Она посмотрела на него в упор. – Почему? – Я тебе отвечу. Приготовься получить хвалу. Это был первый сон любви, как я уже говорил; и, веришь или нет, мне так и не удалось его повторить. Я любил множество очаровательных женщин и получал от этого удовольствие, но эти, с позволения сказать, контакты, происходили… в другой плоскости. Не хватало некоей идиллической нотки. Другие дамы совершенно не были похожи на Афину Палладу. Я не имею никакого желания возвращаться в неприятный период своей юности, но в ретроспективе этот период обладает определенным очарованием. Ты олицетворяешь собой это очарование. – Ты прекрасно знаешь, что во мне никогда не было ни крупицы очарования. – Ars est celare artem[6]. Знаешь, когда ты это сказала, я снова почувствовал себя мальчишкой. Она рассмеялась. – Раньше ты говорил мне, что я прямолинейна, как кочерга. Я по-прежнему такая. У меня и правда никогда не было такта, поэтому тебе придется принять меня такой, какая я есть. Я хотела кое-что тебе сказать. Это касается Кэтрин. Снаружи, стоя на ступеньках и прижавшись к стеклянной двери, Кэтрин Уэлби услышала свое имя. В верхней части окна у нее над головой был один из тех старых вентиляторов в форме звезды, которые появились после открытия, сделанного примерно в 1800 году: оказывается, свежий воздух вовсе не смертелен. Вентиляция была открыта, и голоса двоих людей в кабинете звучали энергично и отчетливо. Она многое услышала из их разговора. А теперь услышала, как Джеймс Лесситер спросил: – А что с Кэтрин? Риетта шагнула к нему. – Джеймс… Не доставай ее. – Дорогая моя девочка, она же воровка. Кэтрин была в длинной черной накидке, отороченной мехом. Давным-давно ей отдала ее Милдред Лесситер. Мех все еще был хороший и теплый. Но тело ее под этой накидкой сжалось от холода. – Она воровка. – Ты не имеешь права говорить так! – Думаю, что имею. Вот записи моей матери, можешь прочесть, если хочешь. Она внесла сюда все. Кэтрин лгала, когда говорила, что вещи были ей подарены. Если она не сможет или не захочет их предъявить, я подам на нее в суд. – Ты не можешь этого сделать! – Могу и сделаю. – Почему? – Потому что она воровка. Риетта покачала головой. – Дело не в этом. У тебя на нее зуб за что-то. За что? – Мне незачем тебе об этом говорить. Она разрушила нашу помолвку, наговорив тебе лжи обо мне. – Джеймс, это не было ложью. – Она оболгала нас обоих перед моей матерью. Она подошла совсем близко и встала сбоку, опершись на стол правой рукой. – Джеймс, нашу помолвку разрушило не это. Ее разорвала я, когда ты убил свою собаку. Его лицо потемнело от гнева, а вся прежняя шутливость улетучилась. – А ты что, думала, я стану держать животное, которое на меня набросилось? – Ты его напугал, и он огрызнулся. Ты убил его, жестоко убил. – Полагаю, это Кэтрин тебе рассказала. – Нет, один из садовников, который все видел. Кэтрин об этом не знала. Я никому об этом не рассказывала. – Сколько суеты из-за собаки, – угрюмо пробормотал он, а затем прежним тоном добавил: – Я говорил тебе, что всегда плачу по счетам. Я уверен, что с удовольствием сведу счеты с Кэтрин. – Джеймс, пожалуйста… Встретив его взгляд, она поняла, насколько все бесполезно. Он легко рассмеялся. – Мне доставит большое удовольствие увидеть Кэтрин на скамье подсудимых. Этими словами Джеймс будто ударил ее. Он разворошил прошлое, сыграл на ее чувствах, на мгновение даже добился того, что тронул ее своим прежним шармом. А теперь вот что. Если бы он в самом деле ударил ее по лицу, это не оскорбило бы ее больше. Риетта невероятно рассердилась. Потом она не могла вспомнить, что именно говорила. Из ее гнева рождались слова, которые она швыряла ему в лицо. Если бы у нее был в руках какой-нибудь предмет, она бы, наверное, запустила им в Джеймса. Внезапно она испугалась собственного гнева, возникшего из прошлого – он пугал ее. Она сказала, задыхаясь: – Я пойду. Услышав эти слова, Кэтрин отошла от стеклянной двери и снова спряталась в кустах. Она увидела, как шторы отдернулись, и рывком распахнулась дверь. По ступенькам сбежала Риетта, в красном платье и с непокрытой головой. Глава 13 Риетта открыла дверь и вошла в дом. На обратном пути она никого не встретила и ничего не слышала. Она так пылала от гнева, что не заметила отсутствия плаща, который остался лежать там, где она его положила, – в кабинете Меллинг-Хауса. Она совершенно о нем забыла. Она подумала о Карре, о Кэтрин, о своей вспышке гнева и пришла в ужас. Открыв дверь, она прошла в гостиную. Фэнси, зевая, подняла на нее глаза. – Вы пропустили девятичасовые новости. Риетта инстинктивно бросила взгляд на старые круглые часы, висевшие на каминной трубе. Они показывали двадцать минут десятого. Эстрадный оркестр играл новую популярную песню в стиле свинг. Она протянула руку и выключила радио. – Карр вернулся? Фэнси снова зевнула. У нее были очень красивые зубы – белоснежные и ровные. – Нет. Что с ним такое, мисс Крэй? Риетта подошла и, нахмурившись, встала над ней. – Я хочу, чтобы ты рассказала мне, что произошло, пока меня не было в комнате. Фэнси, моргая, посмотрела на нее большими голубыми глазами. Она попыталась сдержать очередной зевок. Риетта с раздражением подумала, что она очень похожа на сонного ребенка. Нельзя было винить ее за это, но в такой ситуации от сонного ребенка мало проку. Она повторила: – Я хочу, чтобы ты рассказала мне, что произошло, пока я говорила по телефону. – Ну… – Глаза Фэнси по-прежнему были широко раскрыты, а их взгляд немного расфокусирован. – По-моему, ничего особенного не произошло. Только под конец. – И что случилось? – Ну, мы листали газеты – те, что принес мистер Эйнджер, и я увидела шляпку, которая мне понравилась, и стала думать, как бы мне смастерить такую же, так что я не очень-то обращала внимание на Карра. Когда думаешь о чем-то особенном, не обращаешь внимание на то, что происходит вокруг. И тут вдруг Карр вскрикнул. Я подумала, что его кто-то ужалил или что-то в этом роде. Вид у него был ужасный, мисс Крэй, просто ужасный. И он сказал: «Проклятая сволочь!», а я спросила: «Где?», потому что не понимала, о чем он говорит; да и как мне было понять? А потом вы вошли, и он сказал, что мужчина на фотографии увел у него Марджори. И он спросил у вас, правда ли это Джеймс Лесситер. Марджори была его женой, верно? То есть женой Карра, а этот Джеймс Лесситер увез ее. Карр ведь не наделает глупостей? – Нет, – ответила Риетта глубоким и решительным голосом, что, кажется, немного удивило Фэнси. Она заморгала. – Прошлого ведь не вернешь, правда? – Нет, – снова сказала Риетта. Фэнси зевнула. – Судя по тому, что я слышала, невелика была потеря. – Она снова моргнула. – Наверное, мне не следовало это говорить. Вы ведь ее не любили? – Нет, не любила. – Судя по рассказам, ее никто не любил. Полагаю, Карру с ней здорово досталось. Он ведь добрый. Когда я рассказала о нем маме, она сказала, что его чувства были сильно задеты. Она велела мне быть осторожной и внимательной. «Оставайся с ним, если хочешь, голубушка; или не оставайся, если не хочешь; но только не играй с ним». Так сказала мама. – И что ты собираешься делать? В другое время и при других обстоятельствах этот вопрос прозвучал бы саркастически. Сейчас же Риетта задала его совершенно просто, и Фэнси так же просто ей ответила: – Я ему не нужна. Он сказал, что мы друг другу не подходим. Думаю, ему нравится та девушка, к которой он водил меня на чай, – Элизабет Мур. Он ведь любил ее, да? – Очень давно.