Это звучало жалко – пощечина за то, что она сотворила с городом, – но если Вайолет делала все это для нее, возможно, Кассия могла бы воззвать к этим чувствам. Но Вайолет была непоколебима. – Друзья делятся. Мне нравится это тело. Это прекрасно. – А Олливан? Нужно ли ему было думать, что это я его предала. Ее зеленые глаза вспыхнули – уже не стеклянные, а настоящие и живые, как у Кассии. – Ему нужно было узнать твою силу. Он был всего лишь первым. – Почему бы просто не убить его? – Кассия, – сказала она с предостережением. – Я не желаю никого убивать или даже причинять им боль. На самом деле я нахожу весьма прискорбным, что моя магия оказывает такое действие на тех, у кого я ее забираю. – Тогда почему… Рука Вайолет метнулась вперед и схватила свободную руку Кассии. Кассия ахнула, пламя в ее пальцах погасло, когда она потеряла концентрацию. – Вот как мы воспринимаем мир, – сказала Вайолет. – Ты знаешь, что страх – это сила, но, как только она у нас появится, мы сможем ее использовать по своему усмотрению. Все не обязательно должно быть так. Все может быть намного лучше. Она сделала еще одно движение рукой, и крики, пламя, бойня за мостом усилилась. – Я могу сделать все, Кассия. Мы можем сделать все что угодно. Эти ссорящиеся, полные ненависти люди в этом наполненном ненавистью месте. Теперь я видела все это, этот город. И я намного больше, чем они. И ты… Она крепче сжала руку Кассии. – Ты не их инструмент. Они хотят, чтобы ты оставалась в клетке, которую для тебя построили, но со мной ты можешь показать их ошибку. Мы с тобой могли бы превратить этот город в рай, как не смогли бы все высшие чародеи, альфы и мелкие, ничтожные правители. Ты будешь тем ребенком, которого уважает мать. Ты будешь самым могущественным человеком в этом несчастном городе. Она ухмыльнулась своей кукольной пастью. – И ты полюбишь меня. Кассия покачнулась на ногах, ее сердце затрепетало. Ее онемевшие пальцы обхватили пальцы Вайолет. – Ты можешь что-нибудь сделать? – прошептала она. – Что угодно. – Например, избавиться от тумана? И этой тьмы? Вайолет неестественно притихла. Казалось, она не дышала, несмотря на то что пребывала в человеческой форме. – Покажи мне, – сказала Кассия. – Если ты можешь сделать что-то хорошее, то я хочу посмотреть, как это будет. Если ты хочешь, чтобы я доверяла тебе, тогда докажи. Ее глаза вспыхнули – магией или предвкушением, Кассия не была уверена. Но Вайолет кивнула и, отпустив руку Кассии, медленно развела руками. Свет расколол тьму; солнечные лучи пробивались сквозь туман и расширялись, пока между полосами тени не появилось чистое небо. Оно было золотым, наливаясь розовым на востоке, – восход солнца. Еще один эффект неестественной магии Вайолет или это было время рассвета? Кассия потеряла след, но это не имело значения. Она заморгала от света и посмотрела на берег. Над баррикадой, дрожа, появились лица силовиков; на другом берегу силы метаморфов тоже перевели дух. И за ними волна тумана, которую Вайолет навлекла, отступила по ее команде. Дыхание Кассии прервалось в порыве благоговейного облегчения, но она внезапно оказалась на виду, а заклинание на бумаге из орехового дерева было спрятано у нее за поясом напоказ. Ее рука застенчиво потянулась к нему. Вайолет бросила на него многозначительный взгляд. – Я слышала весь план твоего брата. Тебе никогда не удалось бы меня одурачить. Кассия встретилась с ней взглядом, достала бумагу из орехового дерева и помахала ею, держа двумя пальцами. Вайолет была спокойна. Кассия никогда не представляла для нее угрозы. Но Вайолет тоже не ставила перед ней такой задачи. Она твердо верила, что они вдвоем смогут работать вместе; что сама причина ее существования заключалась в том, чтобы помогать Кассии расти. В конце концов, когда-то она была просто заколдованной куклой. Итак, Кассия протянула руку над сверкающим водным простором внизу и выпустила страницы, чтобы их унесло течением. Глава 43 Олливан нашел человека с телегой и с весьма распространенным в последние дни намерением уехать из Лондона заплатил тому почти все, что имел, за привилегию спрятаться среди вещей этого человека. Он сядет на лодку в Вессолке и направится на восток, как и планировал ранее. Но в то время как Олливан-беглец жаждал увидеть, как границы города исчезают за его спиной, Олливан-чародей боролся с желанием рискнуть остаться на улицах и стать свидетелем разворачивающегося… Он не мог описать увиденное. Туман приобрел радужный оттенок заката. Женщина, пробегавшая мимо, спонтанно превращалась в рой стрекоз и обратно, прежде чем упасть в обморок от шока или чего-то похуже. Земля осыпалась под колесами тележки, и Олливан побаивался, что снизу брызнет кровь, прежде чем она снова затвердеет, превращаясь в обычную дорогу. В те дни, когда готовил наркотики, он тщательно следил за безопасностью. Он проверял все, что производил – шведский стол из веществ, изменяющих сознание, – и все же он не испытывал ничего столь галлюциногенного, как это. У него имелись свои теории. Идеи о том, к чему может привести взаимодействие различных магий. Так мало было известно о гипотетической науке переноса – использовании магии других людей и владении ею, – и все исследования касались вопроса «как», а не «что». Сила метаморфа, зараженная магией чародея, могла бы превратить женщину, например, в несколько сотен стрекоз. Магия телепатов, которая «вырывалась» в атмосферу, могла бы объяснить шепот отдаленных голосов, доносящихся со всех сторон. Но объедините это с силой мастеров душ и силой призраков и направьте ее через сосуд, который никогда не был предназначен для использования какой-либо магии… казалось, что Гайсман стал чем-то, чего ткань реальности просто не могла выдержать. Это того не стоило, сказал он себе, закрыв глаза от соблазна посмотреть на вертикальное пианино, плывшее по улице и меняющее форму; в одну секунду оно было сделано из чистого золота, в следующую – изо льда, а затем из личинок, питающихся гниющими фруктами. В сумке, которую он собрал, покидая Покои, у него была записная книжка; как только он благополучно пересечет Канал, сделает несколько заметок о новой версии заклинания, которое позволит ему провести некоторые эксперименты. Эксперименты, которые, как он надеется, так же приведут к появлению стрекоз или меняющего форму пианино, но уже без разрушения города. Он жалел, что оставляет Сибеллу позади. Он не имел права голоса в этом вопросе, и выражение ее лица, когда Кассия сказала то, что она сказала, не допускало сомнений; она не уедет с ним ни сейчас, ни потом. Но она была умна и находчива. Ее родители тоже были такими. Они всегда могли выбраться из неприятностей. Что касается его сестры. Монстр. Значит, в нем оставалось что-то, что могло испытать чувство разочарования. Джаспер, затем Джупитус; бесхребетная апатия его матери и пустые признания Сибеллы, и все равно его еще можно было удивить самым жестоким образом. И еще раз, он должен был знать. Кассия едва согласилась остановить Гайсмана вместе с ним и злилась на каждом шагу. Монстр. Его гордость яростно взревела от этого обвинения, но на сердце было тяжело и невыносимо. Впервые в своей жизни они с Кассией делали что-то вместе. В детстве ему не было до нее дела, но вдруг выяснилось, что на самом деле она не была избалованной, не была пустышкой, и его наполнило чувство одиночества. Монстр, которым она тебя считает. То, что она посмотрела на Джупитуса, посмотрела на него и решила, что из них двоих именно Олливан – монстр, стало для него проклятием. Бессмыслица. А Олливан ненавидел бессмыслицу. Он хотел вписать Кассию в свой блокнот, добавить ее в список проблем, которые нужно решить, выяснить, где была допущена ошибка. Однако одно Олливан знал точно: любая связь, которая, как он думал, крепла между ними, была лишь у него в голове. Телега подпрыгнула на яме, и Олливан поморщился – его укачало. Он попытался сфокусировать взгляд вдалеке – на юге, в направлении реки, – но удушливый туман был таким густым, что он мог видеть только ограду парка, которая тянулась параллельно улице. А затем порыв теплого воздуха пронесся мимо его лица, а вместе с ним исчез туман. – Земля и звезды, что теперь? – спросил его спутник, когда лошадь вздрогнула; он пробормотал ей что-то успокаивающее и щелкнул поводьями, чтобы ускорить их шаг. Туман рассеивался, но небо было розово-оранжевого оттенка. Рассвет. Всего несколько мгновений назад была глубокая ночь. Олливан поднялся на колени. Ветер, который принес туман, дул со стороны площади Друзеллы во всех направлениях, так что, пока он наблюдал, воздух очищался по все расширяющемуся кругу, пока туман полностью не покинул город. Раздались радостные возгласы; криков стало больше еще и потому, что перед людьми предстали масштабы хаоса. Они все еще были в Харте, но парк пересекал отряд дружинников-оракулов; теперь, когда туман рассеялся, они бежали, вооруженные для битвы. Звук выстрелов позади него, на севере, сопровождаемый размытыми, быстро проносящимися мимо телами, объявил, что ополчение призраков также находится на территории чародеев. Столбы дыма украшали рассветное небо; звон бьющегося стекла, крики и то, что могло быть взрывами, отдавались эхом и вблизи, и вдалеке. Это был Лондон с его хрупким миром, разлетевшимся в клочья, каждый сам за себя. Они были слабы, но, по крайней мере, их враги тоже ослабли. Похоже, от Гайсмана пострадало ополчение каждой фракции. Единственное слово, которое было у Олливана для происходящего, – хаос, а хаос был именно тем, чего он хотел. Как и положено проклятому звездами везению, его личного врага больше не было здесь, чтобы взять вину на себя. Его спутник резко натянул поводья, и Олливана отбросило вперед – повозка остановилась. Тот факт, что он никогда не был в портовом городе, вкупе с расстоянием, делали транспортировку рискованной, но, потирая новую шишку на голове, он потихоньку передумывал. – Ты будешь так ехать всю дорогу до Вессолка? – спросил он, забираясь обратно. Но возница уже слез со своего места и исчез перед лошадью. Заинтригованный, Олливан перепрыгнул через борт повозки и последовал за ним. На дороге лежал мальчик. Его широко раскрытые карие глаза смотрели на них, но ничего не видели. Ему было около шести лет, и хотя он двигался, но был без сознания. Его маленькое тело дернулось, как у человека, падающего во сне, болезненный вид, подергивания всего тела. Один локоть был рассечен там, где он несколько раз ударял им о землю. Владелец тележки попятился, но Олливан оттолкнул его в сторону и опустился на колени рядом с мальчиком, слегка обхватив его голову руками. Кровь хлынула у него из носа и теперь просачивалась между пальцами Олливана. – Я здесь, я здесь, – бормотал он снова и снова. – Ты в порядке. Это была ложь, но, когда Олливан держал его, ждал и молился, чтобы приступ прошел, ему нужно было в это поверить. Ибо это было то, что описала Кассия, – все усиливающееся воздействие магии Вайолет. Он был так уверен, что возвращение магии людям вернет им здоровье, но впервые засомневался в этом. Если болезнь была вызвана самим актом лишения их силы – травматическим повреждением, а не симптомом, – значит, ущерб уже был нанесен? Что, если это было не так, а Гайсмана так и не остановят? Его мысли вернулись к страницам из бумаги орехового дерева в кармане Сибеллы. Делилась ли она ими с кем-нибудь? Удалось ли Джупитусу найти решение, не поставив Олливана на колени? Нет. Сибелла была бы наказана как соучастница очередной проделки Олливана. Она ожидала бы такого исхода и никогда бы не пошла к Джупитусу сама, даже если бы нашла в себе силы пройти мимо верховного чародея после того, как узнала, что он угрожал ее убить. И она не стала бы пробовать заклинание сама. Но Олливан мог бы положить этому конец. Самым ужасным было то, что это почти наверняка приведет к его аресту, но, возможно, в итоге он окажется в выигрышном положении. Возможно, это мог бы быть один из его актов неповиновения. Джупитус пытался изобразить его злодеем. Джаспер помог. Они навязали ему необходимость мести, и он принял ее с жаром. Он думал, что капитуляция сыграла им на руку, но именно ненависть привела его сюда. И теперь город горел. Именно так, как он и планировал. Олливан поднял мальчика и перенес его в заднюю часть тележки, переложив вещи мужчины, и положил свою сумку под голову мальчика в качестве подушки. – Найдите больницу, – сказал Олливан, – и отвезите его туда. – Но… – У тебя все мои деньги, – он вытащил из карманов все, что у него было, и вложил в руки мужчины, – и я могу достать тебе больше. Просто сделай это. – Я не буду рисковать своей жизнью, чтобы…