— Бракованное отребье… — сплюнул он в сторону, а когда поставил меня на пол, я начал снимать пиджак и мельком огляделся. Вокруг были знакомые лица моих сверстников, что стояли уже раздетые до нижнего белья и поочерёдно вставали на металлическую круглую площадку, стойка-сканер которого быстро проезжала вокруг человека и со всех сторон окидывала его синим лазером. Мы находились в мрачном помещении с какими-то старыми компьютерами на стене слева, тусклым жёлтым светом с краёв потолка и металлическим полом, на котором змеями валялись провода. Позади нас была металлическая дверь, возле неё, сидя на стуле, скучающе зевал охранник. А спереди, куда подходили некоторые мои знакомые, за столом рядом со сканером сидела за столом тётка с металлической рукой и лысой головой и что-то тыкала по голографическому экрану. А перед ней стоял тот самый дядька, что недовольно наблюдал, как я раздеваюсь. Ещё не выйдя полностью с полусонного состояния, я встал последним в очередь и стал ждать, стыдливо отворачивая голову от нижнего белья полуголой девушки моего возраста, но с округлившимися уже формами. Прикрыв глаза, я опять взглянул на строчки стабилизации своего тела: Стабилизация мозговых импульсов… 56.4%… 56.7%… Стабилизация гормонального фона… 42.1%… 42.2%… С каждым процентом мне всё легче видеть и воздействовать на свой нейроинтерфейс. После того, как в наш дом ворвались федералы, мне практически сразу вкололи в шею порцию лишающего эмоций препарата. Я помню лишь кричащую мать, что тянулась к нам, когда её держали военные, и свою сестру, плачущую рядом со мной. «Стойте! А сколько я провёл в том детдоме⁈» — спохватившись, подумал я и с усилием сфокусировал внимание на верхнем правом краю нейроинтерфейса, где находилась текущая дата. — Как… — потрясённо прошептал я с покрасневшими глазами. Я провёл в детском доме практически год. Нас схватили в августе девяносто девятого, вскоре после моего дня рождения и установки мне системы «Зодак». Мне сейчас тринадцать лет! Год прошёл словно в тумане, по ощущениям, за месяц! — Следующий! — выдернула меня из нерадостных размышлений женщина, что сидела за столом. Я робко встал на холодную металлическую площадку и с бьющимся, как барабан, сердцем стал ждать. Страшная лысая тётка недовольно поглядела на меня своими прожигающими зелёным электронными глазами, а стойка вокруг начала сканировать моё тело синим лазером. Даже ощущалось лёгкое неприятное чувство, будто каждую клетку просвечивают. Когда сканирование прошло, она удивлённо взглянула на меня и обратилась к тому дядьке: — Андрей, глянь-ка на этого экземпляра. — Ну что опять не так, Эля?.. — закатив глаза, шикнул он и подошёл ближе. — У этого мальца установлен какой-то имплант в нижнем отделе мозга, размером с горошину. Предположительно, это какая-то редкая модификация станции производства наноботов, — монотонно проговорила она, а я покрылся липким страхом. Что со мной будут делать, если узнают, что у меня установлен модуль производства нанитов и Зодак редкой десятой версии⁈ Да меня просто на опыты пустят! Либо сделают из меня киборга! Непонятно, правда, зачем… «Ладно, надо успокоиться. Я ведь умный, в двенадцать лет в лёгкую усвоил громадные образы полной школьной программы и начального университета для граждан второй категории… Поэтому что-нибудь придумаю», — судорожно думал я, успокаивая себя. Но дядька с отвращением оглядел меня и, повернувшись, загоготал: — Ха-ха-ха! Над этими болезными как только не поиздевались в подпольных лабораториях! Неужто ты думаешь, Эля, что ему установили восьмой Зодак? Черепушка мелкого бы взорвалась, как арбуз! — Так-то оно так, — скептично усмехнулась женщина. — Но имплант всё равно странный. — Сканер обнаружил наноботов или нанитов? — вскинув брови, спросил он. — Ни того, ни другого нет, — покачала она головой. — Это значит, что у него установлен порожняковый имплант, из-за которого он отхватит себе к совершеннолетию опухоль мозга! Кончай демагогию! — махнул он рукой и повернулся ко мне. — Свалил со сканера и на выход отсюда, отброс! — рявкнул на меня, показывая рукой на автоматическую дверь, куда поочерёдно входили мои сверстники. — Д-да… — покрываясь холодными мурашками, я спешно отправился к двери, которая резко отъехала в сторону. Сразу за ней в длинном коридоре меня ждали двое… старшеклассников? Наверное, лет по восемнадцать. Они были одеты в коричневые комбинезоны с карманами на бёдрах и в коричневые кожаные плащи. Один светловолосый, как я, а другой вроде шатен. — Наконец-то! Сколько можно тебя ждать, бестолочь мелкая, — прошипел светловолосый и, грубо схватив меня за шею сзади, подталкивая, потащил по коридору. — Да отпустите! Я сам пойду! — жалобно воскликнул я. — Ого! Петро, а он более разговорчивый. Неужели Аутерий на него совсем не действует? — гоготнул второй, короткостриженый шатен. — Он бракованный. Скорей всего, быстро выветривается у него эта отрава, — спокойно сказал тот, что держал меня, и сразу же отпустил, отталкивая. Но не успел я обернуться, как он толкнул меня ботинком в спину, да так, что я, спотыкаясь, пробороздил рифлёный металлический пол коридора практически лицом. — Смотри, не помни его. Если он сляжет, Захар тебя спустит в щели Зелоидов вместо него, — ухмыльнулся второй. — Разберусь без тебя, Саня, — хмыкнул светловолосый и, подойдя ко мне, со всего маха зарядил мне ботинком в живот. В глазах тут же потемнело, а грудь от удара сдавило тисками. Было не столько больно, сколько страшно и ужасно горько от того, куда я попал. Даже когда был в полудрёме, я чувствовал от окружающих меня взрослых холодную безразличную жестокость. Но это место отчётливо даёт понять, что я тут просто никто, щенок, в прямом смысле собачей породы. И удушить меня им ничего не стоит. Так же просто как выкинуть в мусорку отработанный пищевой контейнер. — Мама… — прошептал я и, не удержав слезы, тихо расплакался, хватаясь за грудь. — Э-э, Петруха! Он нюни распускает! Как мелкая девка! — загоготал второй и слегка пнул меня в плечо, поваливая набок. — Какое ничтожество… — фыркнул другой, схватил меня за волосы и силой поставил на ноги. — Прекращай реветь, отброс! Это тебе не интернатовский курорт в Германии! Будешь пускать сопли — тебя отпинают твои же сверстники! Ты понял⁈ — прошипел он и дал мне несильную пощёчину. — Да-а… — вытирая слезы, выдал я. — Шагай вперёд, плакса, пока пинка не отвесил! — опять прошипел светловолосый, и я сразу двинулся прямо по коридору, скрючиваясь и хватая себя под локти. Первые метров десять я шёл не думая ни о чём, просто цепенея от страха и удерживая себя от того, чтобы повторно не расплакаться, как «девчонка». Но я вспомнил мамины слова: «Наш мир очень жесток, Илюша. Ты должен стать сильнее всех, но оставаться добрым, во чтобы то ни стало…» И это подействовало. Мама как знала, что нашу подпольную базу «Великой Руси» рано или поздно раскроют, и потому проводила в лаборатории по двенадцать часов безвылазно за исследованиями какого-то Заборского. Как она рассказывала, это российский биоинженер и нейропрограммист, который во время войны с инопланетянами работал над улучшением недавно изобретённого на тот момент нейроинтерфейса под названием «Zodak». Он позволял управлять своим обменом веществ, запоминать десятки книг наизусть за секунды и в конечном итоге проводить коррекцию генома, чтобы выращивать бионические импланты прямо в теле. Один из них у меня уже установился — «модуль производства нанитов». Наниты — в отличие от примитивных наноботов — выращиваются из биоматериала и металла прямо в теле. В зависимости от их концентрации, они могут до крепости стали укреплять кожу, кости и мышцы, регенерировать отдельные участки тела в десятки раз быстрее, чем наноботы. И говорят, даже помогают менять облик… — Стоять, плакса! — рявкнул тот, что Петро, когда мы завернули на перекрёстке направо и я остановился как вкопанный, но полностью успокоившийся. Он прислонил ладонь к считывателю, и дверь отворилась вправо. За ней находился большой зал с различными людьми, взрослыми и подростками. Мои сверстники, одетые в аналогичные моим провожатым коричневые комбинезоны, но с серыми дождевиками, стояли кучкой в левой стороне, а взрослые, в такой же одежде, сидели на скамейках и слушали, что говорит дядька в военной чёрной форме. —…спускаясь вниз, вы обязаны вернуться минимум с тремя энергосферами или с сорока килограммами Радоида! Если норма не будет выполнена, то вы лишаетесь… — говорил он спокойным голосом, звук которого исходил от ржавых стен. — Надевай! — шикнул на меня Петро и всучил мне какие-то коричневые тряпки, которые достал из металлического шкафа прямо возле входа. Схватив одежду, я стал в спешном порядке натягивать её на себя. Она слегка чем-то пованивала, но озвучивать свои недовольства я не рискнул. —…у кого имеется нейроинтерфейс хотя бы шестого поколения, тому будут сброшены образы системы пещер Зелоидов и, разумеется, с подробной инструкцией того, что необходимо добыть, награды и штрафов. Что касается разведки, — он поглядел на подростков, а затем нашёл взглядом меня, когда я уже накидывал на плечи дождевик. — До завтра молодняк отходит от Аутерия, а потому я повторю инструктаж утром! Старшинам — отвести подростков в их секции! — рявкнул он, а я поглядел на Петро. — Чего смотришь? Хочешь к нам в группу? — вскинул он бровь. Я испуганно попятился назад, а второй заржал. — Петруха, зачем нам сдался этот ссыкун? Он же и неделю не проживёт, забьётся в угол и помрёт от метановых отложений или от блуждающей ловушки. — Зато Захар ничего не скажет, — фыркнул тот и взглянул выше меня. В это время к нам подошёл хмурый черноволосый и с острой бородкой дядька в аналогичном комбинезоне, как и у двоих моих мучителей, но с чёрным плащом за спиной. Позади него шли пацан и девочка моего возраста, Аутерий у них ещё даже близко не прошёл. Он пройдёт к утру, после сна, если на ночь не принять инъекцию. — Нормальный? — осведомился дядька, глянув на меня. — Вроде, Захар. Аутерий практически выветрился. Должен быть вынослив, как бычок, — кивнул Петро. — Хорошо. Пошли, покажем им их лёжку. Трое повели нас по однотипным коридорам с рифлёным железным полом и ржавыми стенами. Коридоры напомнили мне нижние уровни нашей базы на западе Беларуси. Тётка Виола рассказывала, что наша база это бывший бункер со времён войны с Зелоидами. — Как вас зовут, мелкие? — обратился к нам Захар, пока мы шли. — Злата, господин. — Джозеф, господин, — монотонно ответили мои сверстники, а я немного замешкался. — Э-э… Илья меня зовут… господин, — ответил я, опустив взгляд и продолжая следовать за взрослыми. — Видно действие Аутерия совсем прошло. Неплохо, — хмыкнул Захар. — Ты русский? — Да. Моя фамилия Чернов, — подтвердил я и взглянул на него. — Я Захар. Будем знакомы, светлый Черныш. Завтра вам предстоит опасная работа. Слабые духом здесь не выживают и недели. Запомни это… — Господин… а, — хотел я к нему обратиться.