Эй-Джи. – …Нет… я… – Наверное, тебе пока хватит, – решил мальчишка и без предупреждения сдернул очки. Честно говоря, без них лучше не стало. От настоящего тусклого мира мне сделалось совсем дурно. Я повернула голову, чтобы не глядеть на Эй-Джи, и меня вытошнило. Затем я попыталась вытереть рот краем одеяла. Парнишка попятился к двери. Отец шевельнулся, но не проснулся. Прибежала медсестра, посмотрела на мальчишку, на меня, снова на мальчишку и затем медленно подошла, чтобы обтереть меня. Рвота застряла даже в моих волосах. В общем, я не особенно целилась. – Жуть, – процедил Эй-Джи. – Возвращайся в свою палату, – велела медсестра. – Я приду, проверю. Ты же знаешь, тебе нельзя здесь разгуливать. И тем более лезть в чужие палаты. Папа проснулся, выпрямился и попытался понять, что происходит. Эй-Джи скорчил рожу и отступил к двери. – Заходить и выходить непросто, – предупредил он и пожал плечами. – Не все могут. Но ты сможешь выгрузиться по-другому. Я покажу как. Но это, конечно, для нубов.