– Но она попытается нейтрализовать нас прежде, чем мы сможем справиться с этим, я знаю. Сибелла пролистала страницы, остановив взгляд на бесчисленных дополнениях и условиях, деликатно переплетающихся с основным замыслом. – Это самое сложное заклинание, которое я когда-либо видела, – осторожно сказала она. – И ты хочешь разыграть его вживую перед целью, рискуя тем, что она высосет твою магию? – Чего я хочу, так это спрятаться с тобой в этом пабе и вместе творить дьявольски хитрые чары, пока не состаримся и не поседеем. Сибелла покраснела. Звезды, прошло так много времени с тех пор, как он заставлял ее краснеть. – Но да. Это лучший способ. – Ты уверен, что справишься с этим? Ты не спал. Ее пристальный взгляд скользнул по нему. – И ты переутомлен. Переутомлен – это еще мягко сказано. Олливан последние двенадцать часов направлял в их работу весь свой глубокий колодец страха и негодования, и теперь, когда они закончили, этим эмоциям больше некуда было деваться. Это заклинание было его единственным шансом на оправдание. Даже если бы он преуспел, перед ним стояла задача изобразить себя в достаточной степени героем, чтобы его предыдущие проступки – которые теперь включали в себя нападение на двух силовиков и побег из-под стражи – могли быть приравнены к пощечине их власти. Он жалел, что не был добрее к своей матери с тех пор, как вернулся; она могла бы стать ценным союзником или его злейшим врагом в принятии решения о том, какое наказание он получит в конце всего этого. Несколько недель назад мысль о унижении была предана анафеме. Теперь он удивлялся, как мог быть таким гордым. – Элли, если мне не дадут шанса выступить в свою защиту, – сказал он, – ты должна сделать все, что в твоих силах, чтобы помочь Кассии. Скажи любую ложь, какую только сможешь, чтобы изобразить ее невиновной во всем этом. Губы Сибеллы скептически скривились. – Я думала, что это все ее вина. Что изменилось? Что изменилось. Олливан разуверил свою сестру в том, что уважение их семьи стоит того, чтобы стремиться к нему. Но вместо того, чтобы чувствовать, что освободил ее, он сделал бессмысленным то, из-за чего она страдала. Взрослея, он редко думал о своей сестре, а когда вспоминал, то, как ее воспитывали, казалось ему чем-то, что делали и с ним; твердым доказательством того, что ожидания, которые возлагала на него его семья, не будут обременять ее. То, что Кассия была счастлива в Зоопарке, что опекуны ценили ее, было единственным доказательством, в котором он нуждался: ее жизнь была легка, в то время как его жизнь превратилась в ад. Но теперь он понимал, как она была приучена к долгу точно такими же механизмами, которые приучили его к бунту. Он никогда не винил себя за свои ценности и поэтому не мог винить Кассию за ее. Она бы не вошла так охотно в его жизнь, если бы ее жизнь была такой, как он себе представлял. Она искала выход, и побег, предложенный Олливаном, привел ее сюда, к самому большому беспорядку в их жизни. Олливан не мог изменить того, чему научилась Кассия, но мог избавить ее от всего остального, и тогда он увидит, как она прокладывает свой собственный путь независимо от того, что, по его мнению, ей нужно делать. Но это был не тот ответ, который он дал Сибелле. Эти чувства были слишком близки к признанию в проступке, к той версии себя, которую он не хотел, чтобы она видела. – Мне ничем не поможет ее падение, – сказал он. Было уже поздно; наверху туман, должно быть, начал переходить в более темные оттенки серого. – Нам пора. – Возможно, тебе стоит сначала отдохнуть, – сказала Сибелла. Олливан покачал головой. – У нас нет времени. – Если в нужный момент ты будешь не в форме, я не смогу произнести заклинание за тебя, – сказала Сибелла, но все равно встала, сжимая бумаги в руке. – Тебе и не придется этого делать, – сказал Олливан. Он стоял перед ней и видел отражение своей собственной усталости. – Или, скорее, у тебя не будет шанса. Если я не смогу провернуть это при первом удобном случае, у нас, вероятно, не хватит времени. – О, – сказала Сибелла со спокойной усмешкой. – Интересно, как далеко она продвинулась в убийстве людей. Убийство людей. Эта мысль привела измученные эмоции Олливана в тошнотворное неистовство; какая-то жгучая боль, такая сильная, что он не мог ни посмотреть на нее, ни даже объяснить. Ему потребовалось мгновение, чтобы придумать беззаботный ответ. – Я надеюсь, что это хотя бы случится быстро. А потом Сибелла поцеловала его. Это было быстро, слишком быстро, так что он скорее прочувствовал последствия, чем поцелуй; отсутствие ее губ, а не их присутствие. Она приблизила свое лицо к его лицу, но не поцеловала снова, и Олливан слишком боялся, что она отстранится, если он попытается. – Просто на случай, если это случится слишком быстро, – тихо сказала она, а затем контакт между ними прервался. Она выпрямилась и расправила плечи. – Давай пойдем и со всем разберемся. Они переместились чуть южнее парка. Если бы что-то пошло не так – если бы Кассию или Вирджила нашли и вытянули из них подробности встречи, у Олливана и Сибеллы мог бы быть шанс обнаружить любого скрывающегося ополченца и сбежать. Но улицы Кенсингтона были пустынны. Они останавливались через каждые несколько шагов и прислушивались на каждом углу, но ни один звук не выдавал присутствия другой души там, в тумане. Олливан до сих пор не понимал, насколько непроницаемым и неподвижным он был, как жутко было чувствовать себя пойманным в этой мгле. Он не чувствовал ни капли магии, и все же, каким-то образом, невозможные цвета танцевали в уголке его зрения, только чтобы раствориться, стоило только посмотреть на них. Тени проходили мимо, но затем их уносило прочь, словно несуществующим ветерком. Туман пах сладко и землисто. Это напомнило ему гниющие лепестки роз. До наступления сумерек оставалось еще несколько мгновений, и они с Сибеллой достигли ворот в юго-западном углу Гайд-парка, оказавшись менее чем в ста ярдах от статуи Друзеллы и места их встречи. Они стояли немного поодаль от ворот, не отрывая глаз от тумана и чутко прислушиваясь ко всему вокруг. Неужели на улицах не было инфорсеров, которые искали бы его? Неужели не было никого, кто прошел бы мимо мягкими шагами, заставив его затаить дыхание и испугаться своего разоблачения? Приближался закат, а его сестра все не приходила. Звон разбитого стекла заставил их обоих подпрыгнуть и развернуться. Олливан схватил Сибеллу и прижал их обоих спиной к забору парка, и они увидели, что в нескольких шагах от них через улицу черный силуэт мужчины выполз из разбитой витрины магазина. С охапками краденого товара он побежал вниз по улице, его шаги заглушал шум металлической вазы или тарелки, которую вор оставил вращаться на булыжниках. Олливан сжимал кортик – их сосуд для нового заклинания, но сейчас передал его Сибелле и подошел к магазину. Ему понадобятся свободные руки, если придется защищаться. Но внутри никого не было. Кастрюли и кувшины, свисающие с потолка, зловеще закачались после взлома, но ни одно из заклинаний, на которые полагались владельцы магазинов, не сработало. Со стен не было сброшено ни веревок, ни цепей, чтобы схватить нарушителя; никакие заколдованные колокольчики не звонили непрерывно и неестественно громко. Обереги, укреплявшие стекла и дверные проемы, обычно излучали слабое розовое свечение, но сейчас магазин был погружен в темноту. Чуть дальше располагалось ателье. При ближайшем рассмотрении оказалось, что кто-то совершил налет и на эту лавку. Вход был взломан, рама разлетелась в клочья, а с двери свисал замок. Когда Олливан толкнул ее, она открылась с металлическим скрипом. Здесь тоже не было магии, что означало только одно. Вайолет продолжала набирать силу. И она опустошила Лондон, как и планировалось. Сибелла издала звук «псс», чтобы привлечь его внимание, и Олливан развернулся, держа наготове магию на кончиках пальцев. Сибелла покачала головой и указала на парк. Единственный огонек пробивался сквозь туман с того места, где стояла статуя. Он подпрыгивал, когда его поворачивали в одну сторону, а затем в другую. Их искали. – Пойдем, – пробормотал Олливан, беря ее за руку, когда они вышли через ворота на открытое пространство парка. Каждый шаг был подобен миле, Олливан вглядывался и вслушивался в туман глазами и ушами. Каждая скамейка и дерево казались его измученным нервам фигурой, но одинокая лампа по-прежнему звала их из-под статуи, и никто не вышел из тумана. – Если мы разделимся… – прошептала Сибелла. Она не закончила свое предложение, но он знал, что побудило ее начать его. Это было то же самое иррациональное предчувствие, которое замедлило его шаги. – Все в порядке, – сказал он как себе, так и ей. Теперь они были в десяти шагах от Кассии. Вирджила не было. Неужели он еще не нашел Льва или они просто опаздывают? Он не мог думать о том, что со Львом что-то произошло, только не сейчас; он должен был оставаться сосредоточенным на плане. Три шага. – Олливан! – проревел далекий голос. Вирджил. Его нигде не было видно. – Это ловушка! Беги! Кассия повернулась, и Сибелла ахнула. Свет лампы освещал не его сестру, а Элоди, советницу Джупитуса. Ее хищные черты искривились в усмешке. Сибелла вырвала свою руку из его – чародей не мог перемещаться, прикасаясь к другому, – и попыталась что-то прошептать, но какой-то новый, особый страх приковал его к месту. Сибелла исчезла; она думала, что он последует за ней. Но Олливан не мог. Он повернулся к Элоди. – Где моя сестра? – зарычал он. Маленькая ручка сомкнулась вокруг его запястья, он дернулся и повернулся. Кассия. Его сестра была прямо рядом с ним. – Что это? Кассия улыбнулась, но это была не та улыбка, которую Олливан знал, и в этот момент он все понял. – Ловушка для злодея. Он втянул воздух, когда копье кольца Кассии проткнуло плоть, все еще не зажившую от предыдущей раны. – Ты… предала меня, – процедил он сквозь зубы, слыша свой собственный голос как будто издалека. Это не могло повториться. Это не могло… – Нет, Олливан. Из тумана донесся голос, низкий и скрипучий. Олливан резко развернулся, и в ответ рука Кассии крепче сжала его запястье. Пока он мешкал, на площади со всех сторон вокруг них материализовались фигуры. Они двинулись вперед, инфорсеры выставили руки перед собой, магия потрескивала на кончиках их пальцев. И во главе их – его трость отбивала марш смерти, когда туман, казалось, рассеивался вокруг него, – стоял верховный чародей. – Это ты предал нас всех, – закончил он. Его рот был сжат в жесткую линию, но огонь в глазах горел удовлетворением. Вторая рука схватила Олливана за другую руку и дернула ее за спину, а затем он оказался в цепях. Железное веретено на пальце его сестры так и осталось в его плоти. Он встретился с ней взглядом, когда его вели в экипаж. Олливан видел их дедушку в этих глазах: свирепых, торжествующих и полных отвращения. – Я должен был догадаться, – сказал он. – Да, – сказала Кассия и отвернулась к окну, когда экипаж тронулся с места. – Ты должен был это сделать. Глава 38