Первое казалось случайностью на грани фарса. Дини О’Бэнион и Гвоздь Мортон стали большими друзьями. Мортон, которому исполнилось двадцать девять лет (он был на два года моложе, чем О’Бэнион), был холост и жил в гостинице Congress. О’Бэнион женился два года назад. В воскресенье, 13 мая 1923 года, Мортон, миссис О’Бэнион и комиссионер Питер Мандейн отправились на верховую прогулку. Мортон был прекрасным наездником и выбрал на конюшне Lincoln Riding Academу, по адресу Норд Кларк-Стрит, 300, лошадь «особенно нервную и ретивую». На улице она встала на дыбы и, перейдя на галоп, помчалась в южную сторону Кларк. Мортон, отличающийся немалым весом, привстал на стременах, чтобы сдержать животное, но ремень лопнул, и Гвоздь Мортон рухнул на землю, не выпустив поводья из рук. Испуганная лошадь встала на дыбы, ударив при этом Мортона копытом по голове. Швейцар ближайшего отеля и полицейский, первыми прибежавшие на место происшествия, обнаружили Мортона без чувств; он умер, не приходя в сознание. Сраженный горем Луи Альтери забрал лошадь и пристрелил ее в поле на северо-западе от города. Затем позвонил в Lincoln Academу и, как сообщалось в газетах, заявил: «Потеря лошади будет вам уроком. Если хотите, можете забрать седло». О’Бэнион потерял больше, чем друга и партнера. Мортон был сдерживающей силой: умел разговаривать с людьми, проявляя сдержанность, и невольно заставлял собеседника делать то же самое. Хейми Вайс был еще более импульсивен, чем О’Бэнион, Друччи – слишком порывистым и диким. Моран целиком оправдывал прозвище Глюк, а Альтери производил впечатление парня «немного не в себе». Если бы Мортон остался жив, вероятно, смог бы удержать О’Бэниона от действий, ускоривших начало военных действий против Торрио и Капоне. Так, норовистая лошадь помогла Капоне стать Большим Боссом американского преступного мира. Предпосылки ко второму знаменательному событию произошли в 1921 году. Гарри и Альма Гузик, управляющие одним из борделей Торрио, наняли шестнадцатилетнюю сельскую девушку, искавшую работу горничной. После пяти месяцев занятий проституцией она нашла возможность передать послание отцу, который в компании десяти друзей приехал и забрал дочь домой. Доказательства преступления были неопровержимы, и Гузиков осудили, несмотря на многократные попытки подкупить отца девушки. Гузики подали апелляцию в суд и обратились за помощью к Торрио, который ценил Гарри как опытного, энергичного и разумного управляющего борделем, а также надежного человека, с точки зрения полиции и политиков. Для Торрио это был прекрасный случай продемонстрировать влияние – в то время когда его авторитет и исполнение плана столкнулись со строптивым О’Доннеллом. Мог ли кто-нибудь еще выручить такого несимпатичного, отвратительного человека, как Гузик, совершившего настолько гнусное преступление? Торрио отдал годовой доход от деятельности борделя за оправдание губернатору Смоллу. 20 июня 1923 года Гарри и Альма вышли на свободу, несмотря на возмущение, всколыхнувшее весь штат. Это действительно было реальное влияние, создавшее впечатление институциональности власти, переданной позже Капоне, помогающее сглаживать острые углы в критических ситуациях. Через неделю после помилования Гузиков сложилась ситуация, когда самому Торрио не помешал бы оправдательный приговор. Третье событие казалось и вовсе тривиальным. На фоне других федеральных агентов-наблюдателей Брайс Ф. Армстронг выглядел крайне непрезентабельно: малорослый, коренастый, с редкими волосами, нервным тиком и глазами как у совы. Выходя на службу, он брал с собой два револьвера и набивал карманы пятицентовиками для покупки газет. Армстронг позволял журналистам унести с собой бутылку-другую доказательств, после того как они сделают несколько снимков. Частично из-за гипертрофированной самоуверенности, частично из-за малой эффективности, начальство старалось убрать его подальше от центра. Во время одной из таких ссылок в начале 1923 года Армстронг взял под наблюдение пивоварню Puro Products в Западном Хаммонде к юго-востоку от Чикаго. Эта пивоварня обанкротилась в 1915 году. Джозеф Стенсон, связной всех пивных производителей Торрио, выкупил Puro в октябре 1920 года, а через два года передал Торрио права собственности. 23 февраля и 9 марта 1923 года Армстронг отследил пивные поставки Puro в Чикаго, а 27 июня провел инспекционный рейд. В результате власти предъявили обвинения Торрио и двум компаньонам (один – бывший заместитель маршала США)[84], владевшими акциями Puro. Торрио начал отстаивать невиновность, чтобы выиграть время, а не из-за страха последствий. Первое признание вины влекло за собой только штраф и закрытие пивоварни сроком на год. Причина крылась в другом: на текущий момент Торрио не мог позволить запятнать репутацию. Мать и отчим Торрио жили в Бруклине. На старости лет они решили вернуться в Италию, и Торрио запланировал семейную поездку, чтобы поселить там родителей. Его отчим, Сальваторе Капуто, был вынужден открыть правду: у Торрио возникнут проблемы с получением паспорта. В свое время, чтобы избежать длительного периода ожидания, Капуто исказил некоторые факты в заявлении о получении гражданства, но ложь была обнаружена иммиграционной службой. Гражданство Капуто и Торрио отменили. Торрио самостоятельно подал заявление на получение гражданства 18 июля 1923 года (через три недели после событий в Западном Хаммонде). Торрио должен был поклясться, что его никогда не судили за какое-либо преступление, а поскольку суд запланировали на октябрь, это было правдой. Кроме того, Торрио следовало заявить под присягой, что его никогда не обвиняли в преступлении, хотя в этом и заключался явный риск. Местом проживания Торрио назвал бруклинский адрес родителей, что сделало его практически не связанным с судебным процессом, запланированным через три месяца и за тысячу миль. Наступила осень, и Джону пришлось курсировать между Чикаго и Бруклином. Перед началом судебного разбирательства 10 октября федеральный судья закрыл Puro Products, а сам процесс был назначен на 19 октября. 1 ноября, получив гражданство, Торрио изменил показания и признал вину. 17 декабря 1923 года судья оштрафовал его на $2500, но второй приговор означал обязательный тюремный срок. Вернувшись в Сауз-Сайд, Спайк О’Доннелл мог ответить на снижение пивных цен только одним способом. Вместе с братьями, Джерри О’Коннором и другими наемными боевиками он вломился в салун с револьверами наготове и заявил владельцу, что теперь у него новый поставщик. Услышав отказ, банда предъявила аргументы, выразившиеся в битье посуды, мебели, окон и проламывании подвернувшихся голов. Хотя Торрио не пренебрегал физическими мерами воздействия при необходимости, но старался обходиться без крайностей. Большинство владельцев салунов были либо достаточно благополучными, либо достаточно разумными, чтобы согласиться на поставки пива Торрио, через Салтиса, – при условии гарантированной защиты от О’Доннеллов и властей. Генеральный план Торрио продолжал работать. Ральф Шелдон и его Ragen’s Colts, контролирующий соседний участок, Салтис и Торрио стали союзниками в войне против Спайка О’Доннелла. Вечером 7 сентября 1923 года Уолтер, Стив и Том О’Доннеллы с Джерри О’Коннором, Джорджем Бухером и Джорджем Меганом осуществили очередное посещение чужого салуна. Его владелец, Джейкоб Гейс, постоянный и верный покупатель Салтиса, отказался от услуг О’Доннеллов и в другом заведении на Вест-Сайде в районе 51-й улицы. Гейс и его бармен, Николай Гориско, обслуживали посетителей, когда в салуне появились О’Доннеллы и предложили владельцу передумать. Услышав отказ, протащили Гейса по всей барной стойке и проломили голову рукоятью револьвера. Только природная выносливость сохранила ему жизнь. Бармена, пытавшегося вмешаться, избили до полусмерти. Затем обошли подобным образом еще пять заведений. Фрэнк Квентон, хозяин салуна в полутора кварталах западнее заведения Гейса, позвонил в полицию. Благоразумнее было бы обратиться к Салтису, Шелдону или Торрио. Кто-то из полицейских, находящихся на дотации, дал знать о случившемся Шелдону. Спайк О’Доннелл присоединился к своим войскам, чтобы выпить и перекусить в салуне Джозефа Клепки, на углу 53-й улицы и улицы Линкольна, обычном месте отдыха банды О’Доннеллов. Четверо вооруженных людей, появившиеся в салуне, удивили Спайка и его парней. Ральф Шелдон привел с собой Дэниела Макфолла и Рейджена. Макфолл наставил на братьев револьвер калибра 38 и, потребовав поднять руки, выстрелил – пуля попала в стену над головой Уолтера. О’Доннеллы, Бухер и Меган бросились к задним и боковым дверям. Следующий выстрел вдогонку Стиву О’Доннеллу ускорил движение братьев. Но в этот момент появилось еще двое боевиков. Один из них, профессиональный убийца Фрэнк МакЭрлайн, вынул из-под плаща сумку с обрезом и выстрелил в убегающего О’Коннора. Выстрел снес О’Коннору половину черепа. За операцией чувствовалась рука Торрио – это было предупреждение, а не начало кровавой резни. Гибель О’Коннора вызвала намного меньше шума, чем смерть любого О’Доннелла. Спайка не тронули. Значительно позже Торрио заказал через Капоне убийство лидера конкурирующей банды. Тем не менее убийство вызвало общественную реакцию, которая могла привести к реальным репрессиям. Торрио взял за правило носить с собой пистолет, предусмотрительно оформив целых два разрешения на ношение оружия. Через десять дней, 17 сентября 1923 года, Спайк, невзирая на предупреждение, снова ударил по конкурентам. Улица Лафлин простирается на север, в двух кварталах к востоку от улицы Эшленд. В южной части, у дома 5500, она пересекается с бульваром Гарфилд, полосы которого разделены зелеными насаждениями. Как обычно ближе к обеду, Джордж Меган с Бухером ехали в Ford Flivver после очередного проталкивания пива O’Доннелов в одном из салунов, направляясь домой по Лафлин в сторону юга. Меган резко затормозил на перекрестке, когда поперек дороги стал зеленый седан, который, резко отъехав от тротуара, повернул налево. В зеленом седане находились вооруженные Фрэнк МакЭрлайн и Дэнни Макфолл. Поравнявшись с машиной Мегана, боевики открыли ураганный огонь, с переднего сиденья стреляли из револьвера, с заднего – из дробовика. Обе жертвы скончались на месте. Меган получил пули в голову, грудь, живот, руки и ноги. Девер задал взбучку шефу полиции Коллинзу, начальнику детективов Майклу Хьюза и отстранил от должности окружного начальника полиции Вульфа, заменив его жестким лейтенантом Уильямом Х. Шумейкером. Мэр настаивал, пока убийцы не будут пойманы: «каждый сотрудник полиции должен отложить все дела в сторону и присоединиться к общему делу – восстановлению правопорядка», – и пообещал гражданам: «полиция доведет дело до конца, как и все остальное». Коллинз смотрел на жизнь более реалистично: «это явно вражда пивных поставщиков, и я рад, что в этой перестрелке не пострадали честные люди». Полиция допросила Капоне об убийствах и отпустила, поскольку О’Доннеллы отказались от обвинений. Допрос с пристрастием, который устроили Торрио, тоже не дал никаких результатов, а лицензии на ношение оружия у него имелись в двух экземплярах. Одна из лицензий была подписана Джозефом Мишкой, мировым судьей из Сисеро, западного пригорода Чикаго. Несмотря на многочисленные неопрятные салуны, расположенные вдоль Рузвельт-Роуд, обозначающей северную границу, Сисеро был вполне приличным городом, населенным в основном выходцами из Чешской Богемии. Собственными домами владели 68 % жителей. Многие работали на гигантском заводе Western Electriс, на восточной окраине города. В Сисеро проживало семьдесят тысяч человек, это был пятый по численности населения город штата Иллинойс и, вероятно, первый по грамотности. Хотя Сисеро являлся частью округа Кук, у него была собственная городская власть и полиция. Приказы мэра Чикаго не имели в Сисеро юридической силы. Торрио организовал филиалы своей организации буквально во всех пригородах Чикаго. Город Сисеро был почти под тотальным контролем. Здесь и работало второе разрешение на оружие (у Капоне оно тоже имелось). Тем не менее город оставался относительно закрытым для посторонних. Контроль над Сисеро не нарушал договора о территориях. О’Доннелл и братья монополизировали Рузвельт-Роуд, а Сисеро считался беспартийным. Итальянцев в Сисеро проживало немного, бордели отсутствовали, единственным допустимым видом азартных игр были игровые автоматы, принадлежащие местному жителю, политику Эдди Фогелю. Фогель вместе с О’Доннелами и Эдди Танклом (чехом по происхождению), владельцем сети салунов, держателем голосов иммигрантов, – имели решающее влияние в правительстве города, во главе которого стоял мэр Джозеф Клена. Фогель контролировал Сисеро, совершенно независимо от правительства и полиции. От захвата города Торрио удерживало не противодействие политиков, а страх перед западными О’Доннелами, поскольку последние не одобряли проституцию и не хотели иметь с ней дела. Но осенью 1923 года, получив контроль над всей остальной территорией округа Кук, Торрио начал тщательно спланированное вторжение в Сисеро. Вместо грубой силы он применил тонкий расчет. В октябре 1923 года, не проводя никаких переговоров с местной полицией и властями, Торрио открыл бордель на Рузвельт-роуд и послал туда десяток проституток. Полиция Сисеро немедленно закрыла бордель, а женщин арестовала. Торрио открыл еще одно заведение на перекрестке Огден и Пятьдесят второй авеню. Полиция и его накрыла. Торрио не стал конфликтовать, но через пару дней в Сисеро заявились помощники шерифа Питера Хоффмана и конфисковали все игровые автоматы в городе. Таким образом, Торрио показал всем, если ему не дадут торговать в Сисеро женщинами, игровых автоматов здесь тоже не будет. Торрио сел за стол переговоров с Фогелем и братьями О’Доннел, и они заключили мирный договор. Так, как действовали Торрио и Капоне в Сисеро, не мог бы действовать никто. Торрио хотел обладать правом продажи пива в остальной части города и управлять азартными играми, сосредоточенными на 22-й улице. Он вовсе не собирался заполнять Сисеро борделями (правда, Капоне открыл пару заведений, но только ради сохранения статуса). Вскоре Эдди Фогель стал известен как «партнер Капоне по азартным играм» и товарищ брата Клондайка О’Доннелла, Майлса. После решения вопроса с Сисеро внимание О’Доннеллов переключилось на Сауз-Сайд. Спайк постоянно нарушал договоренности, невзирая на потери. Около половины второго ночи 1 декабря 1923 года, в субботу, два грузовика О’Доннеллов, груженные семидесятью бочонками пива, выехали из пивоварни Джолиета, примерно в двадцати трех милях к северо-востоку от Чикаго по Сэг-Роуд. Первую машину вел Томас Моррис Кин по кличке Морри, рядом сидел напарник Уильям Коротышка Иган, во второй ехали Мартин Брандл и Джозеф Белис. Грузовики миновали деревню Лемон, проделав примерно треть пути, когда дорогу перегородили два седана, вынудив их прижаться к обочине. О случившемся рассказывал Коротышка Иган. Двое перехватчиков – Фрэнк МакЭрлайн и Уильям Ченнелл (освобожденный условно-досрочно, хотя и убил женщину во время ограбления) – вышвырнули Игана и Кина из грузовика. Остальные разбирались со второй машиной. В это время в свете фар мелькнул автомобиль – случайный свидетель Эдвард Трибель с семьей возвращались в Чикаго после пикника в честь Дня благодарения. Машина попала под шквальный огонь, но Трибель умчался дальше, целый и невредимый. МакЭрлайн и Ченнелл связали пленников и перетащили в седан. – Где ты собираешься отделаться от них? – спросил высокий и тощий Вилли Ченнелл у МакЭрлайна. – Позабочусь об этом через минуту, – рассмеялся в ответ МакЭрлайн, поправляя на коленях двуствольный дробовик. После направил оружие на Кина и, не говоря ни слова, выстрелил. Спокойно перезарядил ствол и сделал еще один выстрел, после чего обратился к Игану: – Думаю, теперь твой черед… – Было очень больно, – вспоминал позже Иган, получивший пулю в лицо, – я крутился, как мог, чтобы следующий выстрел не попал в то же место – следующая пуля ударила в ногу. Иган свалился на пол автомобиля. МакЭрлайн выстрелил в Кина и ударом ноги выпихнул его наружу. Следом полетел Иган и упал в полузамерзшую лужу в кювете. Невероятно, но Коротышка выжил, хотя половина лица практически отсутствовала. Придя в себя, он пополз на свет огней гольф-клуба Palos Park, сторож которого и поспешил Игану на помощь. В больнице, будучи в шоке, Иган рассказал, что выстрел сделал Ченнелл, но затем отказался от показаний. МакЭрлайна арестовали, продержали некоторое время под стражей, но позже отпустили, поскольку прокурор штата Кроу пришел к nolle prosequi[85] из-за отсутствия свидетелей. Водители второго грузовика, Брандл и Белис, также оказались в руках полиции. Брандл рассказал наспех придуманную историю, что перевозка пива проходила под контролем шести полицейских, подчиненных шерифу Питеру Хоффману. Хоффман пообещал разобраться. Большое жюри обвинило Дэнни МакФолла (пришлось оказать сильное давление на Кроу) в убийстве Джерри О’Коннера. Но у Макфолла нашли только револьвер калибра 38, а О’Коннор был убит из дробовика. Дело развалилось. Тогда Макфолла и МакЭрлайна обвинили в убийстве Мегана и Бухера, но за защиту взялся сам Дэрроу, и дело снова свелось к nolle prosequi. Хотя Спайк О’Доннелл продержался почти на год больше, чем рассчитывали Торрио и Капоне, банде пришлось отступить. Одержав победу на всех фронтах, Джон Торрио уехал с родителями в Италию. Он взял миллион долларов в виде ценных бумаг и кредитных писем, которые спешно разместил в европейских банках, чтобы обеспечить будущее на случай, если придется покинуть Чикаго. В Америку Торрио вернулся весной 1924 года, оставив мать в купленном поместье на берегу моря в Италии. Она стала самой богатой дамой в тех краях – у нее было пятнадцать слуг и шесть автомобилей. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь