— Ариан, ты… — Конечно, я буду с тобой! Ни на минуту не оставлю! — пообещал парень и протянул ей носовой платок. — Шурка, ты знаешь, что произошло? — обернулась Юля к подруге, вытирая платком мокрое лицо. — Мама моя говорит, деду Прохору плохо с сердцем стало, наверное, инфаркт случился! «Скорая» приехала, но было уже поздно! Не успели! Это все, что я знаю, — негромко поведала Шурка. Девушка смогла лишь кивнуть. У деда действительно были проблемы с сердцем, и давление то и дело повышалось. Ему нельзя было волноваться, а он…Вспомнился подслушанный несколько дней назад разговор деда и дяди Славы, и слезы снова подступили. Сердце свое дед еще в детстве надорвал, разве ж мог ребенок выдержать все те горести, через которые прошел? Да и потом, знал ли хоть когда-нибудь Прохор Емельянов покой? Был ли он хоть чуточку счастлив? Юльке вспомнилось, как мама впервые привезла ее в деревню, когда ей было лет пять, а то и больше. И как дед, подхватив ее на руки, подбросил вверх, а она засмеялась, а потом обхватила ручками его за шею и не хотела отпускать. Она была любимицей деда, старшей, первой внучкой, к тому же ближе других стала, ведь последние три года постоянно была рядом. Страшно, невозможно представить большой бабушкин дом и отлаженное хозяйство без деда, а уж как теперь ей переступить порог? Ведь она даже не попрощалась с ним! Более того, дед не одобрял ее поведение и, возможно, с этим самым осуждением и умер. А она… Юлька зажмурилась и прикусила нижнюю губу, пытаясь совладать с собой. Она бы все отдала, только бы не ходить в Сиреневую Слободу, не видеть всего того, что последует за смертью деда, не участвовать в этом и не переживать. Но выбора у нее нет. Надо возвращаться домой. — Ты готова? — спросил Ариан, подождав еще немного и давая Юльке возможность собраться с силами. Она кивнула в ответ и поднялась. Старовойтов предложил поехать в деревню на машине, но Юля отказалась. На самом деле ей очень хотелось, чтобы дорога до дома стала бесконечной, но не прошло и получаса, а они уже были у знакомых ворот. У дома стояли машины. Все родственники были в сборе. На мгновение мелькнула мысль, а уместно ли присутствие Ариана в их доме сейчас? Но Юля лишь крепче сжала ладонь парня, понимая, без него она ни за что не вернулась бы. Ушла бы куда глаза глядят, только бы подальше отсюда. Было страшно… Привычный уклад жизни, безмятежность и незыблемость, которые дарил ей этот дом, утекали как вода сквозь пальцы. И уже никогда не будет как раньше. Юля еще не знала, что время лечит все. Ей еще не приходилось переживать невосполнимых потерь, именно поэтому смерть деда так сильно подействовала на нее, став настоящим потрясением. Во дворе у дома уже стояла крышка гроба, а на крыльце курили дядя Слава и Ваня, тетушкин муж. Они молча расступились, когда она поднялась на крыльцо. Юля хотела что-то сказать, но не смогла произнести и слова. Тугой ком, застрявший в горле, мешал говорить, да и что можно было сказать? Мужчины тоже промолчали, просто кивнули ей, но во взгляде Емельянова-младшего что-то почудилось девушке. Укор? Неодобрение? Обвинение? Чувство вины поднялось в душе Юли с новой силой. А вдруг это она виновата? Как-то сразу вспомнилось все, что происходило за последние две недели. Беспокойство бабушки, настороженность деда, ее вопросы и желание докопаться до правды. А потом еще и разговор, который она услышала у окна. Как же беспечна и настойчива она была. А дед… Страшно представить, как он переживал и боялся, что его прошлое ляжет темным пятном на детей, внуков. Дядя Слава что-то говорил о сроках давности, которые истекли, но, наверное, для деда это было слабым утешением. Да и не тюрьмы он боялся, осуждения. И если бы не Юлька, разворошившая ту давнюю историю, может, и не лежал дед сейчас в гробу. Девушка зажала рот ладонью, боясь снова расплакаться. Если б только можно было все вернуть, она бы ни за что, никогда… В зале толпились родственники и соседи, а у гроба сидела бабушка, Танька и жена дяди Славы. Юля лишь мельком взглянула на застывшее лицо деда и, надеясь остаться незамеченной, прошмыгнула в свою комнату. Тут самообладание покинуло ее. Она прижалась к стене, и плечи ее снова затряслись в рыданиях. — Это я виновата… — сквозь слезы, заикаясь, твердила она. — Все это из-за меня… — Юль! Юль, перестань, — Старовойтов обнял ее, прижимая к себе. — Твой дед был пожилым человеком, который прожил долгую трудную жизнь. — Нет, ты не знаешь, это все из-за меня… Это я… Они меня просили… А я не слушалась… — сквозь слезы твердила она. — Юлька, успокойся… — парень чуть отстранил ее от себя и стал вытирать ладонями слезы. В это самое мгновение дверь в комнату распахнулась, и на пороге показался Шарапов. Девушка обернулась и вздрогнула, попытавшись отстраниться от Ариана. — Значит, мне не показалось, ты действительно вернулась, — произнес мужчина холодно и бесстрастно. — Уходи отсюда, — переведя взгляд на Старовойтова, сказал он. — А ты сейчас же поедешь домой, а через неделю вместе с нами вернешься в Германию! — он говорил негромко и вкрадчиво, впиваясь в нее взглядом. — Я говорил Марине, тебя нельзя отставлять одну, по наклонной пойдешь! Ничего, я займусь твоим воспитанием! — пообещал Шарапов. — Идем! — он протянул руку, собираясь коснуться ее, но девушка отшатнулась. — Тебе нечего тут делать! Побудешь с Настасьей дома, присмотришь за младшими детьми! Я сам отвезу тебя… — Нет, — прошептала Юлька. — Я никуда с тобой не пойду, ни в какую Германию не поеду… — Что? — нахмурился мужчина, шагнув к ней. А девушка, не до конца понимая, что делает, спряталась за спину Ариана, который стоял, словно окаменев, и не спускал прищуренного взгляда с мужчины, симпатичного и импозантного Юлькиного отца, не понимая, что же его опять, как и в первую встречу, беспокоит! Возможно, Шарапов был зол, поэтому так и разговаривал, но поражало поведение его маленькой подружки. Она боялась его… Он бил ее, что ли? Может быть, поэтому она и не поехала в Германию? — Простите, но мне кажется, сейчас не место и не время заниматься воспитанием! У Юли дед умер, в город она не поедет… — заговорил Старовойтов, и тон его голоса изменился. В нем зазвучали стальные, решительные нотки. — Не может она уехать, потому что любила деда, понимаете? А я не могу ее оставить, потому что она нуждается в поддержке, так что придется вам стерпеть мое присутствие! Это, во-первых! А во-вторых, вероятно, вы забываете, что дочь уже совершеннолетняя, поэтому сама вправе решать, где ей быть, жить и с кем общаться! — Что? — снова повторил Шарапов, не ожидая подобного. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы в комнату не вошла Татьяна. — Юля? Слава Богу, ты пришла. Мама спрашивает о тебе все время. Шарапов, не произнеся больше ни слова, развернулся и вышел. Тетушка и племянница обнялись, и какое-то время так и стояли, замерев. Ариан огляделся и увидел раскрытый альбом на краю столика, тот самый, который они нашли в водонапорной башне. Юля забрала его домой, намереваясь показать деду или бабушке, а потом они к этой теме уже не возвращались, и Старовойтов не знал, видели ли ее родные фотографии. Парень подошел к столику и перевернул страницы. Кто-то вытащил несколько фотографий из альбома. Они выпали на стол, и Ариан обратил внимание, что на всех снимках была запечатлена Анастасия Четвертинская. Это показалось странным. Он вложил фотографии в альбом и обернулся к девушкам, которые присели на кровать. Взгляд Юльки растерянно блуждал по комнате, Татьяна сосредоточенно рассматривала свои ладони. — Мама говорит, ты не была дома несколько дней, — нарушила молчание тетушка. — Я была в Сиренево… Я не могла… Мне нужно было… Дед из-за этого умер? — заикаясь, спросила девушка, не поднимая глаз. — Нет, что ты, Юля! — запротестовала Татьяна. — Ты же в курсе, у него были проблемы со здоровьем! Я не знаю, что здесь произошло! Дома родители остались вдвоем. Марина уехала в город, тебя тоже не было. Но что-то точно случилось, спровоцировало приступ. Что-то настолько сильное, что сердце его не выдержало… — Но что? — обернулась Юлька к родственнице. — Славка знает, я уверена, но он молчит. А мама сейчас в таком состоянии, ей не до разговоров. — Может, все дело в этом альбоме? — спросил Ариан. — Юль, ты ведь не показывала его бабушке и деду? — Нет, не успела… — растерянно призналась она. — Я оставила его на столе и забыла. — Но его явно кто-то рассматривал, даже фотографии вытаскивал, чтобы лучше рассмотреть. — Но что такого мог увидеть дед на этих снимках? Старых знакомых? Ведь мы допускали, что он мог знать Четвертинских, пусть ему тогда было лет пять, но все же… — Боже, прошло столько лет… — вздохнула Танька. — А можно мне взглянуть? — попросила тетушка. — Конечно, — Ариан протянул ей альбом. Женщина взяла его и, помедлив немного, развернула. Татьяна внимательно разглядывала фотографии, на каких-то задерживаясь дольше, какие-то пролистывала. А Юля и Ариан не сводили с нее глаз. — Какие они все красивые, — задумчиво произнесла тетушка. — Особенно женщины из рода Четвертинских, взгляд, осанка… Сразу видно, из благородных. Аристократы. Какое красивое колье. Такой необыкновенный цветочный узор. У Марины я раньше видела похожее кольцо. Точно, с розовыми камнями, кажется, аметистами… Юля вдруг почувствовала, как что-то обрывается в ней. А она все вспомнить не могла, где видела похожее кольцо. Но откуда оно у мамы? Что все это значит? Что произошло девятнадцать лет назад? Шараповой стало страшно по-настоящему, потому что она отчетливо поняла, к той истории причастен не только ее дед, но и мать. Юля не сразу смогла поднять глаза, боясь встретить задумчиво-настороженный взгляд Ариана. Он смотрел на нее, не отрываясь, а на лбу отчетливо прорезалась морщинка. Вероятно, он пытался понять и собрать воедино все, что им удалось узнать, но пасьянс не желал складываться в четкую картинку, потому отсутствовали важные детали, о которых им могли поведать теперь уж либо бабушка, либо Юлькина мать. Придется поговорить с ними обеими, вот только захотят ли они хоть что-то рассказать? Татьяна захлопнула альбом и протянула его Ариану. Какое-то время они сидели молча, каждый думая о своем. Потом тетушка вздохнула и поднялась. — Ты останешься? — спросила она племяшку. Та лишь покачала головой. — Я не могу… Просто не могу сейчас… Я вернусь завтра утром. Можно я не приду ночевать? Татьяна молча кивнула. — Надеюсь, дед простит меня. — Юль, ну что ты, правда! — перебила ее женщина. — Наверное, так даже будет лучше! Не надо тебе через все это проходить. Малые и вовсе в городе с Настасьей остались! Может, вам поесть собрать? — Нет, не надо, — отказалась Шарапова и крепко обняла тетушку. Они миновали зал, прячась за спину соседей и родственников, которые все прибывали, а на кухне столкнулись с Шараповым, который, увидев их, собрался остановить, возможно, даже силой, но, встретив взгляд Ариана, отошел в сторону, освобождая дорогу. До Сиренево шли молча. В тишине поднялись к ротонде и, минуя заросли сирени, вышли к малому пруду. Юля опустилась на поваленное дерево, а парень отошел, понимая, что ей хочется побыть одной. Он не хотел мешать, тем более самому нужно было подумать. Старовойтов поднялся к усадьбе, чтобы сварить кофе, позвонил в Москву и, прихватив плед, вернулся к пруду. Парень заботливо набросил ей на плечи плед, протянул кружку с кофе и стал собирать сухие ветки и сучья. Усадьбу укрывал душистый вечер. Над прудом легкой дымкой клубился туман. Парень быстро разжег костер, и к верхушкам вековых деревьев взвился дымок. — Ариан, — наконец заговорила Юля, когда он опустился на землю, прислонившись к шершавому стволу, и потянулся к своей кружке с кофе. — Мне нужны цветы… Это ведь неправильно, что я вот так… На похороны обычно приходят с цветами. — Я попрошу ребят, они съездят в город, купят гвоздики, не волнуйся об этом! — ответил он, не сводя взгляда с ее лица… Она не обернулась к нему. Ни разу после того как они покинули дом Емельяновых, не подняла глаз. — Спасибо тебе, — отозвалась девушка, закусив губу. — Совершенно не за что, — произнес он. — Юль, не отдаляйся от меня, не замыкайся в себе. Поговори со мной! Я ведь твой друг, помнишь? Я с тобой в любом случае. — Не уверенна. — Ты о чем? — Ариан, знаешь, я ведь не сказала тебя главного. Мне кажется, дед причастен к смерти Четвертинского! И это не мои домыслы… В тот вечер, когда вернулась домой с альбомом, я услышала, как дед разговаривал с дядей Славой… Дед беспокоился, а дядя пытался уверить его, что та история давно в прошлом. Вроде как срок давности вышел, но деда не это беспокоило. Они упоминали Сиренево. Я не хочу верить, но, как бы страшно это ни звучало, наверное, мой дед убил Сергея Четвертинского… — прошептала она, кусая губы, в надежде не заплакать опять. Ариан ничего не ответил. Он сидел, словно окаменев, и не знал, что можно сказать в ответ на подобное признание. Тяжело и больно было думать о дяде Сереже, Анастасии Александровне и о Прохоре Емельянове, которому пришлось столько пережить. Старовойтов не мог ни судить, ни оправдывать. Он предпочел бы всего этого не знать. И тем более не хотел, чтобы отголоски той страшной беды, которая случилась здесь, легли на плечи восемнадцатилетней девочки. — Юля, расскажи мне о своих родителях, — попросил Ариан. — А… дед? — обернувшись, она растерянно посмотрела на него.