«Самый несносный тэнкрис в Метавселенной», – раздраженно подумал Каос, но стакан поднял и чокнулся с ним. Он не знал, кем нужно быть, чтобы тебе откровенно не нравился Золан эл’Ча. – Где был? – Гулял по мирам условного фронтира, там, знаешь, куда стараются не запрыгивать даже самые стойкие и опытные. Никогда не понимал – почему? Нормальные миры не так уж и далеко, в некоторых даже можно дышать. – Сколько переходов? – Иногда тридцать, иногда сорок пять по прямой, без захода в исследованные мироздания. Каос молча поразился. – И зачем вернулся? – Надоело шаромыжиться по периферии, – ответил Золан, подперев щеку кулаком. – Затосковал по дому. По дому, подумал халл. Золан эл’Ча ведь происходил из какого-то не слишком развитого захолустного мирка закрытого типа. Забавно. Из какой только глухомани не появляются на межмировой арене великие. А этот тэнкрис был великим даже по меркам серого мироходца. Он приобрел свое бессмертие подвигом, а потом преодолел границы родного мироздания и сам стал мироходцем. То есть его никто этому не учил, эл’Ча просто прыгал по мирам и выживал. Надо ли говорить, что для девяноста процентов неопытных новичков без помощи ментора эта карьера заканчивается прыжке на… первом-втором? Но не для повелителя молний. Этот тип выживал раз за разом, постепенно начиная не выживать, а жить. Он продолжал идти вперед и вверх: герой легенд в сотнях мирозданий, убийца прорвы жутких сущностей, воин, полководец, интриган, разводчик пуделей, изобретатель лучшего антистатического геля для волос в Метавселенной. Со временем его успехи стали столь заметны, что Великая Ось предложила Золану стать Стражем. И он им стал, прослужив впоследствии тысячи лет, пока не скинул наконец полномочия на преемника и не сбежал, инсценировав свою смерть. – Потому что ты идиот. – А? – Говорил же, зачем инсценировать свою смерть? Почему тебе вообще спокойно не сиделось? Ты же был назначен Тринадцатым – минимум обязанностей, максимум свободы. К тому же инсценировка смерти – это такой затасканный штамп, что на его могиле не танцевал только самый ленивый сочинитель. – Ага, но при этом ты мой хронометрон к рукам прибрал, не корежась. – Такова была воля Амон-Ши, – буркнул халл, принимая новый стакан виски, – он хотел, чтобы я попал в Великую Ось и получил хронометрон, вот и все. Я даже не использовал его ни разу с тех пор. Почти. Тэнкрис рассмеялся и подал знак, что ожидает добавки. – Ну а у тебя как дела? В целом. – Семь тысяч циклов в целом? Нормально. Служил своему богу, метался из одного края изведанной Метавселенной в другой. Но вот сейчас началась полная задница. Кстати, я собираю команду… Внимательно оглядев старого знакомца, Каос усомнился. Иметь на подхвате такого, как эл’Ча, было бы крайне полезно, да только он вряд ли согласится. Этот субъект получил от существования все, что только возможно было получить, ему больше было неинтересно участие в разных авантюрах. К тому же – серый мироходец не желал бы признаваться в этом никому – в случае отказа он не был уверен, что сможет убить тэнкриса во имя сохранения тайны. Не из моральных дилемм, а чисто технически. Слишком большой риск. – Нет, ничего, забудь. Приехал вот перевести дух, прогреть кости на горячих источниках и встретиться кое с кем. – Тогда тебе повезло, приятель! Ха! А я вот сбежал из дома. Там сейчас намечается небольшой замес с участием бога времени. Знаешь же, что за такими вещами пристально следят из Оси, так что на время, пока Неназванные наводнили мою родину, я решил смотаться. – Когда в деле замешаны божества времени, добром обычно ничто не заканчивается. Возможно, было бы необходимо твое вмешательство. – А, нет, нет! Есть у меня на примете один субъект, который вполне сможет справиться с этим. – Разобраться с богом времени? – Ага. Отличный парень, весельчак каких мало, золотое сердце, соль земли и просто добряк. Он меня буквально обожает! Как сын мне, можно сказать! К тому же не могу же я один все подвиги совершать, надо уметь делиться. Спас мир – отойди, дай и другим спасти. Я всегда так говорил. – Помню. – В общем, все к лучшему. Если бы я не сбежал из дома, сейчас бы не свиделись. За встречу, братец! Безумно рад тебя видеть! Бармен, всем выпивки за мой счет! Черт окинул пустые столы взором, хрюкнул и вернулся к полировке пивного крана. – Кстати, дай-ка сюда Алугу. – Чего? – Алугу дай, хочу посмотреть, как ты с ним обращался семь тысяч циклов. Если угробил мое творение, я угроблю тебя прямо здесь. Вздохнув, тэнкрис вытащил из-под отвратительного малинового в синюю крапинку пиджака револьвер, и что это был за револьвер! Всем револьверам револьвер! Массивный монстр цвета золота и серебра, украшенный узором молний; барабан на восемь выстрелов и шестнадцать патронов – двойные ствол и боек, по две каморы в ряд; блестящий подствольный утяжелитель для компенсации зверской отдачи, материалы, сплошь не проводящие электричества, кроме малого числа тех, что были специально встроены в конструкцию, дабы направлять и фокусировать заряд электроэнергии от двух контактов в рукояти, вдоль всего корпуса к торчащему из утяжелителя олдриновому шипу. Алуга – один из шедевров, созданных Каосом очень, очень давно. – Ты ведь не заплатил за него, насколько я помню? – Я, э… ну, знаешь… – Не беспокойся. – Серый мироходец вернул револьвер хозяину. – Может, когда-нибудь сочтемся. – Когда-нибудь, – довольно улыбнулся тэнкрис, забирая оружие и пряча его под одеждой так, что снаружи не было заметно ни единого контура. – Сочтемся, будь уверен. Эл’Ча всегда платят свои долги. – Э? – Каос задумался, глядя сквозь Золана. – А я ведь знаю, откуда взялось это выражение. – Простите. – К посетителям бара просеменила молодая чертовка в узком платье. – Господин Магн, тебя ждут. – Удачи, Серый! Надеюсь, ты преуспеешь! Потеряв предыдущую мысль, халл лишь хмыкнул: – Если бы ты знал, что у меня на уме, ты бы так не говорил. Идти пришлось довольно далеко, несмотря на наличие лифта и очень продуманную структуру внутренних проходов замка. Но вот Каос Магн вступил в ароматный полумрак будуара, выдержанного в темно-фиолетовых, почти черных тонах, который здесь выдавался за рабочий кабинет хозяина. Он, а вернее она сидела перед большим магическим зеркалом, где отражалось не лицо смотрящего, а образ в виде белой маски, который тихо нашептывал хозяйке что-то из-за стеклянной глади. Никто, кроме нее, не ведал, сколько ей лет, но выглядела она как дама слегка за сорок, сохранившая львиную долю девичьей красоты, свежая лицом, стройная и изящная, хотя и затянутая в закрытое платье от макушки до пят. Она хранила скромность в украшениях: несколько тонких колечек, фибула с самоцветом на плаще и тонкая тиара поверх платка, что окутывал ее голову. Тонкая длань была протянута для церемониального поцелуя, и мироходцу пришлось постараться, чтобы не задеть белую кожу своими бивнями. – Очарован, ты прекраснее, чем когда-либо. – Маленький наглый лжец. Она поднялась и крепко обняла халла, доставая ему лишь до середины груди. – Мальчик мой, почему так долго не заглядывал? Почему облысел? Откуда эти… милые… В общем, ты совсем не думаешь о своей волнующейся Мамочке. – Прости, дела, дела. Никто кроме нее не знал, как ее зовут, но она велела величать себя Мамочкой, ибо, являясь хозяйкой всего вокруг, имела право на милые причуды. В незапамятные времена Мамочка, являясь могущественной колдуньей, ценой большой крови уничтожила всех своих врагов и воцарилась на престоле мироздания. Однако со временем, как и все на свете, властвование ей надоело. Да и не сказать, чтобы Мамочка была хорошим правителем, она относилась к числу тех, кто страшно жаждал власти, но, получив оную, совершенно не знал, как с нею обращаться. Проносив венец абсолютной власти многие годы, Мамочка отстранилась от увядавшего мироздания и заперлась в своем замке высоко в горах. Покинуть реалм она по определенным причинам не могла, и очень, очень долго эта могущественная магесса оставалась затворницей, пока однажды на пороге ее мрачной обители не возник оборотник, известный как Эдвард Д. Аволик, и не предложил хозяйке приобрести у него грошовое пособие по аутотренингу «Открой себя миру и открой мир для себя», которое буквально перевернуло ее жизнь. Мамочка смогла осознать, что она хочет общаться с миром… мирами и что вечное одиночество не приговор для нее. Но, не будучи способной отправиться открывать неизведанные дали, она сделала так, чтобы неизведанное само пришло к ней. Мамочка превратила свой замок в огромный отель с целебно-восстановительным комплексом в придачу и открыла его двери для гостей из сотни-другой миров… Ну, скажем так, не для всяких гостей. Хотя ее собственные боевые будни остались позади, Мамочка никогда не переставала быть, на минуточку, великой колдуньей, чье могущество стояло на крови и темных ритуалах. Так что двери отеля она открыла для личностей, которые с чьей-то предосудительно-легкой руки могли получить ярлык злодеев. Она создала место отдыха для темных владык, демонов, тиранов, кровавых богов и колдунов, межмировых работорговцев, профессиональных убийц и прочей достойнейшей публики, чей моральный компас уверенно указывал на «зло». Исключения делались лишь по личному желанию хозяйки. Где-то там, внизу, у подножия гор, текла своя жизнь. Будучи брошенными на произвол судьбы, немногочисленные аборигены взяли ее в свои руки и за пару эпох смогли привести погибавший мир в порядок. Воспоминания о черной королеве превратились в страшную сказку, полузабытую легенду, но все короли мира твердо держали в памяти название и местоположение высокого горного хребта, на который никто из них никогда не будет претендовать. Каос посещал отель Мамочки уже довольно давно, не раз это уютное место становилось приютом для него после получения тяжелых травм. – Рад, что у тебя все хорошо, Мамочка. Вижу, отель не пустует. – Жду наплыва гостей на праздник. У меня годовщина открытия, помнишь? Не помнишь. Ты прибыл не ради этого. Полечишься немного и вновь убежишь? – Прекрасные темно-фиолетовые глаза одарили мироходца взором нежным, но укоряющим – материнским. – Прости. Метавселенная постоянно расширяется, миров становится больше, дел – тоже. – А! В таком случае я крайне рада, что ты смог явиться сюда: ведь это значит, что сейчас, несмотря на всю Метавселенную, тебе важнее всего быть здесь. – Она улыбнулась очень ласково. – Да, Мамочка. Но мне кажется, когда я уточню кое-что, твоя радость поубавится. – Милый? – Я должен встретиться с Энито?рико Скуа?мо. Поразительно, какую боль можно причинить женщине всего парой неосторожных слов. Как легко разбить ей сердце, разбередить рану, вызвать слезы. Всего-то и нужно упомянуть о мертвом сыне… или о том, кто был ей как сын. – Как ты можешь, Каос? – замогильным голосом спросила Мамочка. – Вы загнали его как зверя… вы убили его! Мальчик был ни в чем… – Это представление заслуживает всяческих похвал, – не позволяя затуманить себе мозг, перебил серокожий иномирец, – но у меня мало времени и очень важное дело. Мамочка, я знаю, что Скуамо жив. Порой мне кажется, что инсценировка смерти – это своего рода популярный спорт, которым все занимаются, и только я один вне турнирной таблицы. Я знаю, что Скуамо здесь, знаю давно, однако не сообщил об этом Великой Оси. Сейчас мне нужно встретиться с ним и попросить о помощи, не более того. Мамочка держала драматическую паузу. – Серьезно, дорогая, даю слово, что не причиню ему вреда и буду хранить эту тайну дальше. Великая колдунья вздохнула, немедленно выходя из трагического образа. – Как ты узнал?