Пламя из леса ответило: Она потребовала: Ответом ей было: Агата наспех вывела: Вместо ответа пушечное ядро разнесло статую Софи на куски. Софи зашевелилась за ее спиной, бормоча что-то о связи плохого сна и угревой сыпи. Окончательно проснувшись, она поднялась со скамейки и, спотыкаясь в темноте, все-таки смогла зажечь свечу. Дрожащий бронзовый свет дотянулся до деревянных перекрытий церкви. Затем Софи сделала несколько упражнений из йоги, съела несколько миндальных орешков, натерла лицо сначала скрабом с грейпфрутовыми косточками, а затем чешуей форели. Закончила она свой моцион нанесением крема из какао. Софи повернулась к Агате, все еще сонно улыбаясь: – Доброе утро, дорогая! Какой у нас план? Но Агата, ссутулившаяся у подоконника, не сводила глаз с разбитого окна. Софи встала рядом. Перед ней открылся город, который буквально сровняло с землей; люди, лишенные крова, выбирались из-под огромных валунов, а валяющаяся каменная голова ее позолоченной статуи сурово смотрела на подруг со ступенек церкви. Улыбка Софи медленно погасла: – Так у нас нет никакого плана? БАХ! Дубовые двери задрожали от удара молотка, сбивающего висячий замок. БАХ! БАХ! – Убийцы! – завопила Софи. Агата побледнела от ужаса: – Но церковь – это святое место! Доски захрустели; шурупы выпали, звякнув об пол. Девочки попятились к алтарю. – Прячься! – прошептала Агата, и Софи суматошно забегала вокруг кафедры, как обезглавленная курица. Что-то металлическое лязгнуло в двери. – Ключ! – завизжала Агата. – У них есть ключ! Она услышала щелчок замка. Позади нее Софи беспомощно барахталась среди занавесок. – Прячься сейчас же! – выдохнула Агата. Дверь с грохотом распахнулась, и она резко обернулась к темному порогу. В слабом свете свечи можно было различить сгорбившуюся черную тень, которая крадучись проникла в церковь. Сердце Агаты остановилось. Нет!.. Кривая тень скользнула по проходу, мелькая в свете свечи. Агата опустилась на колени за алтарем. Ее сердце стучало так сильно, что она не могла дышать. Он же мертв! Разорван в клочья белым лебедем и пущен по ветру! Перья черного лебедя осыпались мрачным снегом над школой в далеком-далеком царстве! Но сейчас Директор школы, вполне себе живой, крался к ней, и Агата, притаившись у кафедры, сжалась в комочек… – Позиция уже непригодна для обороны, – послышался голос. Голос совсем не Директора школы. Агата выглянула из-за своей руки, за которой пыталась спрятаться, и ее взору предстал Старейшина с самой длинной бородой. – Софи нужно отвести в безопасное место, – сказал Старейшина помоложе, выглядывая из-за его плеча и приветственно снимая остроконечную шляпу. – И она должна отправиться туда сегодня же, – добавил самый младший Старейшина, поглаживая свою короткую бородку. – Куда? – выдохнул кто-то. Старейшины подняли головы вверх и увидели Софи на мраморном фризе, придавленную статуей обнаженного святого. – Так ты ТАМ пряталась?! – гаркнула Агата. – Куда вы меня заберете? – спросила Софи главного из Старейшин, безуспешно пытаясь высвободится из-под статуи. – Не беспокойся, все уже устроено, – ответил он, надевая шляпу и направляясь к двери. – Мы вернемся за тобой вечером. – Но как же атаки? – крикнула ему в спину Агата. – Как вы их остановите? – Все устроено, – повторил тот, что был посередине, следуя за старшим. – В восемь вечера, – добавил младший, семеня след в след за средним. – И только Софи. – Откуда вы знаете, что она окажется в безопасности? – запаниковала Агата. – Все устроено, – повторил главный из Старейшин и запер за собой дверь. Ошарашенные девочки стояли молча, пока Софи не завизжала: – Вот видишь? Я же тебе говорила! – Она соскользнула с фриза и сжала Агату в объятиях. – Все будет хорошо! Ничто не сможет разрушить наше «долго и счастливо»! От облегчения у Софи будто выросли крылья, и она порхала, собирая свои кремы и огурцы в милый розовый чемоданчик. Ведь неизвестно, сколько времени пройдет, пока подруга сможет навестить ее с новой порцией трав. Она оглянулась на Агату, чьи большие темные глаза не отрывались от окна. – Не тревожься, Агги. Все же устроено! Но Агата смотрела на снующих меж руин жителей, которые кидали на церковь полные ненависти взгляды, и вспоминала те времена, когда, по словам матери, Старейшины все «устраивали»… Она могла лишь надеяться, что сейчас результаты будут лучше. Перед закатом Старейшины разрешили Стефану зайти в церковь. Софи не видела его с тех пор, как он их запер. За это время он изменился: борода отросла, одежда стала грязной, а кожа приобрела землистый оттенок. Стефан явно недоедал, у него не было двух зубов, а левый глаз украшал свежий синяк. Так как его дочь была под защитой Старейшин, жители города вволю вымещали свое раздражение на нем. Софи изобразила сочувственный вид, но ее сердце ликовало. Не важно, какой доброй она пыталась быть – ведьма внутри ее все еще хотела, чтобы отец страдал. Она взглянула на Агату, которая грызла ногти в углу и делала вид, что не прислушивается к их разговору. – Старейшины сказали, что это ненадолго, – сказала Софи. – Как только те трусы в лесу поймут, что тебя перепрятали, они заявятся сюда, чтобы проверить. И я буду готов их встретить. – Он почесал свой весь в черных точках нос и заметил, как дочь передернулась от отвращения. – Я знаю, у меня тот еще вид. – Тебе нужен медовый крем, – сказала Софи, роясь в своей сумке с косметикой, пока не нашла мешочек из змеиной кожи. Однако отец неотрывно смотрел на разрушенный город, и глаза его увлажнились. – Отец? – Горожане хотят выдать тебя. Но Старейшины сделают все для твоей защиты. Тем более под Рождество. Они гораздо лучше нас всех, – мягко произнес он. – Правда, никто в городе больше не хочет продавать мне еду. Как же мы выживем?.. Он вытер глаза. Софи никогда не видела своего отца плачущим. – Ну, я в этом не виновата, – вспылила она. Стефан выдохнул: – Софи, самое главное – чтобы ты вернулась домой.