– Меня зовут Валентина Агзамовна. Я тренер детско-юношеской спортивной школы олимпийского резерва. – Неужели у нас в стране еще остались такие? – спросил подполковник с легким удивлением. – Я думал, спорт у нас уже прочно похоронили и могилы забетонировали. Тоже по карате? – добавил он, поскольку дочь его занималась в детской группе как раз карате кекусинкай. – Нет, к сожалению. От боевых искусств я совершенно далека, – ответила тренер. – И даже в детстве заниматься не пыталась, когда хочется все попробовать. Мне этого почему-то не хотелось. Я сразу прыгать начала, и на всю жизнь… До сих пор прыгаю. Если уж не на соревнованиях, то хотя бы на тренировках, чтобы технику детям показать. Конечно, на скромных высотах, только на детских. Как уже сказала, я тренирую прыгунов в высоту. Прыгуний, как сейчас иногда говорят даже по телевизору, Но мы, тренеры, обычно всех называем прыгунами. Я сегодня случайно попала на тренировку каратистов, посмотрела на вашу дочь Машу и увидела у нее большую, просто великолепную прыгучесть. И гибкость великолепную. Понимаете, Павел Васильевич, карате, конечно, модный вид спорта… – Не очень. Лет двадцать назад был модным, а сейчас уже нет. Традиционные виды единоборств свое забирают. Прыгучесть же у Маши действительно хорошая. Я специально ее тренировал с детства. Сам тренировался, и она со мной вместе. Мы тогда в военном городке жили. Рядом с нами глубокий и широкий овраг, мостик через него, ступеньки. Как сейчас помню, пятьсот двенадцать ступенек. Я каждое утро преодолевал этот мостик туда и обратно, прыгая по ступенькам. Вниз – пешим ходом, вверх – прыжки с двух ног. Маша со мной прыгала, сколько могла. Всю дистанцию ей проходить было, конечно, рано, но постепенно все больше и больше осиливала. Так прыгучесть и развила. – Каждый бы родитель так своего ребенка воспитывал, – с улыбкой заметила Валентина Агзамовна, откровенно желая сказать что-то доброе этому суровому подполковнику. – Но я продолжу свою мысль. Посмотрела я на Машу и увидела в ней большие задатки спортсмена высокого класса. С такой прыгучестью ей можно рассчитывать на большой успех. У меня одна воспитанница уже входила в олимпийскую сборную, правда, уже с другим тренером, со взрослым. Я только детей готовлю, а потом передаю их другим. Так вот, я Маше предложила перейти заниматься ко мне. Она сказала, что ее в карате привел папа, как папа решит, так и будет. Она у вас дисциплинированная. Военная, наверное, дисциплина. На генетическом уровне. С таким характером и с ее данными мы можем при соответствующей работе рассчитывать на многое. Вот я и пришла поговорить… Павел Васильевич посмотрел на Машу. Та улыбалась, ожидая решения отца. В карате у нее не слишком-то получалось, а стать знаменитым спортсменом какой ребенок не хочет! Он это прекрасно понимал, но сомнения у него все же были. – Вы знаете, Валентина Агзамовна, я воспитанник старой советской системы, а эта система, как бы ее ни ругали, все же очень неплоха в деле воспитания. По крайней мере честность и порядочность тогда были в почете. И потому мне кажется не совсем корректным по отношению к тренеру переход Маши в другой вид спорта. Следовательно, с ее тренером и следует теперь говорить. Согласится тренер, согласится Маша, я возражать не буду. – Тренера я беру на себя, – уверенно сказала Валентина Агзамовна. – Я не случайно в тот спортзал попала. Специально хожу, подыскиваю себе учениц в других спортшколах. Тренеры меня хорошо знают и на тренировки пускают. Я договорюсь. – Ну, тогда… – Видя, как сияет дочь, следовательно, она уже была согласна, развел руками Павел Васильевич. – Тогда и говорить конкретно будем… Гостья встала, встал и подполковник: – Зря вы от чая отказались. Я умею вкусный чай заваривать. – Извините. Я спешу. Сразу попытаюсь тренера найти, поговорю с ним, а потом подряд две тренировки. У меня сейчас четыре группы занимается. Группы небольшие, чтобы можно было каждому побольше внимания уделить. Она шагнула в прихожую. Маша осталась сидеть, а подполковник вышел проводить гостью. Валентина Агзамовна расстегнула ремешок на одной туфле, наклонилась, обулась, застегнула ремешок, взяла в руки вторую, хотела что-то сказать, но посмотрела на стену за спину подполковника Серегина, и глаза ее округлились: – Что это? Павел Васильевич обернулся, всмотрелся в стену, ничего необычного на замечая, хотел было спросить гостью, но повернуться обратно не успел. Рука женщины сделала резкое круговое движение, и острый штырь, вышедший из тонкого каблука, вонзился подполковнику в затылок. Гостья успела выдернуть каблук и обуться, когда в прихожую вышла Маша, привлеченная шумом падения тела. Дочь, видимо, характером была в отца. Она не испугалась, только побледнела, глаза у девочки стали холодными, как лед. – Мне сразу показалось, что у вас злое лицо, – сказала она. – Вы не всегда лицом владеете. Иногда расслабитесь и становитесь похожей на змею. – Зря ты, девочка, так быстро вышла, ох, зря… Женщина шагнула вперед, Маша подпрыгнула и нанесла прямой удар ногой в лицо гостье. Но разница в весе все же сказалась, у тринадцатилетней девочки, даже тренированной, не может еще быть сильного акцентированного удара. Она только губу ей сильно разбила. Женщина устояла на ногах и, воспользовавшись тем, что Маша после приземления не обрела еще равновесия, сократила дистанцию и нанесла удар локтем точно в челюсть. Маша упала на пол без сознания. Гостья наклонилась, левой рукой взяла девочку за челюсть, правой за затылок, и резко дернула руки навстречу одна другой. Раздался хруст шейного позвонка… А на пол рядом с головой девочки капала кровь из разбитой губы. Сильно капала, почти брызгала. У женщины не было с собой носового платка, и она взяла с полки в прихожей косынку и зажала разбитую губу. Косынка сразу стала пропитываться кровью. Рассечение было сильным, хотя, конечно, не серьезным и жизни не угрожало. Разве что внешней привлекательности… * * * Иван Арнольдович Бойко в третий раз перечитал только что составленный план розыскных мероприятий, который следовало докладывать начальству, и опять остался им недоволен. Чего-то здесь не хватало, и он никак не мог сообразить, чего именно. Убийство громкое, можно сказать, циничное. Убит сенатор. Да еще не просто сенатор, а сенатор от северокавказской республики. Убит под носом у собственной вооруженной охраны. За такое убийство спросят не однажды. Газеты, телевидение и Интернет, как обычно, уже шумят подробностями, которых в действительности не было. Вчера вечером и сам начальник Следственного комитета на работу приехал, чтобы с материалами осмотра места преступления ознакомиться, и начальник отдела. Оба настраивали старшего следователя на скорейшее достижение результата. Была дана незамедлительная санкция на изъятие видеоматериалов из всех наружных камер видеонаблюдения в пределах двух кварталов, чтобы хотя бы по внешнему описанию попробовать найти эту женщину, главную пока подозреваемую в убийстве. Благо кварталы в центре Москвы короткие. Над видеоматериалами всю ночь сидели опера ФСБ, но никого, похожего по описанию на уходящего от ресторана, не увидели. А подходящего к нему и не могли увидеть, поскольку подруга подозреваемой сообщила, что в ресторан они приехали на такси, следовательно, могли бы попасть только под объектив неработающей камеры самого ресторана. Иван Арнольдович ночью плохо спал. Трижды звонил операм, интересовался результатом просмотров, потому и уснуть не мог. А утром пришел на работу разбитый и уставший, хотя по-настоящему следствие еще и не началось. Вот план следственных мероприятий и получился таким постным, что и докладывать его начальнику отдела не хотелось. А что-то такое особенное в голову не лезло, хотя нужно было что-то особенное придумать, какое-то зерно вставить, доминирующую мысль. Как раз за этими мыслями его и застал звонок начальника отдела. – Дописываю план, Александр Владимирович, – сразу сказал Бойко, стараясь скрыть недовольство. – Обдумываю все возможные мотивы, но мотивов может быть столько, что и не сосчитать. Наиболее вероятным считаю вариант адата. Сенатор, по слухам, был замешан в нескольких убийствах влиятельных особ из бандитской верхушки Чечни и еще кое-кого, кто не может найти общий язык с их главой республики. Это вообще дело Интерпола, и я собираюсь запросить у них ряд данных. Если мне память не изменяет, Интерпол вел следствие. Но все может иметь и простой бытовой уровень. Стал к девке приставать, она его и того… Грохнула… И сбежала с перепугу… Вариантов множество. Думаю, следует подключить и Следственный комитет Чечни. У них могут быть наглядные мотивы, которые мы со своей психологией просто понять не в состоянии. И еще… Начальник отдела прокашлялся в трубку, останавливая словоизлияния следователя, и, как только тот умолк, заговорил: – Я не по этому поводу, Иван Арнольдович. Собирайся на выезд. Двойное убийство. Отец с дочерью. На собственной квартире. Серьезное дело. – Александр Владимирович, на мне вчерашнее висит. С ним бы, дай то бог, справиться… – Объединяй в одно производство. Потому и звоню. Там ментовская бригада уже на месте работает. Убит Герой России, подполковник спецназа ГРУ Павел Серегин. Заместитель командира бригады по боевой подготовке, большой специалист по рукопашному бою, и его дочь, спортсменка-каратистка. Не простые люди, с такими еще надо суметь справиться. Серегину только вчера Звезду Героя вручили. За Северный Кавказ. Улавливаешь связь? – Не уловить связь трудно, Александр Владимирович. Сенатор с Северного Кавказа, Герой с Северного Кавказа. Но это натяжка. Мне кажется, это не повод для объединения производств. – Подполковник убит острым предметом. Удар нанесен сверху вниз в темечко. Идентификацию удара можно будет произвести только после экспертизы. Но и не это главное. Главное, на спине у лежащего лицом вниз подполковника осталась визитная карточка… – Валькирия? – догадался Бойко. – Она самая. Картинка и подпись. Точно так же, как в первом случае, выведена на фотопринтере. Значит, типографию искать не стоит. Короче говоря, выезжай, включайся. Как вернешься, сразу доложи результаты. И наверху тоже результатов ждут. Сенатор сенатором, это резонансно, но второе убийство еще более резонансное. Менты не проверили, и я спросить забыл, на месте ли медаль Героя? Ты проверь. Здесь тоже может быть рядовое ограбление, а мы уж… Хотя какое ограбление, если визитка есть… Валькирия… Плотно включайся… Часть первая Глава первая 1 Пятерых вооруженных по самые уши бандитов заблокировали в жилом доме частного сектора на окраине пригородного поселка. Операция развивалась как и полагается. Проводилась силами местного полицейского спецназа и дополнительной небольшой группы спецназа местного же управления ФСБ, которую затребовало полицейское управление, поскольку у ментов в настоящий момент не было своих снайперов. Для операции их выделили сразу троих, причем один был вооружен крупнокалиберной снайперской винтовкой, способной пробивать даже легкую лобовую броню бронетранспортера. Сначала все шло по плану. Из соседних домов эвакуировали жителей. Причем эвакуацию проводили жесткую, чтобы повысить неприязненное отношение к бандитам, вынуждающим полицию действовать жестко и в спешном порядке. Мирным жителям не дали забрать самые необходимые при эвакуации вещи. Но эта мера формирования психического состояния людей была разработана уже давно и опробована во многих операциях. Результаты показывали, что мера правильная. По завершении эвакуации бандитам, как обычно, предложили сдаться, хотя и не дали времени на обдумывание. Менты хорошо знали, что пленных вообще лучше никогда не брать, потому что пленный враг – это всего лишь на время отложенное мщение. А убитый враг – это завершенное дело. Кто позволяет себе такую роскошь и берет пленных, тот в определенное время лишается нормального сна и устраивает себе множество незапланированных проблем. Так что можно дать Нобелевскую премию тому, кто найдет в сводках последних лет случай, когда бандиты сдались в плен после их блокировки в месте обнаружения. Обстрел начали практически сразу после того, как была соблюдена условная форма, то есть сразу после предложения сдаться. Чтобы вообще даже не слышно было, если кто-то начнет кричать, что на сдачу согласен. При высокой интенсивности стрельбы никто и голову высунуть не сможет, чтобы крикнуть. Это все реалии войны, хотя кто-то войну эту пытается назвать ограниченным режимом контртеррористической операции. Если не знаешь, с какой стороны в тебя пуля может прилететь, а летают такие пули постоянно, и то одного рядом не оказывается, то другого, сраженного этой пулей, значит, ты точно на войне находишься. И это определение наиболее верное из всех существующих. Дом, в котором засели бандиты, был большим, кирпичным, хорошо, даже красиво сложенным, с выступами вокруг окон, с узорными карнизами. Кирпичный же забор, как полагается, в два с половиной метра высотой со стороны улицы, а там, где почва опускается рядом с соседним двором, забор выше, и везде соблюдает строгую прямую линию. По уровню вели кладку. Старались. И деньги, наверное, большие вложили. Об этом, впрочем, никто не думал. Просто подогнали бронетранспортер, и он в двух местах проломил забор, чтобы ментовские спецназовцы имели хороший угол для контроля и прострела территории. Бронетранспортеры давно уже научились кирпичные заборы проламывать так аккуратно, что нижняя часть целой оставалась и образовывала бруствер, поверх которого удобно было с колена прицеливаться и стрелять. И стреляли, не жалея патронов. Знали, что за растраченные патроны никто не спросит, да и пополнить их запас можно будет после уничтожения бандитов и взятия дома. В таких случаях арсенал оружия всегда бывает богатым. А где оружие, там и патроны. Обычно все дома подобного типа имеют хорошие подвалы с вентиляционными окнами, вполне приспособленными, чтобы использовать их как бойницы. Бандиты их так и использовали. Правда, цоколь здания был, кажется, слишком тяжелым, и вентиляционные окна не давали обзора из-за толщины стен. Или сами бандиты не рисковали слишком активно, и потому не часто отвечали привычными короткими очередями. Но, стоило одной очереди раздаться, как на это окно-бойницу сразу несколько автоматных стволов наводилось, и нетренированному уху уже невозможно было отделить одну очередь от другой – такая плотная начиналась стрельба. Одиночными только снайперы ФСБ стреляли. Но этим видимую цель подавай, наугад лупить они не любят. Только крупнокалиберная винтовка стреляла регулярно, но она не по людям, кажется, стреляла, а выбивала кирпичи из окон-бойниц. Если кирпич не вылетал целиком, то есть если раствор в кладке был крепким, то мощная пуля просто в порошок его разбивала, и вокруг этого окна сразу поднималась красная пыль. Бронетранспортер попытался еще в одном месте, прямо напротив дома, забор проломить. И проломил, по-прежнему так же аккуратно, чтобы бруствер оставить. Но тут ментовские спецназовцы зазевались и не успели прикрыть свою технику. Из трех окон-бойниц полыхнуло пламя, и следом раздался грохот. Выстрел из гранатомета РПГ-7 с автоматной очередью не спутаешь. Бронетранспортер тут же задымился, но, к счастью, экипаж машину покинул раньше, и на месте оставался только прапорщик – механик-водитель. Едва его тело вытащили под заградительным огнем автоматов спецназовцев, как БТР взорвался. Видимо, внутри пожар был достаточным, чтобы сдетонировали взрыватели боеприпасов. Машина подпрыгнула на добрых полтора метра и разбросала в разные стороны собственные двери. Огонь вырвался наружу, но быстро сменился черным вонючим дымом. От взрыва никто не пострадал. Кроме того, была в нем и полезная составляющая. БТР отлетел от забора и оставил бруствер открытым, следовательно, пригодным для использования в качестве огневой точки. Менты из-за всех трех брустверов ответили на выстрел гранатомета страстным, чуть не радостным феерическим огнем, выбивая пыль из кирпичей домовой кладки, но это, как обычно, не сильно тревожило защитников дома. Однако отстреливались они неприлично редко, и это было не похоже на стандартные действия бандитов. Командир спецназовцев задумался, однако додуматься ни до чего не успел, потому что по эту сторону забора автоматные очереди стихли, а взамен раздались крики, которые очень мало походили на вопли радости. Должно быть, бандиты обладали связью, а у спецназа не было в наличии средств подавления связи, поэтому не было возможности пресечь попытки общения подвала с внешним миром. Это общение состоялось, в результате чего было выработано решение, начавшее тут же претворяться в жизнь. Неподалеку от места события, буквально у соседнего дома, стояла дорожная техника. Два асфальтовых катка, весомых и тихоходных. Кто-то сумел завести самый большой асфальтовый каток, заехать на тротуар, заблокировать руль, который предварительно был использован вместо прицела, и пустить машину в самостоятельное движение вдоль забора. Конечно, ментовский спецназ умеет передвигаться быстрее дождевых червей, и никто от катка не пострадал, хотя бойцы вынуждены были оставить позицию и отскочить от импровизированных брустверов на дорогу. Но тут их ждал новый сюрприз. С чердака соседнего дома, откуда спецназовцы недавно выпроводили все живое население, безостановочно начали поливать пространство перед собой длинными очередями два пулемета. Пулемет может себе позволить длинные очереди, и, хотя они качественно по прицельности отличаются от автоматных, урон силам атакующих был нанесен значительный. Несколько человек оказались убиты, несколько ранены, но привычные к боевым действиям спецназовцы успели рассредоточиться по газонам, залечь и ответить ответным огнем. Пулеметы стихли быстро, хотя никто не рвался побежать туда, к этому дому, и собственной грудью проверить, остались ли пулеметчики на своей огневой точке или уже покинули ее. Пулеметные стволы все так же торчали из окна. Потом автоматные очереди просто сбили их в сторону, показав, что за окном нет рук, которые могли бы поддержать оружие. Командир дал приказ. Три человека побежали к дому, а автоматные очереди прикрывали их перебежку. Под этим прикрытием вынесли из дома раненых и убитых. И снова начали обстрел дома своего внимания. Но теперь оттуда никто уже не отвечал. А потом по связи пришло сообщение, что пост внешнего периметра был обстрелян с внутренней стороны из проезжавшей машины. Командир ментовского спецназа понял, что в доме никого не осталось, и приказал прекратить огонь, который уже был бесполезен, и только выбивал красную пыль из стен… * * * План «Перехват» был объявлен сразу, и все наличные силы ГИБДД и ОМОНа были брошены к ближайшим выездам из города. Впрочем, на выезде и без того стоял усиленный пост, способный даже танк остановить. Дорогу дополнительно перегородили несколькими тяжелыми бетонными фундаментными блоками, оставив свободной для проезда только одну полосу, для проезда в ту и в другую сторону. Моментально образовалась «пробка», водители громко поминали чьих-то матерей, однако с неизбежностью они бороться не могли, а тупорылые ментовские автоматные стволы[3]всегда олицетворяют собой именно неизбежность. В других местах посты не были такими сильными, и бандиты, видимо, просчитав такой вариант, прорывались не там, где к их встрече подготовились основательно. Они на скорости проскочили весь город, по дороге, уже почти на выезде, расстреляв ментовские «Жигули», а заодно и слабый пост, выставленный чуть дальше, покинули город с противоположной стороны, быстро проскочили асфальтированный участок дороги, свернули на проселок и направились в сторону лесистых гор. Так сообщили те, кто видел момент поворота с асфальта. Можно было предположить, что они двинулись в сторону Чечни, так что на всякий случай и границу между республиками перекрыли усиленным постом. Своих значительных сил там у дагестанской полиции не было, и потому пришлось просить помощи у полиции чеченской. На дороге выставили плотный заслон, вооруженный серьезными гранатометами РПГ-7, которым и танковая атака нипочем[4]. Но бандиты к границе даже не приблизились. Примерный район их местонахождения был определен, когда через двенадцать часов нашли брошенную машину «Тойота Ленд Крузер». Однако была уже ночь, а ночью вести поиск, не зная его направления даже приблизительно, было сложно. Такой поиск, как правило, вел к засаде и жертвам. Да и не умели менты воевать в горах, хотя иногда и им приходилось это делать. Это уже дело армии, к которой и пришлось обращаться. Взвод спецназа ГРУ под командованием старшего лейтенанта Валидова прибыл на место перед самым рассветом. Солдаты стремительно покинули кузов старенького грузовика, а сам их командир уже стоял рядом с майором Мухаммадгафуровым из полицейского спецназа, который объяснял ему, какая помощь требуется и какие меры поиска уже предприняты. А меры эти сводились пока к простейшему прочесыванию близлежащих кустов. – Прочесали? – спросил по-дагестански старший лейтенант. – Прочесали, – на том же языке ответил майор. – И никого почему-то не нашли, – повторил майор. – И никого почему-то не нашли. – И никто из ваших парней на мине или на «растяжке» не взорвался? – старший лейтенант даже удивился. – Откуда у них мины? С собой не таскают, так как в кармане не помещаются. Машину они чужую украли. Скоро владелец подъедет. Вон, наверное, уже он… На такси… С проселочной дороги сворачивало такси. Таксист, видимо, был отважным парнем, раз не боялся по такой местности ездить. Если «Форд» с его низким клиренсом застрянет, кто вытаскивать будет? Вся надежда останется на бандитов. Но характер позволял, похоже, таксисту над этим не задумываться. Или клиент платил достаточно хорошо, чтобы рисковать. Но в момент, когда такси остановилось и высокий, широкоплечий пассажир, предельно возмущенный происходящим, стремительно выскочил из салона, но поспешил не к майору со старшим лейтенантом, а к своей машине, где-то в кустах грохнул взрыв, и осколки на излете просвистели над головами офицеров. – Граната… – философски изрек старший лейтенант. – «Растяжка» стояла… Кто-то из ваших людей, товарищ майор, не успел до туалета добежать… Майор Мухаммадгафуров резко развернулся, желая, видимо, ринуться на место взрыва гранаты. По крайней мере все движения его крепкого и сильного тела показывали такое намерение. А как не бежать, если кто-то из подчиненных в самом деле подорвался на «растяжке»! Спрос-то с кого будет?