– Стоять! – приказал майору старший лейтенант. – Обычно рядом с одной «растяжкой» в таких местах еще несколько ставят. Для любопытных. Кологривцев! – крикнул он старшему сержанту спецназа ГРУ: – Проверь. Старший сержант не суетился, порыва своего не демонстрировал и, сделав знак двум солдатам следовать за собой, молча ушел в кусты. Ожидание длилось около пяти минут. Наконец сержант вышел вместе с солдатами, осмотрелся, нашел взглядом канаву у дороги, достаточно глубокую, чтобы исключить разлет осколков мощных гранат Ф-1, и, показав предварительно старшему лейтенанту, бросил гранаты туда. Брызги грязи взлетели кверху вместе со звуком. Они были заметны даже в темноте, поскольку были достаточно крупными, и больше походили на грязевые комки. – Итого, три «растяжки», товарищ майор. Что же ваши люди осматривали? И как осматривали? Жить им, что ли, не хочется? – Ночь, темнота, спешка, – попытался слабо оправдаться ментовский майор. Впрочем, себя он этим оправданием, может быть, и убедил, но старшего лейтенанта едва ли. Но тот, похоже, посчитал лишним читать нотации старшему по званию офицеру иной службы. Да и привести к какому-то положительному результату такая нотация едва ли смогла бы. – Машину осматривали? – спросил он, глядя, как хозяин садится в свой внедорожник, ругаясь на чем свет стоит. – Конечно, – уверенно подтвердил Мухаммадгафуров. – По полной программе? – Как сумели… Умения, видимо, его бойцам и в самом деле не хватило. Зафыркало зажигание внедорожника, – сразу же прозвучал взрыв. Теперь уже над головами офицеров не гранатные осколки пролетели, а клочья металла и осколки стекол. Но пролетели не все, потому что какой-то рваный кусок металла воткнулся ментовскому майору в крепкую выдающуюся скулу. Он закрывал своим телом более мелкого старшего лейтенанта спецназа, и потому тот остался невредимым. Майор Мухаммадгафуров с матюками выдернул осколок из лица, а старлей заботливо протянул ему перевязочный пакет, потому что кровь из пробитой скулы брызнула активно и стала заливать «разгрузку». И тут же вытащил еще два точно таких же осколка из обшивки ментовского бронежилета. Обшивка была плотная, и осколки, пробив «разгрузку», застряли в ней. Майору Мухаммадгафурову, можно сказать, просто повезло. Попади такой осколок, скажем, в горло, могла бы и голова оторваться, попади он в голову, ополовиненной голове никогда бы уже не понадобился головной убор. Хотя старшему лейтенанту повезло, конечно, больше, поскольку его майор собой прикрыл и поделиться осколками не пожелал. Старлей Валидов не стал дожидаться, когда майор окончит слепую санитарную обработку раны, присел на корточки и на коленях раскрыл планшет, чтобы рассмотреть карту местности. Подсветил себе миниатюрным фонариком из того же планшета. Фонарик крепился в гнезде для карандашей и вполне там помещался. Знакомство с картой длилось недолго. – Понятно, – сказал он. – Мы выступаем, товарищ майор. Счастливо оставаться. – У нас приказ следовать за вами. – Вызовите машину, чтобы трупы забрала, и оставайтесь на связи. Дайте мне ваш номер. Я позвоню, если будет результат. Возможно, тогда ваша помощь понадобится. Предполагаю, что вам надо будет выехать на машине, чтобы на каком-то участке перекрыть бандитам путь к отступлению. Последнее было высказано лишь для убедительности, чтобы менты не мешали в поиске бандитов. Без них спецназ ГРУ справится лучше, даже своими не слишком большими силами. – Куда вы пойдете? Неизвестно ведь, в какую сторону бандиты двинулись. – Отчего же? Все известно. У них только один маршрут в этой местности – к лесному урочищу, к оврагу. Они пошли на свою базу. Базу можно было устроить только там, поблизости больше нет ни одного подходящего места. Но долго они там, думаю, не задержатся. Что-то захватят, за чем сюда шли, и пойдут дальше. Тогда ваша помощь и понадобится. От дороги не удаляйтесь, возможно, придется воспользоваться транспортом… * * * Старший лейтенант Валидов запомнил номер майора Мухаммадгафурова сразу. Память на цифры у него с детства была хорошая. Он, участник многих подобных мероприятий, хорошо знал, что им предстоит, и был уверен, что помощь ментов понадобится хотя бы для перекрытия возможных путей отступления бандитов. Жаль только, что угнанная машина взорвалась до того, как он сам осмотрел ее. На себя Валидов надеялся и знал, что сумел бы определить, сколько человек в машине ехало, пятеро или семеро. Если бежали только те, что находились в доме, это одно. Если же к ним присоединились те, что обстреливали ментовский спецназ из пулеметов, это уже другое. Искать пятерых или искать семерых – в лесу это важно знать, чтобы не услышать чужую автоматную очередь со спины, или даже пулеметную, по примеру ментов. Но жалеть об упущенных возможностях подолгу Валидов не имел привычки. Он помнил с детства молитву, которой учила его русская мать: «Господи, дай мне разум и душевный покой принять то, что я не в силах изменить». И эта молитва помогала ему всегда. Мать ушла из жизни давно, когда Гази был еще ребенком, а когда он пошел в школу, то есть через два года, в доме появилась мачеха, которая никогда не молилась и ни одной молитвы не знала. Отец, дагестанец, вообще был атеистом. Но молитвы родной матери помнились даже многие годы спустя и помогали старшему лейтенанту во многих ситуациях сохранять присутствие духа, хотя, может быть, и больше для него делали. Бандиты, конечно, совершили ошибку, с боем прорвавшись сквозь заслоны и показав направление, в котором они двинулись. Этим они только преследование вызвали. А ведь могли просто и тихо разойтись если уж не сразу по своим домам, то хотя бы по домам своих друзей и знакомых, и никто не выдал бы их, потому что у дагестанцев не принято выдавать властям даже собственных врагов. Если враг обратился к тебе за помощью, помоги ему, а потом, когда он будет в равном с тобой положении, ты можешь и отношения с ним выяснять. Этому уже отец учил Гази. И это тоже осталось в памяти на всю жизнь. Отец был настоящим горцем, и на его жизненные уроки можно было полагаться, оказавшись среди горцев. Однако, к сожалению, современные горцы не всегда придерживаются традиций предков. Тем не менее к предательству редко кто бывает расположен. И если бы бандиты рассеялись по городу, найти их было бы уже практически невозможно. Но они бежали в горы, в лес. И следовало воспользоваться их ошибкой. Неуничтоженный бандит – это еще одна или несколько потерянных в ближайшем будущем жизней. И потому старший лейтенант Валидов вел свой взвод в преследование, ничуть не сомневаясь в своем праве на уничтожение тех, кого стремился найти. Вперед, как обычно делал, опасаясь засады, Валидов выпустил пулеметчика с ручным пулеметом, за пулеметчиком, отстав на двадцать метров, шел сам, а за ним уже и остальные. Со спины взвод прикрывал старший сержант Родион Кологривцев, опытный контрактник, на которого можно было положиться. Выставили и боковое охранение на случай, если засада будет расположена не на пути взвода, а в стороне. Охранение сумеет предупредить вовремя, чтобы взвод не попал под кинжальный расстрел. Вскоре рассвело, и рассвет пришел, как обычно бывает в горах, стремительно. Валидов переключил свой бинокль, который часто прикладывал к глазам, с ночного тепловизора на дневной. Тем не менее этот прибор помогал заметить биологически активный объект, излучающий тепло, издалека. Во взводе было два таких трофейных бинокля. Второй старлей выделил бойцу из бокового охранения с самой опасной стороны, там, где лес был гуще и склон выше. Бандиты не настолько неграмотные в военном деле, чтобы устраивать засаду на нижнем уровне и подвергать себя обстрелу сверху. Они всегда стараются занять верхнюю позицию. К урочищу вышли через полтора часа темпового марша. Теперь следовало быть вдвойне осторожным и искать бандитскую базу, подходы к которой наверняка заминированы. Но старший лейтенант Валидов был уверен в бойцах своего взвода. Он хорошо учил их, и пока еще не было случая, чтобы кто-то во взводе подорвался на мине или на «растяжке». И только уже в самом низу, когда взвод спустился до ручья, где располагалась база, Валидову позвонили. Определитель его трубки показал, что звонит комбат. Это было что-то новое и наверняка экстренное, потому что комбат, сам много повоевавший, никогда обычно не звонит, если офицер находится на операции. – Старший лейтенант Валидов. Слушаю, товарищ подполковник. – Гази, ты далеко ушел? – Нахожусь в районе предполагаемой базы боевиков. Веду поиск, товарищ подполковник. – Притормози. Я уже выслал вертолет со взводом Ларина тебе на смену. Передашь свой взвод Ларину, а сам возвращаешься с вертолетом. Тебя срочно в Москву отзывают. К командующему. Не знаю причину, можешь не спрашивать. Но предупредили, что срочно, приказали снять тебя с операции и отправить. За тобой из Москвы самолет высылают. Если за старлеем высылают самолет, как за генералом, значит, дело действительно срочное и важное. Будь готов. Ларин тебя подменит. Сразу после приземления он позвонит. – Понял, товарищ подполковник. Я готов. Передавать свой взвод под чужое командование не хотелось. Тем не менее подполковник пусть и не отдал официального приказа, но говорил конкретно, а это уже и есть приказ. Как человек военный уже во втором поколении, Валидов приучил себя безоговорочно подчиняться приказам командования… 2 – Прибыл, ну и молодец, чернявый! – Полковник в расстегнутом на большом животе кителе выбил на настольном стекле пальцами короткую барабанную дробь, но присесть не предложил, хотя стул стоял тут же и даже был выдвинут из-под стола. – Я слышал, что у вас в Дагестане все имена имеют какой-то перевод. Как твое имя, старлей, переводится? Сам-то хоть знаешь? Старший лейтенант на сидячее место, кажется, претендовать не намеревался, привычно вытянулся по стойке «смирно», но при этом никакого смущения перед московским полковником не испытывал, говорил твердым голосом, и даже с вполне уловимыми нотками недовольства. Должно быть, слово «чернявый» показалось ему обидным. Это почти то же самое, что «черный», только более аккуратное, чтобы можно было отговориться. – Гази в переводе с арабского – это «воин», товарищ полковник. Полностью соответствует моей профессии. А фамилия, если перевести на русский, будет звучать как Отцов. Она происходит от имени Валид. Валид по-арабски – отец, а по-аварски будет Валидал. Попрошу только не обижать меня и не звать «валидолом». – Ага… Понятно… Фамилия – это ладно, а вот имя у тебя хорошее. Для нашей с тобой профессии действительно, думаю, хорошее. А еще расскажи-ка мне, старлей, про свои родовые корни. Не ради любопытства, сам понимаешь, спрашиваю. В нашей службе любопытство наказуемо, а знать полагается только то, что полагается знать. Я понимаю, что в управлении кадров есть и твоя подробная автобиография, и полное досье на тебя и твою близкую и не очень близкую родню, но мне недосуг в бумагах копаться. У меня и кроме тебя дел полно. Ты уж сам расскажи коротко и четко, доходчиво, если умеешь. Понял? – Так точно, товарищ полковник. Понял. Я понятливый. Если коротко, то… Папа по национальности аварец. Это самый многочисленный народ Дагестана. Он – военный летчик, дослужился до подполковника. Мама моя из Подмосковья, простая деревенская жительница. Из ее родни знаю только одного дядю. Алкоголик, совсем пропащий, как и на что в деревне живет, понятия не имею. В деревне три жилых дома осталось, один – его. Пенсия – минималка, а на что пить – находит. Я год назад заезжал к нему. Больше двух дней не вытянул, хотя планировал на неделю. Других не знаю, хотя, наверное, тоже кто-то есть. С родственниками мамы мы как-то не общались. Мама рано умерла. Я еще в школу не ходил. Родные мачехи вас, полагаю, не очень интересуют, но я, став взрослым, с ними и не встречался. Сама мачеха умерла в прошлом году, когда я в госпитале лежал, поэтому на похороны поехать не смог. Я был весь в гипсе, и носили меня только на носилках. Родственники по отцовской линии большей частью живут в Дагестане. В Москве я слышал про одного, но ни разу с ним не встречался. Извините, я понимаю, товарищ полковник, что вас интересует. Да, мой двоюродный брат Абдулмалик Валидов, насколько я знаю, амир большого и сильного джамаата. Кличка амира – Валидол. Думаю, так его все за глаза зовут. Брат считается среди других бандитов весьма авторитетным и влиятельным человеком. Он таким и раньше был, еще до того, как в горы ушел. Я однажды спрашивал одного пленного бандита. Он моего брата знал только понаслышке, но отзывался о нем с уважением. По официальным данным, на счету его банды несколько террористических актов. Хотя, по моим данным, против простого населения Абдулмалик не воюет и террористические акты совершал только против ментов. И еще против представителей власти, против разных чиновников из местной администрации. Там, в Дагестане, обстановка сложная. Люди властью недовольны, особенно той ее частью, что держит в руках оружие. Жизни людям не дают. Я ментов имею в виду… – Полицию… – Да, полицию. – Поправка совершенно не смутила старлея. – Впрочем, их по привычке все еще ментами зовут. Особенно там, в горах, на Кавказе. Там это очень презрительное слово. У меня есть основания утверждать, что во многом такое отношение заслуженное. – Ты сам, кажется, недавно был в Дагестане? Или даже сейчас оттуда? – Так точно, товарищ полковник. Полугодовая командировка. Была запланирована как обычно, а пробыл только четыре с половиной месяца. Отозвали сюда. Ранее дважды в Чечне был и один раз в Ингушетии. Это за последние годы. – С братом не встречался? – Никак нет. Даже попытки не предпринимал. Привет ему, естественно, тоже передать возможности не имел. – А вообще с ним встречался? – В последний раз, когда на последнем курсе училища учился. И мой отец еще жив был, и отец Абдулмалика тоже. Вместе они к нам приезжали. Пообщались, поговорили, и все. А я у них в селе Тахчурмахи был еще ребенком, но все хорошо помню. И бабушку покойную помню, она с ними жила. – Как Абдулмалик переводится? Его имя что-то значит? – Абдулмалик – «раб владыки». – Еще родственники в Дагестане есть? – Из близких – дядя и еще один брат отца, самый младший, Валид Валидов. Но он душевнобольной, инвалид первой группы, семьи, понятно, не имеет, живет в Каспийске. Большую часть жизни провел в психиатрической больнице. Временами, в периоды обострения, становится буйным и опасным. Тогда его в больнице надолго закрывают. По полгода держат, а после лекарств полусонного выпускают. Соседи следят за ним внимательно. Только что-то не так, сразу звонят, и дядю снова увозят. Он уже и сам от такой жизни измучился, и других измучил. Мы только однажды виделись, когда я ребенком был. Кроме него, есть еще более дальние родственники, в Тахчурмахи, в основном, живут, но с теми я никогда контактов не имел, и даже не знаю, где их искать. – Ну, и что же, может быть, придется поискать, – неожиданно проговорил чей-то голос из-за спины. Старший лейтенант Валидов обернулся. В дверях стоял, держась за ручку, командующий войсками спецназа ГРУ полковник Мочилов. Гази сразу узнал его, хотя видел только мельком во время совместных с французскими парашютистами антитеррористических учений[5]. Командующий взял тогда на себя роль командира батальона, хотя за время штабной работы давно, как тогда все думали, должен был потерять боевую форму. Но он не потерял и показал себя прекрасно. Гораздо лучше многих молодых и амбициозных французских офицеров, кстати, свои амбиции после учений растерявших. Командующий шагнул вперед. – Здравия желаю, товарищ полковник! – Старший лейтенант снова вытянулся по стойке «смирно», даже каблуками по-гусарски щелкнул, поскольку отдать «честь» без головного убора не мог, согласно уставу внутренней службы. – Что-то лицо твое знакомо мне, старлей. Встречались? – здороваясь, протянул руку Мочилов. – Во Франции вместе были, на учениях, товарищ полковник. – Понятно. Загоняли вы меня там. – Или вы нас. Этот вопрос пока остался открытым. – Или мы все вместе загоняли французов, чтобы никому обидно не было. – Зато они потом, для восстановления дыхания, хорошее вино привезли. – Было дело. Уважили… * * *