— Прости, — только и смогла сказать она и, отвернувшись, побежала к входным дверям, боясь, как бы он не удержал ее. Глава 15 Юлька почти не спала в ту ночь, только под утро впала в некое подобие забытья. Ей всегда плохо спалось в чужом доме, но сейчас дело было не только в этом. Девушка никогда не испытывала такого стыда, как этой ночью, стоило только вспомнить о поцелуе Матвея, своих ощущениях, а потом и о предложении отправиться к нему! Она полночи корила себя, что вообще согласилась поехать с ним. И за то, что позволила себя поцеловать. Отвратительна была сама мысль, что она вызывает у мужчин только похотливое желание переспать с ней. Шарапов, Кирилл, теперь еще и Матвей, да и мало ли будет еще таких, вот только не Ариан… При мысли о Старовойтове ее глаза наполнились слезами. Было обидно и больно, а еще бесконечно одиноко. И оттого, что уже ничего не изменить, хотелось бежать без оглядки домой, в Сиреневую Слободу, и все навсегда забыть. Сон сморил ее ближе к утру. И, кажется, почти сразу был прерван негромким стуком в дверь. — Войдите! — пробормотала девушка, не в состоянии открыть глаза. — Доброе утро, Юлия Владимировна! Я принесла завтрак, Ариан Андреевич просил не будить вас рано, хотел дать возможность поспать. Господа уже позавтракали! Я оставлю поднос на столике в будуаре. Мне нужно забрать наряд, который вы приготовили для сегодняшнего торжества. Я отутюжу его и верну через час! К нам приехал парикмахер, Анна Владимировна просила уточнить, вы хотите, чтобы сделали прическу? — негромко говорила горничная, передвигаясь по комнате. — Нет, спасибо! Прическу я сделаю сама. А платье возьмите в шкафу. Вы не перепутаете, там больше ничего нет! — отозвалась Шарапова, не размыкая глаз. — Хорошо, я все передам Анне Владимировне! Горничная забрала платье и вышла, а Юлька зарылась лицом в подушку. — Юлька!!! — кажется, девушка все же провалилась в сон, когда услышала над собой возмущенный окрик Ариана. Она подпрыгнула на кровати, глядя на него испуганными, широко распахнутыми глазами, спросонья не совсем понимая, что происходит. Гладковыбритый и причесанный, в черных брюках и накрахмаленной сорочке, он стоял над ней, скрестив руки на груди, и улыбался. — Нам уже уезжать, а ты спишь! — Можно я никуда не поеду? — заканючила она, как маленький ребенок. — Я спать хочу! — А ночью ты что же, не спала? — Неа, друг твой возил меня на свидание! Матвей! — уточнила она. Ариан удивленно вскинул брови. — Вот как? А я-то думаю, куда Гончаров пропал. Надеюсь, вы хорошо провели время? — с легкой иронией осведомился Старовойтов. Юлька запустила в него подушкой. — Ты на что сейчас намекаешь? — возмутилась она. — Он грубый, самоуверенный болван! Мне такие не нравятся. — Даже так? Эко ты переборчива, подружка. — Иди ты, — только и сказала Юлька. — Уверена? А то бы я мог помочь тебе одеться! Горничная платье тебе прислала, оно очень красивое. — Спасибо! — ответила она и состроила ему рожицу. — Иди, я скоро спущусь. И поднос забери, я не буду завтракать! Оставь только кофе. — Что-то мне не нравится твое настроение, — заметил Ариан. — Будет через час! — ответила девушка и, отбросив одеяло, встала с кровати. Ариан ушел, оставив кофейник с почти остывшим кофе. Чтобы собраться, ей потребовалось чуть больше часа. Приняв душ, девушка высушила и уложила волосы. Сделала легкий макияж. Уделив особое внимание глазам, она подвела их и оттенила веки жемчужно-розовыми тенями, которые очень шли ей. И прикоснулась к платью, которое горничная успела отутюжить. За ним Юля ездила в Минск и, выложив кругленькую сумму в модном бутике, могла не сомневаться в собственной неотразимости. Платье было нежно-розового цвета. Верх был открытым, тонкие бретельки усыпаны мелкими стразами, а посреди лифа приколот цветок. Низ состоял из широкой юбки, доходившей девушке почти до колен. Нижняя юбка была сшита из атласа, а верхняя — из расшитого стеклярусом шифона. Платье дополняло болеро, которое завязывалось под грудью, и туфли-лодочки на тонкой шпильке, которые на щиколотке перехватывались атласными лентами. И то, и другое тоже было розового цвета. А из драгоценностей на ней были только объемные серебряные серьги. Капелька изысканных духов, серебристая маленькая сумочка и белое короткое пальто дополнили наряд. Взглянув на себя в зеркало, девушка улыбнулась своему отражению и покинула комнату. Ариан правильно подметил, настроение отсутствовало напрочь. Нет, ей не было страшно или неловко, она не чувствовала себя неуверенно среди блестящего высшего общества столицы. Просто все здесь было чуждо, а нужно улыбаться и изображать радость, видя счастливые лица молодоженов, пить за их здоровье и вместе со всеми кричать «Горько!» В холле уже слышались голоса. Вероятно, все уже были в сборе и ждали только ее. Девушка стала медленно спускаться по лестнице, держась за перила. — Юлька! — воскликнул Ариан, оборачиваясь, как только услышал звук шагов на лестнице. — А вот и ты! Все присутствующие тут же обернулись в ее сторону. Девушка виновато улыбнулась, понимая, что ждали только ее, и споткнулась, наткнувшись на внимательный и мрачный взгляд темных глаз. Конечно же, Матвей Гончаров был среди собравшихся, ведь он лучший друг Ариана и, судя по всему, еще и его шафер. Черный костюм с расстегнутым пиджаком, черный муаровый жилет, черная рубашка и атласный платок вместо галстука, заколотый булавкой, хоть и выглядели на свадьбе несколько мрачновато и старомодно, но ему, бесспорно, очень шли. Он один не улыбнулся при ее появлении, а просто стоял, засунув руки в карманы брюк, и смотрел в упор из-под сведенных на переносице бровей. — Простите, если я заставила вас ждать, — извинилась девушка. — Ну что вы, Юленька, мы сами только собрались! — ласково улыбнувшись, заверила ее Анна Владимировна. Девушка преодолела последнюю ступеньку и остановилась рядом с ней. Встретившись взглядом с Арианом, она уловила его улыбку. Когда они выходили на улицу, он на мгновение взял ее под руку. — Выглядишь потрясающе! — негромко сказал он и тут же отошел. А Шараповой пришлось собрать все свое мужество и силу воли, чтобы продолжать улыбаться. А потом был несравнимо прекрасный Елоховский собор, куда на белоснежных лимузинах подъехал свадебный кортеж, золотое убранство алтаря, свет множества венчальных свечей, аромат белых роз, которыми церковь была украшена, и, конечно же, невеста. Юлька не отдавала себе отчета, на какое чудо надеялась, пока не увидела Аделину Александрову. В толпе пробежал восхищенный шепот, когда невеста в окружении родителей и подружек вошла в церковь, опоздав на несколько минут. Белоснежное платье из атласа, шелка и кружев шилось, наверное, в Париже. Полупрозрачная вуаль струилась вдоль открытой спины, а в мерцании свечей сверкали бриллианты ее диадемы и свадебного гарнитура. Она была невероятно красива, впрочем, разве могло быть по-другому? Разве полюбил бы Старовойтов какую-нибудь простушку, пусть и из высшего общества? Юлька как зачарованная всматривалась в безупречные черты ее лица, в синие глаза с невероятно длинными ресницами и золотистые локоны, обрамляющие нежный абрис ее лица с матовой кожей цвета слоновой кости. Несмотря на кукольную внешность, лицо ее не выглядело глупым. Как раз наоборот, оно будто светилось изнутри неземным сиянием и любовью, усомниться в которой невозможно. Это было одухотворенное лицо, безупречное в своем совершенстве. Ариан обернулся к ней, и в его глазах Юлька увидела то, чего раньше видеть не приходилось. Они светились восхищением и обожанием. И, конечно же, любовью. Девушка смотрела на эту красивую пару, которая, казалось, была создана друг для друга, и чувствовала, как сердце разрывается от боли. Она кусала губы, пытаясь не заплакать, и не могла отвести от них взгляд. Как во сне прошли регистрация в центральном загсе Москвы и прогулка с фотосессией по красивым местам столицы, куда ей пришлось поехать с друзьями молодых. А потом все вернулись к «Метрополю». В ресторане отеля их ждал банкет. Не замечая королевской роскоши и утонченности архитектурных линий старинной гостиницы, девушка поднялась вместе со всеми в огромный зал под витражным куполом, вручила молодым конверт с деньгами и букет белых лилий, который заказали для нее Старовойтовы. Ее то и дело знакомили с какими-то людьми, снова и снова улыбаясь, она кивала и пожимала руку, не замечая ничего вокруг. И невесте ее, конечно, тоже представили. В глазах Аделины мелькнуло какое-то странное цепкое любопытство, но девушка не обратила на это внимания. В себя она пришла, когда рука Матвея коснулась ее пальцев, судорожно сжимавших бокал с шампанским. Она сидела за столиком, а вокруг смеялись, веселились, танцевали, произносили тосты и кричали «Горько» гости и тамада. Приглашенные на праздник «звезды» российской эстрады исполняли свои лучшие хиты. Официанты то и дело меняли приборы, поднося все новые и новые блюда. Шампанское лилось рекой, а Юлька сидела, словно окаменев, и не могла ни говорить, ни улыбаться. Есть и пить она тоже не могла. В горле стоял ком из непролитых слез, который все разрастался. Она не заметила, когда Матвей подошел и, не спрашивая разрешения, присел на чей-то стул. Он коснулся ее руки, и девушка, вздрогнув, подняла к нему глаза, в которых стояли слезы. Гончаров, конечно, был не тем человеком, которого Шарапова хотела бы видеть сейчас рядом, но он единственный из присутствующих проявил заботу. — У тебя все в порядке? — чуть наклонившись, спросил он. — Тебя никто не обидел? — Я хочу выйти на улицу, — только и смогла произнести она. Парень взял у нее из рук бокал с шампанским, из которого давно выветрились газы, и поставил его на столик. — Хорошо, пойдем на улицу, — кивнул он и помог ей встать из-за стола, предупредительно отодвинув стул. А потом, приобняв за плечи, повел сквозь толпу на балкон, который опоясывал здание отеля. — Матвей! — звонкий женский голосок заставил парня обернуться. Голосок принадлежал свидетельнице, сногсшибательной красотке с огромными глазами цвета молодой травы. Юлька смутно припомнила, что на свадьбах свидетель обычно должен держаться подле свидетельницы, а не бежать из зала с одной из гостей. Но Шараповой было на это наплевать. Она отчетливо понимала, если парень сейчас оставит ее, эта сверкающая и равнодушная толпа накроет ее с головой, поглотит, раздавит. Девушка из последних сил вцепилась в рукав его пиджака и почувствовала, как сквозь ткань запонка из оникса впивается в ладонь. — Матвей, ты уходишь? — спросила свидетельница бархатистым сопрано. Взгляд ее зеленых глаз был многообещающим и зазывным, а влажные, приоткрытые губы обещали неземное блаженство. — Да, я ухожу, — невозмутимо отозвался Гончаров, нетерпеливо качнувшись на носках. — Пожалуйста, не надувай губки, дорогая, ни за что не поверю, что сегодня вечером я был единственным, на ком ты собиралась опробовать свои чары, — он улыбнулся ей, сверкнув белыми зубами, потрепал по щеке как болонку и отвернулся. Более их не задерживали. Благополучно миновав толпу гостей, они поднялись на галерею и оказались около широких французских окон, через которые вышли на балкон. Холодный воздух октябрьского вечера обдал ее волной, но девушка даже не заметила этого. Она жадно, как выброшенная на берег рыбка, хватала ртом воздух с легким привкусом угарного газа и не могла надышаться. Матвей вышел следом и закрыл дверь. Не говоря ни слова, снял пиджак и набросил на обнаженные плечи девушки. Юлька запахнула его у себя на груди и сразу утонула в тонком аромате дорогого парфюма и сигарет. Пиджак сохранял тепло его тела, и оно обволакивало, словно это руки Матвея обнимали ее, как обнимали вчера на ступенях особняка Старовойтовых. Гончаров подошел к витиеватому кованому ограждению, о чем-то размышляя, смотрел на яркие огни Театральной площади. — Не знаю почему, но подобные шумные сборища мне никогда не нравились! — пробормотала девушка, пытаясь оправдаться. — Смелое заявление, учитывая тот факт, что это шумное сборище, как ты выразилась, цвет и блеск столицы! И не только, — усмехнулся Гончаров, закуривая. — А что это меняет, если единственное, чего мне хочется, так это сбежать отсюда далеко-далеко, туда, где тихо и спокойно, где нет этой вычурности и показухи, притворства и лести! — Комплекс неполноценности? — уточнил Матвей.