Олливан взял его за плечи. – Твоя жизнь будет прекрасной. Я положу этому конец. Потому что Олливан не был монстром. Но совершил чудовищный поступок. В его сознании начала формироваться последняя отчаянная попытка обрести свободу. Не теряя ни секунды, он собрал остатки своей энергии, сосредоточил свой разум на пункте назначения и перенесся навстречу своей судьбе. Глава 44 Кассия перегнулась через балюстраду и смотрела, как бурлящие воды Темзы поглощают чары Олливана и Сибеллы. Секунду ничего не происходило. Она могла чувствовать восторг Вайолет, исходящий от нее в виде волн шипящей магии. Потому что Кассия не дала ей повода сомневаться. Она выпустила ее на волю в город. Она бросила заклинание в Темзу. И она велела своим друзьям следить за ними. Голова Вайолет дернулась в сторону берега позади Кассии за долю секунды до того, как на мост обрушился шквал заклинаний. Они не были нацелены на Вайолет, потому что ее магия только выпила бы их. Она могла бы выпить и эти, если бы захотела, но это потребовало бы ее внимания. Это дало бы Кассии время действовать. С северного берега до них долетели потрескивающие молнии и языки пламени, сверкающие вспышки яркого света. Кассия прищурилась, всматриваясь. Среди камденских волков за баррикадой притаились чародеи. Преемники. Они пришли за ней. Лев и Вирджил должны были быть там, Сибелла – на юге. Сейчас был ее момент. Заклинание, которое она бросила в реку, принадлежало Олливану и Сибелле. То, которое она достала из кармана и подожгла, было ее собственным, написанным на бумаге из орехового дерева, взятой из кладовой в Палатах. Оно было основано на оригинале, с одним существенным и сопряженным с риском отличием, связанным с тем, чего ожидала Вайолет. В решающий момент, когда на нее давила судьба города, Кассия, не теряя присутствие духа, направила слова на бумаге из орехового дерева в одно четкое намерение: пить. Бумага скрутилась и почернела. Голова Вайолет резко повернулась, глаза метались между заклинанием и взглядом Кассии. Она была в панике, как и планировала Кассия. Но она не действовала. Пить это заклинание было бы безумием. Первое заклинание было разработано так, чтобы причинить ей боль только после того, как она его впитает, – наверняка это было то же самое, не так ли? Когда чары начали действовать, потрескивая, посыпались искры. Как и первоначальное заклинание, это было еще одним приятным отвлекающим маневром и сигналом о чем-то неизвестном, призванным усилить защиту Вайолет и сделать ее осторожной. Это сработало – Вайолет сделала несколько шагов назад, подняв руки и приготовившись действовать. Тем временем Гайсман Кассии вошел в предназначенный сосуд. Он вошел в нее. Все началось с потепления по всей ее коже. Она не могла видеть, как заклинание проникает в нее, но ощущения было достаточно, чтобы почувствовать, что происходит; красное и клубящееся, оно проникало в нее, как будто она была сделана из воздуха. И чувство неправильности, сопротивление, которое исходило не от ее магии, а от самого ее существа. Она ожидала этого, приготовилась к этому, крепко зажмурив глаза и сосредоточившись на намерении, а не на наполняющем ее чувстве неправильности. Если все шло по плану, ей не нужно было долго удерживать заклинание в себе, поэтому она держалась твердо и мурлыкала заверения своей магии. Этого было недостаточно. Заклинание не просто оказалось для нее слишком сильным, оно начало распадаться. Ее магия сжала крепче, но его корни вырвались на свободу. Оно поняло намерение – заклинание было правильным, сказала ее сила, – но она была недостаточно сильна, чтобы использовать его. Гайсман умирал внутри ее, не найдя цели. На ее плечо опустилась тяжесть. Глаза Кассии распахнулись, ожидая увидеть рядом с собой Вайолет. Но Вайолет была на некотором расстоянии от моста, пятясь от электрических огней заклинания Кассии, ее глаза метались во все стороны в ожидании неожиданностей. Какое-то заклинание окутало Кассию – чары? Тяжесть придавила – нет, сдавила, – и она оглянулась через плечо. Олливан. Он окутал их чарами, которые, должно быть, использовал, чтобы проникнуть на мост, отвлекая преемников и добавляя еще один уровень защиты. Его глаза встретились с ее, и его рука снова сжалась, сообщая что-то, и тогда Кассия поняла. У нее не было такой силы. Но Олливан мог бы дать ей свою. Она и так многим рисковала, но ее тщательно спланированное заклинание рушилось внутри ее, и все бы оказалось напрасно. Поэтому она кивнула в знак согласия. Ее брат кивнул в ответ, всего один раз, а затем все вокруг побелело. Она была непобедима. Сила, пронизывающая ее, не была похожа ни на что, что она когда-либо знала. Сразу же ее магия переключилась на заклинание, на естественное понимание намерения. Гайсман обрел форму, внутри ее открылся колодец. Ее магия гудела. Чего еще ты хочешь? Известности? Бессмертия? Сила, имевшаяся в ее распоряжении, могла сделать все что угодно, и мир открывался перед ней и предлагал себя. Нет, ответила Кассия. Потому что у колодца не было дна, у стенок не было сцепления, и все вокруг нее опрокидывалось в него, притянутое силой того, что она сделала. Прошла всего секунда. Олливан отпустил ее, но Гайсман этого не сделал. Ее магия взяла у него то, что ей было нужно, и заклинание проявилось. Там, где за несколько мгновений до этого вызов был искрой, теперь она пыталась подавить ад. Магия в неизвестных и гротескных формах пыталась проникнуть в нее – телепат, мастер душ, метаморф; заклинания и чары, которые не были ее собственными, которые на вкус были чужими и ядовитыми – и снова ее существо восстало. Это было неправильно. Это было мучительно. И все же наряду со всем ее страхом, ужасом и болью это был экстаз. Сила, о которой она никогда не должна была знать, теперь принадлежала ей. Она не могла контролировать это – магия телепата превратилась в бессмысленные звуки и кошмарные образы, превращение в метаморфа плавило ее кости и скручивало плоть – но на короткое время она могла прикоснуться ко всему этому. Она могла быть такой, какой никто до нее никогда не был. Если скудный всплеск силы Олливана сделал ее непобедимой, то теперь она стала богом. Умирающим, но богом. Она открыла глаза и обнаружила, что стоит на четвереньках, а вокруг нее вихрем бушует магия. Что-то подсказывало ей, что это должно было случиться. Выпей все это, сказал другой голос. Но она не могла. Она ничего не могла контролировать. Она могла только быстро приближаться к своему собственному концу. Надеясь, что это случится не раньше, чем будет сделано то, чего она пыталась достичь. На ней снова была рука, на этот раз сжимающая ее руку. Она отстранилась. Нет, она подумала о том, чтобы отстраниться, и ее магия сделала остальное, отбросив руку от себя. Его владелец что-то закричал. Ее имя. Взгляд Кассии встретился с парой глаз, которые она узнала, серо-стальных и диких. Это был ее брат, стоявший на коленях рядом с ней на мосту. Он снова взял ее за руку и на этот раз положил себе на плечо. Он хотел, чтобы она что-нибудь сделала, но все остальные слова утонули в молниеносном всплеске магии в вызванной ею буре. По крайней мере, это было хорошо. Она сделала это, чтобы вызвать замешательство, не так ли? Прекрасная агония приближалась к крещендо, и Кассия не хотела, чтобы это прекращалось, но она также не хотела умирать, и чувствовала, как звезды манят ее в небытие. Если бы она могла как-то умерить всю эту силу… Украденная магия продолжала вливаться в бездонный колодец, который она открыла, но ее собственная сила все еще была там и теперь убаюкивала ее, указывая, что делать; уговаривала отказаться от контроля и позволить ей делать все, на что способна. Поэтому Кассия отпустила контроль, доверившись своей магии, поскольку она забрала часть разрушающей ее силы, – и влила ее прямо в Олливана. Его глаза расширились. Его рот застыл в беззвучном крике. В ясности, которую это дало ей, Кассия попыталась отстраниться, но он прижал ее руку к своему плечу тисками, и ее магия нашептывала заверения сквозь какофонию в ее голове. Она хотела избавиться от навязчивой силы, которую приветствовала, и перекачивала ее в брата, пока он не осел, дрожа, на землю. Как и любая боль, она была бесконечной, и все же прошло всего несколько мгновений с тех пор, как Кассия завершила свое заклинание. За несколько мгновений до того, как водопад силы, обрушивающийся на нее и проходящий через нее, прекратился, и тяжесть магии, которую она не могла перестать пить, начала ослабевать. Сначала она испугалась, что направила все это на Олливана, но он тоже поднял голову, и в его глазах вновь вспыхнула дикость. А потом буря вокруг них тоже стала отступать, и когда Кассия пришла в себя, то вспомнила, почему сделала себя сосудом для Гайсмана. Риски, которые она просчитала, роль, которую она сыграла. Потому что Вайолет знала план Олливана. Не было ничего, что они могли бы заставить ее усвоить, после того как он непреднамеренно выложил ей все. Но столкнувшись с опасностью, которую она не до конца понимала, Кассия оставила ей один выбор: вместо этого осушить заклинателя. По мере того как магия Кассии ослабевала, то же самое происходило с циклоном тумана и мигающих огней вокруг нее, и сквозь него появлялись ее собственное лицо и тело, изящная рука, протянутая к ним, ее голова слегка наклонена набок, как будто она слушала. На ее лице не отразилось ни капли подавляющей силы заклинания, которое она использовала. Она была создана для этого, в отличие от человека – чародея. Но у Вайолет появился хмурый взгляд, как будто музыка стала диссонирующей. Ее рука упала на бок. – О. Глаза Вайолет засветились золотом, и Кассия напряглась, придвигаясь ближе к Олливану, когда он сделал то же самое. Они присели на корточки у балюстрады, прижимаясь друг к другу в поисках любого безопасного или комфортного уголка, который они могли там найти, поскольку золотое сияние усиливалось, пока Кассия не оказалась вынуждена прикрыть глаза. Взрывная волна подбросила ее в воздух – и затем удержала там. Украденная сила Вайолет вырвалась из нее и образовала пузырь, заключив мост и тех, кто на нем, в чистую магию. Кассия парила где-то в царстве между эфиром и реальностью, ее тело было поглощено окружающим миром, ибо все было волшебным. Она осознавала все, хотя у нее не было глаз, чтобы видеть, рук, чтобы чувствовать, и разума, чтобы объяснить ей это. Та маленькая форма, которая у нее была, быстро менялась. Она была газом. Она была бумажной. У нее были перья. И она могла чувствовать другой разум, тот, чьи частицы соприкасались с ее разумом и чьи мысли приходили к ней, как слова, прошептанные под одеялом глубокой ночью, когда им было шесть и четыре. Ты вернулся. Да. По глупости я думал, что я тебе нужен, – сказал Олливан. Но ты и правда был нужен. Это так? Ты даже не использовала мое заклинание. Но я использовала твою магию. Заклинание умирало без тебя. Его ответ не был выражен словами, но Кассия почувствовала, как он надулся, будто прихорашивающийся кот. Кассия? Да? Это заклинание. Ты не сказала ему, что должно случиться с магией, которую оно высвободило, не так ли? Ах. У меня было слишком мало времени. Это плохо, да? Трудно сказать. Эта ситуация с пузырем совсем не похожа на то, что я ожидал. Из любопытства, ты чувствуешь свои конечности? Кассия пошарила в эфире. Вроде того, если я сконцентрируюсь на них. Но они не чувствуют себя частью меня. Сейчас мне тоже так кажется. Я думаю, Вселенная пытается перестроиться, чтобы приспособиться к магии, прежде чем выпустить ее на свободу. Значит, в конце концов это прекратится? Я надеюсь, что это так. Когда? Я полагаю, нам придется подождать и посмотреть. Ты в порядке? О, я почти уверена, что смертельно ранена. Не будь такой драматичной. Ты в порядке. Ты обязана быть в порядке. Это почему? Потому что, когда этот пузырь лопнет и у меня снова будут ноги, я отправлюсь вместе с одним контрабандистом на континент. Дельфина?