Пролог 1 Этот небольшой ресторан с простеньким названием «Деревенский дворик» считался очень даже неплохим среди множества других подобных заведений Москвы, несмотря на свою вполне приличную скромность и незатейливость. И совсем не дорогим. Может быть, потому что сюда не часто заглядывали скандально известные люди из московского бомонда, а во-вторых, посетители обычно были более простые, не стремящиеся показать себя кем-то из ряда вон. Да и еда здесь, пусть и без броских изысков, но вкусная. Шеф-повар тетя Маруся была достопримечательностью ресторана со своей чисто русской кухней, в которой принципиально не использовались испорченные продукты. И уж совсем редко сюда заглядывали посетители на черных «Майбахах», привыкшие к ненужным изыскам. Кроме одного. Мужчина лет пятидесяти, немногословный и властный, ужинал здесь регулярно уже в течение полугода и с удовольствием ощущал уважение, оказываемое ему обслуживающим персоналом. При всей скромности заведения его хозяева, наверное, все же мечтали о большей популярности именно среди сильных мира сего, которых в Москве с некоторых пор пруд пруди. Кто этот человек на черном «Майбахе», в ресторане не знали, звали его между собой «чеченцем», а однажды кто-то обронил слово «сенатор», и оно тоже прилипло к этому постоянному клиенту. Ужинал он всегда один и всегда за одним и тем же столом. А за соседним столом через проход, сидя лицом друг к другу, чтобы контролировать пространство с двух сторон, слегка закусывали и выпивали по традиционной бутылке минеральной воды или по чайнику зеленого чая два крепких высоких охранника, выставляющие напоказ свои большие пистолеты. Если охранники из тех самых пресловутых кавказцев, то они очень любят выставлять напоказ оружие, и это, как правило, АПС [1]. На Северном Кавказе большая мода на такие мощные пистолеты, уже снятые с вооружения в армии. Вот и у этого «чеченца» охранники именно такие, что не потерпят соперничества со стороны высоких профессионалов ФСО [2]. Хотя, думается, «сенатору» не трудно их и в ФСО на службу устроить. Главное, чтобы он охране доверял. Чеченец, в отличие от многих своих земляков, устроившихся в русских городах, всегда вел себя прилично. Правда, выпивал довольно много, но голову имел, должно быть, крепкую, и со стороны никто не сказал бы, что он пьян. Видимо, сказывалось то, что чеченец из «Майбаха» всегда хорошо закусывал. В тот вечер «штатный» гость ресторана был особенно оживлен. Он даже официанту несколько приветливых слов сказал, и глаза его горели непонятным блеском. А потом вдруг велел официанту отнести от него бутылку шампанского двум молодым женщинам, сидящим за столиком неподалеку, что привлекло к этим женщинам внимание как работников ресторана, так и охранников. Внимание последних понятно, а вот обслуживающий персонал за полгода знакомства с человеком из «Майбаха» ни разу не видел его интереса к противоположному полу, хотя здесь были свои завсегдатаи-женщины, выглядящие весьма привлекательно и всегда готовые завязать знакомство. Но чеченец на завсегдатаев даже не смотрел, а те, видя откровенную недружелюбность охраны, сами подойти не решались. Эти две молодые женщины были совершенно разные. Одна – маленькая, круглолицая, полноватая, без макияжа, и одета явно не для праздничного вечера. Впрочем, она, судя по одежде, вообще не могла себе позволить посещение ресторана в центре Москвы, даже такого сравнительно недорогого. Вторая была ее полной противоположностью. Высокая, стройная, может, излишне жилистая, но это придавало ей вид спортивности. Да и серьезный взгляд, в отличие от рассеянного и чуть-чуть растерянного взгляда подруги, говорил о сильном характере. Официант открыл бутылку шампанского и разлил по фужерам, которые принес вместе с бутылкой на подносе. Женщины шампанское только попробовали, одновременно посмотрели в сторону чеченца и с улыбкой кивнули ему. Высокая женщина от шампанского сильно закашлялась, словно подавилась, и встала, чтобы выйти. Что-то шепнула подруге, и та осталась сидеть, охраняя сумочку напарницы, а высокая направилась в вестибюль, где располагались и туалетные, и курительная комнаты. Едва женщина вышла, чеченец поднялся, сделал охране знак рукой, запрещая идти за собой, и тоже двинулся в вестибюль. Охранник, сидевший лицом к дверям, видел, как босс остановился за порогом и осмотрелся. Из вестибюля можно было только выйти из ресторана, пройти в туалет или зайти в курительную комнату. Куда пошел босс, охранники не знали, поскольку его распоряжение было для них законом. И если на другие законы, в том числе и государственные, они могли позволить себе наплевать, то здесь было достаточно одного слова или жеста. Охранники привыкли повиноваться абсолютно и беспрекословно. Меж тем чеченец осмотрелся в вестибюле и увидел сквозь стеклянные двери курительной комнаты высокую женщину. Кроме нее, там никого больше не было, народ в ресторане обычно собирался чуть позже. Он ногой открыл дверь и вошел, засунув большие пальцы рук в карманы строгого жилета. Женщина стояла перед зеркалом и рассматривала себя, но боковым зрением уловила присутствие человека и повернулась. – Неужели ты уже стареешь? Сколько седины-то в волосах! – с легкой улыбкой проговорила она. – Как давно я тебя не видел… Но вспоминал часто. – Не обманывай. – Мамой клянусь… – Чеченец подошел к женщине, положил ладони на зеркало и с ностальгическим вожделением сказал: – Все тот же запах, прежний… Я всегда так любил твой запах… – А вот от тебя иначе пахнет. Ты другим стал, – недовольно ответила она и вдруг резко ударила его коленом в пах. Чеченец со стоном согнулся, а женщина, воспользовавшись этим, тут же нанесла второй удар в челюсть. Этого хватило, чтобы чеченец полностью «отключился». Он валялся на кафельном полу, совершенно беспомощный и уже не такой важный, каким был совсем недавно. Женщина же, коротко глянув через стеклянную дверь и никого не увидев, сняла с ноги туфлю на шпильке, нажала с внутренней стороны каблука на небольшой выступ, и из шпильки выскочило острое жало в пять сантиметров длиной. Рука совершила резкое круговое вращение, и жало ушло в затылок лежащему без движений человеку. Слабый хруст черепной коробки слился с хрипом, вырвавшимся из горла мужчины. Тело вздрогнуло и затихло. Второе нажатие на выступ убрало жало. Женщина надела туфлю, подскочила к стеклянным дверям, выглянула, но тут же метнулась к окну, открыла его, носовым платком вытерла с ручек отпечатки пальцев и легко, по-спортивному, несмотря на свою неспортивную обувь, запрыгнула на подоконник, опираясь на него не ладонями, а кулаками. Спрыгивать за окно в туфлях на шпильке было рискованно, но ей и не пришлось этого делать. За окном ее услужливо подхватили мужские руки и помогли плавно опуститься на газон. Пять быстрых шагов по газону до автомобиля без номеров, и через несколько секунд он сорвался с места. – Не гони, Хамзат, – обратилась женщина к водителю. – Выезжай медленно, спокойно. Сколько я тебя учить буду… – Харашо… – с сильным кавказским акцентом ответил водитель и послушно сбросил скорость. Машина выбралась на улицу и быстро затерялась в потоке… * * * – Не пугайте меня, – попросила женщина. – У меня желудок слабый… Ой, мне выйти надо… – А что мне вас пугать… Пугать уже поздно. Вы стали соучастницей убийства члена Совета Федерации от Чечни. Теперь вам опасаться следует не только правоохранительных органов, но и мести чеченцев. Фу… Конвоир, проводи ее в туалет… Старший следователь по особо важным делам Иван Арнольдович Бойко смотрел на женщину своими всегда мутными глазами через толстые линзы очков так сурово, словно готовился прочитать ей приговор о смертной казни на электрическом стуле. Женщина стремительно покинула кабинет в сопровождении конвоира, а Иван Арнольдович снял трубку внутреннего телефона и набрал номер. – Бойко… – представился он. – И что экспертиза скажет? При том что Иван Арнольдович сам был человеком мелким, голос имел такой, от которого могли бы загудеть церковные колокола. – Ничего утешительного, Иван Арнольдович, – прозвучал ответ, за которым последовал сонный вздох. – На сумочке отпечатки пальцев стерты салфеткой. Остатки салфетки явственно видны на поверхности даже невооруженным глазом. И эта картонка там, в сумочке, внутри. Визитка, что ли… Валькирия, в стиле Бориса Вальехо… Может, просто картинка женщине понравилась, вот и носила ее с собой, а мы сразу воспринимаем это как визитку?.. Боюсь, что это поведет следствие по неверному пути. Но это вам решать, Иван Арнольдович. Так… Дальше что? На запорных ручках окна в курительной комнате отпечатки тоже уничтожены. Мы предполагали, что при выпрыгивании из окна человек должен положить ладонь на подоконник, потому снимали отпечатки со всего подоконника полностью. Но там их столько, что невозможно кого-то выделить. Я передал самые отчетливые на идентификацию в картотеку. Часа через два вам перешлют результат на электронную почту. Ваш адрес они знают. Еще есть верхние отпечатки кулака. Исходим мы при этом из представления, что опереться кулаком на подоконник можно только сверху. Кулак был маленький, скорее всего женский или детский. Я допускаю, что это убийца опиралась кулаком, когда из окна выпрыгивала. Но внизу никаких следов, хотя она должна была обязательно продавить землю своими шпильками. И идентифицировать ее по отпечатку кулака можно будет только в том случае, если вы ее поймаете. – А чтобы ее поймать, мне нужно ее идентифицировать, и знать, кого ловить… – басом проворчал старший следователь. – Ну, по отпечаткам определить преступника удается редко. Вы их и без того ловите… – Эксперт явно хотел польстить Бойко. – Что в самой сумочке интересного? – Интересного ничего. И не интересного тоже ничего. Кроме картинки – Валькирии. Хотя это дамская сумочка, а не бумажник, там лежали только деньги. Не много, только чтобы за ресторан расплатиться, если она вообще платить собиралась. Даже помады не было, иначе мы по остаткам слюны смогли бы хоть ДНК определить. Ни расчески с волосами, ничего. Нет следов. Видимо, опытная женщина, все хорошо продумала. Я отдал сумочку на исследование по поводу поиска следов металла. Где-то же она прятала свое оружие. Результат будет только завтра к концу дня, раньше никак не получится. – Ладно. Не буду больше вас задерживать. – У меня сегодня у сына день рождения. Тороплюсь… – Поздравьте от меня. – Обязательно. Он вас помнит. Вы с ним коллеги – за «Спартак» оба болеете. – Был бы футбол хороший, а болельщики всегда найдутся… * * * Положение было тупиковым – следов никаких, и варианты поиска только отдаленные. Никто не видел, как женщина выпрыгивала из окна. Оперативники ФСБ и МВД обошли все квартиры в соседних домах, но никто ничего подозрительного не заметил. Правда, одна пожилая женщина, гулявшая во дворе с внучкой, видела, как двор покидала машина. Иномарка. Большая. Черная. Вот и все, что она смогла сказать. Она бы и не запомнила, если бы машина сначала не ехала очень быстро, а потом, как по команде, замедлила ход. А уж про ее номера можно было бы и не спрашивать, хотя Бойко все же спросил на всякий случай, естественно, бесполезно. На номер женщина не посмотрела. Видеокамер наблюдения на подъездах нет. Есть на двух, но в другой стороне дома, где живет публика более состоятельная. В ресторане камеры установлены, но уже месяц как не работают. Ни внутри, ни снаружи. Хозяева заведения дважды обращались в обслуживающую фирму, там только обещают прийти и отремонтировать, но пока не торопятся. Да их особо и не торопили, поскольку в ресторане ни разу еще не было каких-то криминальных инцидентов. Охранники хватились убитого слишком поздно, когда один из посетителей вышел покурить, обнаружил тело и сообщил официанту. Официант сначала сообщил хозяину ресторана, а тот уже охранникам, которые чуть не убили женщину, пришедшую в ресторан с предполагаемой убийцей. Хотя факт, что убийство совершила эта женщина – высокая, стройная, внешне привлекательная, спортивного вида, – не доказан, а только является предположением, поскольку сама женщина пропала. Но ведь и с ней что-то могло случиться. И эта подружка ее… Подружка, сообщница или вообще посторонний, как она говорит, человек. Знает только, что высокую женщину зовут Валентиной. Фамилию не знает. Сама она только сегодня утром приехала из Волгограда, хотела найти в Москве работу. В Самаре в поезд села Валентина, вот и познакомились. Она обещала и с работой помочь, и с жильем тоже. Хотя предлагала на первое время, хотя бы на три дня, устроиться в гостиницу, даже посоветовала, в какую лучше. Женщина и пошла. Это оказалась не гостиница, а общежитие, хотя часть комнат использовалась в качестве гостиничных. Оплата была божеская, производилась сразу и без всяких отчетных документов. Больше ничего сказать про Валентину женщина не могла. Встретились, как и договаривались, уже вечером, Валентина пообещала сводить в приличный и дешевый ресторанчик поужинать. И вот во что это вылилось. Билет с поезда женщина предъявила, хотя это еще ничего не доказывало. Но все равно и этот путь поиска оказался пока тупиковым. Окажись видеокамеры работающими, можно было хотя бы просмотреть, кто заходил в ресторан и кто выходил из него. Швейцара в заведении не держат. Ночью к дверям собственных охранников ставят, а в другое время, когда посетителей нет, охранники на кухне сидят и традиционно что-нибудь жуют. Из-за нерадивых «вышибал» ресторана, как раньше называли охранников, из-за неработающих камер видеонаблюдения, из-за всего этого следствие не могло набрать обороты, и не было возможности раскрыть дело по горячим следам. А чем больше времени проходит обычно в поисках малейшей зацепки, тем меньше вероятность вообще дело раскрыть. Зацепка нужна обязательно. И она, как правило, всегда бывает, только необходимо вовремя увидеть ее и захватить. Но пока Иван Арнольдович такой зацепки не видел. Просидев в раздумьях несколько минут, старший следователь снова взялся за телефон и о позвонил патологоанатому. Конечно, о результате вскрытия еще говорить рано, но хотя бы о характере ранения и оружии вопрос задать можно. Патологоанатом был недоволен тем, что его оторвали от дела, и сильно разговорчивым показаться не пожелал: – Ничего не могу вам пока сообщить. Предполагаю, что смерть наступила от удара острым металлическим предметом точно в темечко. Толщина предмета приблизительно шесть-восемь миллиметров, длина – около пяти сантиметров. Впрочем, кроме длины оружия, я все уже сказал при предварительном осмотре. Больше на данный момент ничем помочь не могу. Извините, я занят. – А я бездельничаю, – пробурчал старший следователь раздавшимся в трубке коротким гудкам. Гудки ничего не ответили… 2 Герой России подполковник Серегин открыл дверь, не посмотрев в дверной «глазок». Знал, что в это время дочь должна с тренировки вернуться, и вообще ему, специалисту по рукопашному бою, заместителю командира бригады спецназа ГРУ по боевой подготовке, странно кого-то бояться и осторожничать в домашней обстановке. Тем более что, получив вчера Звезду Героя и крепко «обмыв» ее с друзьями, подполковник чувствовал себя неважно и соображал медленно, не так, как обычно. Серегин вообще был приверженцем трезвого образа жизни, и потому для него такие непривычные нагрузки оказались чрезмерными. За дверью и в самом деле оказалась Маша. Но пришла она не одна. За спиной Маши стояла высокая стройная женщина лет двадцати пяти. – Здравствуйте, Павел Васильевич. Я правильно имя-отчество запомнила? – Правильно, – ответила за отца Маша. – Папа, познакомься. Это к тебе. Поговорить насчет меня хотят. Насчет тренировок. – Заходите, – гостеприимно показал рукой Павел Васильевич, хотя приветливую улыбку на лице не изобразил, поскольку состояние его было далеко не лучшим, кроме того, подполковник был слегка озабочен срочным отзывом в бригаду. Только что позвонили и попросили прервать отпуск. Предстояла командировка. Естественно, по телефону не сообщили, куда, но все последние командировки имели один адрес – Северный Кавказ. Да и вообще, он от природы был человеком неулыбчивым. – Я сейчас чайник поставлю. – Не беспокойтесь. Я чай не пью. Вода – это лишний вес. А я стараюсь… Извините… Женщина осмотрела себя с ног до головы, словно продемонстрировала свою стройную подтянутую фигуру, в которой не было ни грамма лишнего веса, и улыбнулась. Улыбка у нее оказалась приятной и обаятельной. – Как хотите. Тогда проходите в комнату. Не в прихожей же разговаривать. Женщина вроде бы слегка стеснялась, но все же разулась, сняв туфли на тонкой шпильке, и прошла в комнату. Павел Васильевич прошел следом за ней, показал кресло, куда пожелал усадить гостью, сам устроился на небольшом диване слева от нее. Маша села на стул за столом, заинтересованно ожидая начала разговора.