Я не обратил на его недовольство ни малейшего внимания, вытащил из пачки еще одну сигарету и сел напротив Валета, теребя сигарету в руках. Табак крошился и падал на пол, но я не реагировал на это. Одна мысль занимала меня всю ночь, копошась где-то на краю сознания, и даже во сне я не переставал об этом думать. Но сама мысль никак не могла сформироваться в конкретный вопрос. И сейчас я наконец сообразил, что именно меня тревожило все это время. – Послушай-ка, Валет… А что ты знаешь о деструктуризаторе? Так, рефлекторное сокращение мышц, взгляд, отведенный в сторону, – хорошо, что это не трогган в искусственном теле. Собственные рефлексы контролировать очень сложно. И почему этот вопрос не возник раньше? Мне подсознательно чертовски не нравилось странное объяснение, выданное нам Ямбертом. Как-то уж слишком банально оно звучало: помешать трогганам в эксперименте, стабилизировать мир-тень, попутно исключив фактор «потеряшек»… Должно было быть еще что-то! То, из-за чего так волновался Греве, решивший даже положиться на удачу в компании с нами, но ни в коем случае не бежать из тела-формы. Ему в тот раз повезло. И нам повезло, раз мы сумели вернуться домой. Но в чем же на самом деле мы приняли участие?.. – Слышал о таком устройстве, но особо ничего рассказать не могу. Я ведь обычный гражданин своей страны, а деструктуризатор – это секретная разработка… – Давай-ка ты, друг мой, не прибедняйся. Рядовым гражданам в руки портатор не попадет ни при каких условиях, – начал я ласково и внезапно заорал прямо ему в лицо: – На кого работаешь? Коля – молодец, все понял правильно и в ту же секунду оказался рядом с Валетом с дубинкой в руках. Айв попытался вскочить со стула, но получил сильный удар по бедру и рухнул обратно, взвыв от резкой боли. – Колись! – продолжал орать я, пуская слюну из уголка рта. – Иначе убью! Он поверил. Да и как было не поверить, глядя в это мгновение на меня? Бешеный взгляд, оскал на лице, красные глаза – монстр в лучшем виде! Упырь! Впрочем, я признавался себе в этом честно: начни он сейчас юлить – и я мог бы зайти далеко… дальше необходимого… – Я – резидент службы внешней разведки! Я не враг! – Так, отлично. – Коля уже заковывал айва в наручники, стараясь не выдавать своего удивления от внезапной перемены ролей. Я же сменил выражение лица на более дружелюбное и продолжил допрос: – С какими намерениями к нам пожаловали, господин резидент? – Некоторые высокие круги желают быть в курсе происходящего здесь… Не все доверяют правящему блоку. Есть и другие мнения… – Деструктуризатор?.. – Он нужен был, чтобы полностью схлопнуть ту реальность. Есть мнение, что, уничтожив мир-тень, можно уничтожить жителей Земли-ноль или, на худой конец, какую-то их часть. А согласись, одно дело – эмигрировать во враждебный мир, жители которого гостям совершенно не рады, а совсем иное – попасть в полностью подготовленный технологически, но пустой мир, который ждет новых хозяев… – Значит, основная цель – уничтожение коренного населения Земли? – Повторюсь, не все поддерживают эту позицию. Многие считают, что легче договориться. Ведь неизвестно, как на самом деле сработает деструктуризатор. Может быть, он полностью уничтожит саму планету, и переселяться будет попросту некуда… – Ага, – кивнул я, – планету, значит… – Ну и, конечно, человеческие потери – это тоже неприемлемо, – поправился Валет. – Конечно, – кивнул я. – Неприемлемо! Егоров прошелся дубинкой айву по спине. Тот вскрикнул. – Что будет с городом? – спросил я, и Коля вновь замахнулся. – Я не знаю, – быстро заговорил Валет. – Это технология трогганов. Под действием реагента включается механизм внушаемости. А дальше может произойти что угодно – зависит от того, кто произведет это самое внушение! Вы уже видели, как это бывает. Солдаты идут на смерть без сомнения, но при этом все же остаются людьми, со своими слабостями… Я вспомнил, как французы напали в окопе на Катю. Да уж, слабости у них тогда точно были, иначе попросту застрелили бы девушку и отправились дальше. Но нет, решили поразвлечься, чем себя и погубили… – Еще что-нибудь желаешь сообщить? – Я ничего больше не знаю! Я здесь, чтобы наблюдать!.. – В карцер его! – приказал я. Коля отвел айва в камеру и через несколько минут вернулся задумчивый. Он крутил в руках дубинку, словно забыв, зачем она ему понадобилась. – Это же геноцид, – наконец сказал он. – Самый настоящий геноцид. Только применить его решили не к отдельно взятому народу, а сразу, чтобы не мелочиться, ко всему человечеству! Куда там Гитлеру… тут масштаб иной! Семь миллиардов человек списать решили… Нет, Эрик, я теперь буду с ними драться, пока живу!.. – Они все там твари, что трогганы, что айвы, – подытожил я. – Никому не доверяй! – Ничего, дойдут и до них руки! Вот только дома сначала разберемся… – Кстати, – прислушался я, – кажется, в дверь стучат! Егоров взял автомат, оставив уодл мне, и вышел проверить. Вернулся он вместе с Серегой, внешний вид которого оставлял желать лучшего. Гранин был грязен, словно искупался в самой отвратительной луже, из волос его торчали какие-то ветки и трава, на щеке алели свежие царапины, а мрачное выражение лица заставило бы начать молиться даже атеиста. – Что случилось? Серега схватил со стола бутылку с водой и отпил не меньше половины, прежде чем ответил. – Все пошло совсем не так. Там, на улице, ад!.. – Что происходит? Где Влад? – Не знаю, нам пришлось разделиться. Нас атаковала толпа. Люди обезумели! Помнишь французов в том бою? Наши ведут себя совсем иначе. Они просто рвут друг друга на части! Я такого никогда не видел. Это безумие! Там, в городе, убитых и раненых уже многие сотни, и число их продолжает расти. И все это только за последние полчаса. Я едва ушел! Они, как по команде, стали выходить из домов и драться между собой. Бой без правил. Безо всяких причин. Женщины, дети, мужчины, старики. Все против всех. Я многое в жизни повидал, но так страшно мне еще никогда не было… Мы с Колей слушали как завороженные. Я живо представил себе картинку, описанную Серегой, и меня замутило. Катя! Как там она? Послушалась ли меня и сидит сейчас дома? А если нет? И проверить невозможно, связь отсутствует. Думаю, Коля тоже подумал о своих родных, потому как мы с ним синхронно переглянулись. – Даже и не думайте! – Гранин понял наши мысли даже раньше, чем мы их озвучили. – Далеко не уйдете. Они машины знаете как останавливают? Просто идут на них! Ты сбиваешь одного, второго, третьего, потом рано или поздно останавливаешься. Тут-то тебе и конец… – А если дворами? – Перехватят. Надо ждать, не высовываться. Глядишь, перебьют друг друга… Я некоторое время обдумывал этот вариант. Конечно, Гранин прав. Нужно сидеть и не лезть на рожон. Если в городе творится безумство, то рано или поздно оно пойдет на спад. Тогда и проверю Катю. Это правильно, это логично… – Нет, я должен знать, что с Катей все в порядке! – Я резко поднялся на ноги. – Постараюсь привезти ее сюда. Тут относительно безопасно. Решетки на окнах прочные, двери снаружи не отпереть, боеприпасов хватит, только с продуктами проблемы и с водой. Но я постараюсь по дороге что-нибудь прихватить… – Я с тобой! – Коля решительно взял автомат. – Моя мама… я ее предупредил ночью, но все же беспокоюсь… – Заедем и за ней, – кивнул я. – Серега, у нас разговор произошел с айвом… Я вкратце пересказал наш диалог, Гранин молча внимал, лишь под конец заметив: – Никогда им не верил! И был прав! – Ты поосторожнее тут! Не выпускай его… – Не учи папу Карло буратин стругать!.. Коля выглянул в окно и осмотрел окрестности. Все вокруг казалось спокойным. Утро дышало свежестью, машины не гудели привычно, ни одного прохожего поблизости. – Выходим! Я отпер дверь и осторожно вышел на улицу. Ни души. У здания стоял мой «аутлендер», Колин «форд», «калина» одного из ночных дежурных и «Х5» Гранина. Передок у бэхи был помят и весь в крови. Кажется, Серега вовсе не преувеличивал, рассказывая, как отравленные люди кидаются под колеса… Ворота оказались распахнуты настежь. Мы вырулили на улицу и не спеша поехали к моему дому. Я вел машину узкими улочками, стараясь не выезжать на широкие центральные дороги, логично предположив, что именно там сейчас самая высокая концентрация отравленных. Первое, что бросалось в глаза, – тела. Они лежали повсюду в самых разнообразных позах: и на дороге, и на тротуарах, и у входов в подъезды, на газонах, некоторые даже свешивались из распахнутых окон домов. Люди, несомненно, были мертвы, все до единого. Причем не просто мертвы – жестоко убиты. У некоторых отсутствовали части тел: руки, ноги, даже головы. Другие выглядели целыми, но при ближайшем рассмотрении у кого-то оказывалась сломана шея, у других – кровавая каша вместо лиц… Тем не менее время от времени мы встречали редких прохожих, спешащих по своим делам. Люди оглядывались по сторонам, шарахались от мертвых тел, огибая их. На нас никто не кидался, но это не успокаивало. Хотя, может быть, все уже позади?.. Волна пошла на убыль? Этой надеждой я тешил себя ровно до того момента, как мы свернули на Комсомольский проспект. Другой дорогой ехать пришлось бы на час больше, так что выбора у меня не было. И тут нам встретилась первая группа. Я заметил их издали – человек двадцать в грязной одежде, с окровавленными лицами – они стояли посреди проспекта молчаливой толпой. Между собой они не дрались, головой не крутили, просто стояли недвижимыми статуями, словно чего-то или кого-то ожидая. Я притормозил. Можно было еще успеть развернуться и все же попробовать поехать в объезд, но на мою общую усталость наложилось волнение за Катю, и я решил рискнуть. – Держись крепче! – предупредил я Егорова и прибавил газу. Машина послушно покатилась вперед, постепенно набирая скорость. Слишком сильно я не разгонялся, взглядом выискивая свободное для маневров пространство. Все, что я хотел, – просто проехать мимо толпы. И это мне почти удалось. Я ехал по правой полосе – на ней никто не стоял. И тут люди в толпе синхронно повернули голову к машине и побежали наперерез, безо всякой команды. Я до упора выжал газ, «аутлендер» рванул вперед, но несколько отравленных уже успели приблизиться: двое запрыгнули на капот и с пугающей методичностью принялись долбить кулаками по лобовому стеклу, еще несколько человек с бесстрастностью роботов кинулись под колеса. Машина подпрыгнула и тут же еще раз, теряя скорость. Кого-то мы переехали! – Не останавливайся! – заорал Коля, растеряв всю свою обычную сдержанность. – Дави их! Я вывернул руль вправо, затем резко влево, при этом непрестанно газуя, но автомобиль ехал тяжело, никак не получалось достаточно разогнаться, под колеса бросались все новые люди, один повис сбоку, вцепившись в дверную ручку, и пытался выбить боковое стекло. С капота один из напавших улетел в неизвестном направлении, но второй постепенно добивался своего – лобовое стекло пошло трещинами – еще несколько ударов – и он его выбьет. Я видел прямо перед собой лицо того – на капоте. Никаких эмоций оно не выражало. Бесстрастный взгляд был направлен на меня, а руки безостановочно молотили по стеклу. Обычный молодой человек, каких много – лет двадцати пяти на вид, одетый в деловой костюм баксов за триста, – начинающий юрист, а может, простой офисный работник. Но волосы его были растрепаны, а по лицу текла кровь. И больше всего пугала именно эта бесстрастность, безразличие, с которыми он действовал. Возможно, с утра он проснулся самим собой, но сейчас в нем не осталось ничего разумного. Он жил, подчиняясь каким-то новым инстинктам, среди которых отсутствовал инстинкт самосохранения. Он совершенно не дорожил собственной жизнью, готовый отдать ее за малейшую возможность добраться до нас – сидящих в машине, как и те, кто бросался под колеса, стараясь хоть немного уменьшись нашу скорость, чтобы другие смогли достать нас и остановить. Это было на самом деле страшно!.. Куда там фильмам про зомби – тут настоящие, живые люди, они гибли один за другим с пустым безразличием, оставляя кровавый след за машиной, и я ничего не мог с этим поделать. Наконец мне удалось стряхнуть молодого юриста с капота. Он улетел в сторону, беспомощно размахивая руками, но не погиб, а тут же вскочил и бросился за нами вдогонку. Еще несколько маневров – и толпа осталась позади, я тут же увеличил скорость, и только тогда понял, что все это время сдерживал дыхание. – Знаешь, – медленно сказал Коля, – лучше бы мы остались в ОВД… – Прорвемся! – Меня разобрала злость. – Не дрейфь!